Аномалия Камлаева - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Самсонов cтр.№ 113

Он налил себе кофе и с дымящейся чашкой в руке, с сигаретой в зубах вернулся в кабинет, стены которого были обиты звукопоглощающей губкой, уселся за стол, открыл толстенную монографию одного шотландского фанатика, посвященную григорианскому хоралу, и углубился — насколько мог — в откровенно отупляющее чтение. «Действительно архаический параллельный органум может рассматриваться как апофеоз пригнанности, ибо здесь речь идет не только о полной пригнанности друг к другу двух голосов, отстоящих друг от друга на изначально заданный, не меняющийся интервал, проводящих одну и ту же мелодию и подчиняющихся строгому соотношению „точка против точки“, но и полной пригнанности модели и ее воспроизведения, ибо органум практически полностью содержит воспроизводимую модель в себе, что позволяет говорить о пригнанности… тьфу ты!.. микрокосма к макрокосму…» Нет, сил его больше нет, зачем так многословно о совершенно понятных вещах… Тут вдруг опять заиграл телефон, но на этот раз камлаевский мобильник заревел, поскольку у Камлаева «на входящие» из телефонной книжки был установлен «трубный глас» осла, а на чужие, «неизвестные» звонки — свиное хрюканье.

— Здравствуй, Матвей, это Наташа.

У Камлаева дыхание перехватило и кровь застучала в висках.

— Ах, вот ты где, а я тебе звоню, звоню… Слушай, как там Нина, ты встречалась с ней?

— Видишь ли, Матвей, я сама решила тебе позвонить, на свой страх и риск. Да, Нина сейчас живет у меня… Почему? Да вообще-то она не желала с тобой разговаривать. Похоже, я все-таки должна тебе это сказать — она у тебя беременна.

— То есть как это? — Он к чему угодно был готов, к тому, что Нина подает на развод, выходит замуж за Усицкого, уезжает на острова Огненной Земли, при жизни причисляется к лику святых, ложится на операцию по перемене пола…

— Ну, как, как? Вот так. Пять недель уже. Ребенок, Матвей, ребенок. Да какой-какой? — твой, не от святого духа же. Вот так вот, судьба подарила, значит, кто-то за вас крепко просил, только что это такое между вами случилось? Конечно, это не мое дело — влезать…

— Да как она, скажи мне, что с ней?

— Успокойся, успокойся, все нормально.

Он уже не вполне слышал себя, и мысли его текли параллельно разговору с Наташкой. Да как же, как же это? То, чего не может быть, в чем им два года назад окончательно отказали, то, в чем Нина была оскорбительно, бессовестно обделена, теперь было подарено ей, по справедливости возвращено? Пять недель, ну как раз, когда он уже спал с двумя женщинами, скотина… Выходит, что есть справедливость на свете.

— Да что же вы мне ничего не сказали? Как так можно вообще?

— А как так можно себя с ней вести, скажи мне, пожалуйста?

Ах, какая она сильная, пересилила все, в одиночку, сама — и врачебный приговор, и саму природу. Значит, нет ничего трудного для Господа. И сказал Бог Аврааму: Я ее благословлю, и дам тебе от нее сына. И пал Авраам, рассмеявшись: неужели от столетнего будет сын? И Сарра, девяностолетняя, неужели родит?.. И призрел Господь на Сарру, как сказал; и сделал Он Сарре, как говорил. Ну и что, ты теперь к ней полетишь обрадованный, с распростертыми объятиями, с цветами, мать твою? Не имеешь ведь на это чудо никакого права.

— Но не время сейчас об этом, — продолжала тараторить по обычной своей привычке Наташа. — Видишь ли, в чем дело, Матвей. Мне кажется, что с ней не все в порядке. Да не знаю я — в том и дело. Она мне ничего не говорит. Сейчас она уже в больницу легла — так рано, если все в порядке, в больницу никто не ложится, я по опыту знаю. Да и по ней я вижу, что все не слава богу. Пыталась расспросить — отмалчивается. Говорю: «Ну скажи хоть мне» — молчит. Не знаю, Матвей, не знаю. Ты сам подумай, когда женщина так долго не может забеременеть, наверное, могут возникнуть какие-то осложнения. Да, конечно, ты к ней поедь, я тебе сейчас все расскажу, где она да что…

Он сразу понял, что она сейчас в институте у Коновалова, и хоть немного, но успокоился, настолько прочным было доверие к знаменитому профессору и медицинскому центру, который тот возглавлял. И потому лишь черкнул ручкой по бумаге, ничего записывать не стал и, на ходу натягивая пальто, прижимая плечом трубку к уху, ничего не слыша, вылетел в прихожую. И вот уже давил на кнопку звонка, беспокоил соседа по лестничной клетке, ленкомовского актера. Тот вышел, закутанный в простыню, поглядел осоловело.

— Дай машину, — попросил Камлаев. — Жена в больнице.

Актер, не говоря ни слова, скрылся в глубине прихожей, вынес ключи…

…Темно-синий «Ниссан» сорвался с места в карьер и, распугивая голубей, нырнул под арку… Взлетая правыми колесами на тротуарные бордюры, несясь по осевой, выскакивая на встречную, Камлаев гнал тяжелый джип вперед; утопив педаль газа до упора в пол, обходил бесконечный, растянувшийся поток машин, успевал проскочить на зеленый. «Когда женщина так долго не может забеременеть, то могут возникнуть какие-то осложнения…» — Наташины слова засели у него в мозгу, и, кроме этих слов, кроме данности, заключенной в них, для него ничего уже не существовало: не было той начальной оглушенности, потрясенности чудом, весть о котором принесла Наташа, не было ни радости, ни бешеного торжества, ни признательности Нине и той силе, что вдохнула жизнь в Нинин живот. Только страх, только стиснувшая сердце смертная тоска и непрерывная мысль о том, что чья-то жизнь подвешена на волоске.

Он все делал автоматически, выворачивал руль, протирался в первый ряд, перестраивался, подрезал, сигналил, ненавидел себя за бездействие, за то, что целый месяц сладострастно растравлял свое небывалое новое одиночество, за то, что он так плохо Нину искал, за то, что не носился в ее поисках по городу, смирившись с заведомой бессмысленностью подобного занятия… за бесчувствие, за неспособность уловить, что именно происходило с Ниной во все эти дни, и сам себе сейчас казался полым и смотрел на себя как будто со стороны, откуда-то сверху — «душа так смотрит с высоты на ею оставленное тело». Смертный страх за младенца неподвижно засел у него под сердцем, но само это сердце было словно не здесь — вне Камлаева, далеко впереди. И он хотел, чтобы это ощущение разлученности живой души и телесной оболочки продолжалось и продолжалось. И этот страх, и эта смертная тоска. Потому что, пока они будут продолжаться, сама жизнь его будет продолжаться, жизнь Нины, жизнь ее ребенка и его, Камлаева, жизнь.

«Не для того была дана, подарена эта жизнь, не для того зачат ребенок, чтобы сразу же его отбирать, — так он думал, — потому что сразу отбирать свой же собственный дар — это бессмысленно. Пусть Создателя не заботит справедливость, но пусть Его заботят хотя бы целесообразность и совершенство. А какое совершенство может быть в подобном действии, так что ничего страшного не случится, ты слышишь, Нина? Ничего страшного не случится, потому что этого не должно быть никогда».

Телефон на соседнем сиденье опять заревел, как брачующийся осел, и Камлаев, не сбавляя хода, ухватил его одной рукой.

— Да, я слушаю.

— Я могу поговорить с Матвеем Анатольевичем?..