Проводник электричества - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Самсонов cтр.№ 102

Казалось, еще дление кратчайшее, и он сломается, простит, но вспомнил — беззащитность, боль… и как быть с тем, что эти упивались безнаказанностью, силой, неуязвимостью своей… да и вообще еще необходимо разобраться, ответы на вопросы получить недостающие; Нагульнов развернулся, промычал сквозь маску благодарность и быстрыми широкими шагами в обратный путь пошел — как будто опасаясь обернуться и размякнуть, боясь впустить в себя вот эту слабость, вот это новое умение — прощать.

Он отдал маску, шапочку, халат, стянул и выбросил в помойное ведро бахилы и вместе с ними — колебания свои, вот эту вот слабость, рабье утешение, что продают терпилам в церкви по рублю.

Дорога оказалась плотно закупоренной: машины ползли и надолго вставали; Нагульнов потерпел немного, вывернул и носорогом, танком попер по разделительной.

«Гайцы» не трогали, читали номера нагульновского крейсера, по памяти сверяясь с длинным списком особенных людей — работников управ и префектур, милицейских чинов и друзей милицейских чинов; поток немного растянулся, стало посвободнее, Нагульнов перестроился, втопил и полетел — единое целое с тонной мотора, подвески, железа; поглядывал на парня этого, Ивана: встряхнули того здорово — сознание пошатнули, хребет вот становой, мужское, человеческое «я»; столкнули в лобовую, поставили впервые перед лицом звериной правды действия — кость в кость, лом против лома; после такого прежним остаться не получится.

Взял к тротуару, притормаживая у «Крошки-Картошки»; Якут, перестав ковыряться пластмассовой вилкой в корытце, шагнул из-под тента к машине, дожевывая.

— Выходи, — толкнул Нагульнов Машкиного парня взглядом. — Принес, что просил?

Якут кивнул, сглотнув последний ком, и вынул из-под мышки папочку, достал листки из личных дел и разложил их на капоте.

— Вот два капитана, смотри. Кто из них? Узнаешь? — Плохие, мелкие и смазанные были на распечатках фотографии.

Мальчишка, задрожав и не командуя лицом, пригнулся.

— Вот он! — пожаловался писком.

Нагульнов проткнул, пригвоздил вот это собирательное будто безлико-протокольное лицо офицера милиции: короткая стрижка, торчащие уши, широкие скулы, славянский, русопятский блин, рабоче-крестьянская косточка, квадратный подбородок с ямкой, упорный взгляд в упор, который ничего, помимо напряженного внимания, не выражает.

Фотография лжет, глаза обыкновенно ничего не говорят: красавец с благородно-чистыми чеканными чертами законченной мразотой может оказаться, законченный дегенерат на вид, свиное рыло, рожа людоедская — наоборот, нормальным мужиком, который жестко держит себя в рамке.

— Так это точно или «точно»? — Нагульнов посмотрел второго, худого, пучеглазого, усатого, лет сорока пяти, такого работягу, папку двух взрослых дочерей.

— В глаза ему смотрел в упор.

— Шкуратов, капитан. Какой-то новый. Почему не знаю? Знаком тебе, Якут? Смотри еще. Еще кого-то узнаешь? — Нагульнов разложил листки сотрудников: майора, лейтенантов.

— Нет, только этого.

Мальчишка больше был не нужен. Композитор — подавно. Нагульнов взял трубку:

— Алло, капитана Шкуратова. Нету? А где? На выезде? Где? Ты че там проблеял? Майор Острецов, УСБ — вот кто его ищет. Что там у вас вчера произошло? Вчерашней ночью? Ну не на даче же — в отделе у тебя, в отделе. Ты адрес, адрес мне диктуй, если не хочешь из-за пульта вылететь в два счета.

— Да, Толь, чуть не забыл, считай, о главном, — спохватился Якут виновато. — Мы тут пошустрили по местным окрестностям. И вот нашли. — Якут полез в карман и вынул, как драгоценность величайшую, разорванный надвое паспорт, в засохших грязевых потеках, с отпечатком рифленой подметки на странице с фотокарточкой и Ф.И.О.

— Вот это, парень, правосудие, которому ты показания дать собрался. — Нагульнов Машкин паспорт показал Ивану. — Якут, где ваша тачка? За нами в Рязанский проезд…

Уже ползли меж гаражами, шурша колесами по гравию; в далеком закутке, в аппендиксе мытарились горбатые фураги и кожаные куртки патруля — «калашниковы» на предохранителях. Лохматый седовласый хмырь сидел спиной к гаражной стенке, из ссадины на темени текла и заливала морду кровь, била в глаза горящим суриком.

Два опера в гражданском согласно-недовольно повернулись на шорох шин и рокот мощного мотора: один — пока или уже никто, второй — Шкуратов, морда с фотографии, прямой огненно-рыжий чубчик, широкий лоб, квадратный подбородок с ямкой, упорные глаза слегка навыкате, умевшие давить на супротивника, — стандартный милицейский человек, блюститель своей шкуры и поживы, спокойно-полновластный держатель привокзальной территории и Красносельского района, привычным махом собирающий положенную дань со всех насельников удела, который получил в кормление.

Нагульнову вдруг на мгновение стало страшно — как будто слабеньким раствором его вот самого, Нагульнова, стоял перед машиной человек, чуть не угробивший нагульновскую дочку, ее склонявший, гнувший и бесчестивший.

— Он! — вскинулся Иван и глянул на Нагульнова волчонком.

— Сейчас ты выходишь, молчишь и не лезешь, — сказал Нагульнов механически, прохваченный, прошитый вот этим откровением, вопросом: они — одно и то же, Нагульнов и вот этот выродок, вот тех же щей пожиже лей; десятки, сотни, тысячи, несметь таких заключены в огромную молекулу системы, предельно примитивную и предельно живучую, чей принцип действия один — насилие и беззаконие, и значит, это скотство, людоедство, которые сотворены над Машкой, есть именно его, нагульновская, практика в предельном, так сказать, развитии, в изводе, в извращении. — Шкуратов! — крикнул, вылезая.

Тот подошел уверенно, невозмутимо и вдруг споткнулся будто; непроницаемое жесткое лицо сломалось напряжением, больным вдруг на мгновение и стало потерянным — как будто зуд и жжение, как будто подцепил у девки нехорошую болезнь и, обнаружив, искривился: теперь лечиться, прятаться, терпеть… так очная ставка подействовала; узнал, конечно, пацана ублюдок, не то чтобы засуетился, задрожал, но взъерепенился: придется — ко врачу, придется больно, со слезой — анализы.

— В чем дело? Кто ты?

— Я? Человек. И гражданин своей страны. Могу я обратиться к моей милиции как гражданин? Вчера ты с дружками девчонку в отдел приволок. Сейчас она в больнице с разбитой головой, могла загнуться, чудом выжила… вот чуть бы посильнее только грохнулась.

— Ты кто? — ублюдок взбычился.

— Отец той самой Нагульновой Марии.

— Ах вот оно что. Да, девушка была без документов, доставлена нарядом в состоянии опьянения — вот это для начала. При ней два грамма вещества — достаточно для задержания?

— Вот, значит, как? И этот с ней был? — Нагульнов повел на Ивана, стоявшего ни жив ни мертв, стеклянного от гнева на неправду.

— Кто там с ней был, не знаю. Меня там не было. По факту говорю.