Президент Московии. Невероятная история в четырех частях - читать онлайн книгу. Автор: Александр Яблонский cтр.№ 39

Хорькову Чернышев не глянулся. Но, что хуже, и Хорьков не глянулся Чернышеву. Проницательный замглавы Администрации это сразу же просек, а после реплики, брошенной американским гостем буквально на второй минуте встречи, в этом убедился. Завершая подводку к основной части запланированной беседы: мол, с приездом, «какая восторженная встреча» («чуть не на руках внесли в гостиницу, прямо как Ленина взметнули на броневичок или Солженицына сняли с поезда», – сострил, смущенно улыбаясь, «Сева-джан»), «радостно, что в Московии появилась такая интересная и мощная фигура», и так далее, – завершая эти привычные словеса («прямо Жорж Бенгальский» – чуть слышно буркнул Чернышев, и Хорьков не столько расслышал, сколько догадался), Всеволод Асламбекович сказал: «Видимо, Всевышний послал вас, Олег Николаевич, чтобы дать нашей стране и нашему народу шанс, вдохнув в него энергию и силу в вашем лице». – Чернышев метнул недобрый взгляд: «По-моему, вы это уже говорили. Если не ошибаюсь, это касалось бывшего президента и какого-то бандита – полевого командира…».

После этой оплеухи говорить о главном было уже невозможно, и Хорьков довольно быстро ретировался.

Однако при всем при этом «лазутчик Кремля», как окрестил его про себя Чернышев, остался доволен встречей. Стало ясно, кто есть кто, начинал вырисовываться рисунок возможного поведения. Бесспорно, перед Хорьковым был тяжеловес, спокойный и мощный, из породы победителей. Стало быть, отпадала необходимость «играть короля», то есть благоговейно смотреть в рот, с восторгом ловить каждое слово, постоянно и глубокомысленно цитировать, внутренне сжимаясь от стыда, изречения и афоризмы Хозяина, испуганно хлопотать лицом в ответ на сжатые губки или нахмуренный лобик владыки, можно было не тренировать позвоночник и поясницу (которая, кстати, всё более и более побаливала у Всеволода Асламбековича) и не пытаться казаться ниже ростом и никчемнее во внешности. Появлялась возможность спорить и говорить всё, что думаешь (не всё, естественно, но необходимое и полезное для укрепления позиций замглавы). И это, как понял Хорьков, был самый верный путь к сердцу Чернышева. Помимо отмычки к сердцу, были ключики и к разуму Потенциального Претендента (ПП), и эти ключики были в руках у Хорькова и, соответственно, у подвластного до поры до времени 99-процентного большинства в Великом Вече. И Чернышев знал об этом, так же как и Хорьков знал, что Чернышев знает о его – Хорькова – знании… Так что вполне можно было играть и на искренности, и на повязанности друг другом этими знаниями. Легко иметь дело с умным человеком – редкость, давно забытая в кулуарах Кремля.

С другой стороны, стало очевидно, что Чернышев, в случае успеха, а его успех казался Хорькову все более предсказуемым, может стать непреодолимым препятствием в деле воплощения главной глубоко потаенной жизненной цели всесильного Всеволода. Посему без шума и пыли – в друзья, советники, соратники и, главное, в незаменимые наставники новичка на московском троне. Журналиста Л. оттеснить труда не составит – цирроз печени всегда можно обострить вплоть до летального… Осознание этого и было главным результатом первой и не очень, казалось бы, удачной встречи в «Ритц-Карлтон».

Сразу же по возвращении на Старую площадь Хорьков связался с Энгельгардтом, Мещерским, Фиофилактом и запросил расшифровки просушки этой встречи. Незамедлительно полученные результаты подтвердили ещё одну догадку хитроумного Всеволода Асламбековича: половина помещений, занимаемых Олегом Николаевичам, прослушивалась отлично, другая же – прослушке не поддавалась. Аппаратура компании Clear Sky была пока что недоступна для технических служб ведомств Энгельгардта и компании. Но это не расстроило Хорькова, появился ещё один повод благодарить судьбу за свидание с будущим Бонапартом: стали понятны проходы Чернышева из комнаты в комнату – Хорьков послушно следовал за ним. Там, где «Мистеру X.» было надо, чтобы разговор моментально проявился на экранах московитских спецслужб, Олег Николаевич шел в передние комнаты его шикарных апартаментов, там же, где нужна была сугубая конфиденциальность, – в глубинные. Хороший конспиратор этот Чернышев, подумал Хорьков, но не с ним – Хорьковым – играть в эти игры: разоблаченный конспиратор – уже не конспиратор, а осведомитель. Всё произнесенное в «открытых» комнатах надо будет читать с точностью до наоборот. Делов-то!

Расстались они почти дружелюбно. Быстро сориентировавшийся Хорьков несмело протянул руку для прощального рукопожатия – эта неуверенность была вполне естественна: после реплики Чернышева на счет Всевышнего, тот мог и не подать руки. Олег Николаевич заметил эту растерянность и оценил. Он крепко пожал руку Хорькова и задержал его ладонь в своей.

– По поводу Господа, меня пославшего, вы малость оплошали, любезнейший Всеволод Асламбекович.

– Не то слово. Можно грубее: обоср… вы понимаете. Срабатывают стереотипы, клише. Вы уж простите. Просидев на Старой площади почти полжизни, тупеешь, да и влияние шефа сказывается.

– Зря вы его так быстро.

– Я лишь констатирую. Простите. С вами, оказывается, можно напрямую, без экивоков, песнопений и вранья.

– Так со всеми можно, – Чернышев не отпускал руку Хорькова. Сева-джан даже растерялся.

– Я постараюсь, – по-ученически выдавил Хорьков.

– Да, вы уж постарайтесь. Вам очень хочется остаться, я понимаю… До встречи, – и отпустил руку.

Встретились через 9 дней.

* * *

Желтая тусклая лампочка три раза мигнула под потолком и погасла. Небо засерело в узком оконце, и он понял, что начинается утро. День обещал быть удачным. В камере потеплело, это он узнал по тому, как иней на стенах мягко сменялся мелкими каплями ледяной испарины. Новый Хозяин – присланный из Москвы выпускник Высшей пенитенциарной академии имени Юрия Калинина, придурковатый новатор-идеалист, как сообщалось в маляве, полученной конем два дня назад, – начал своё правление с изменения режима, и подъем перенесли на 15 минут позже, и это тоже было большой удачей, так как проснулся он по многолетней привычке в 4 часа 45 минут, но можно было не вскакивать со второго яруса нар, как раньше, а полежать, закрывшись с головой под короткой дерюгой, заменявшей одеяло и поджав ноги под задубевший ватник, согревая себя собственным дыханием, полежать и подготовить свое тело, свой разум и всё то, что называлось некогда душой, к очередному дню. День должен был быть удачный. Новеньких малолеток, шесть человек, давеча доставили по этапу, так что пайки на них нарезали. Придурки в хавалке Закон знали. Однако свежачков, как и принято, тут же отдали на вахту надзорсоставу и вертухаям, откуда им не выломиться дня два-три. Пока не опустят до плинтуса. Поэтому день или даже два ихние пайки разделят на восемь мужиков, что для него, мочившего рога без срока, было сильным подарком. Кроме этого через два дня его должны были этапировать на свиданку с адвокатами. По неписаному закону за день до отправки, чтоб не плюхался в голодный обморок, давали 50 грамм сливочного масла и яблоко. Что тоже было большим сеансом. Масло он слизывал моментально прямо в хавалке, но яблоко делил на восемь частей и делился. Прошли те времена, когда ему слали большие посылки, которыми кормилось пол-лагеря. Ныне же посылать было некому и не на что. Что-то могли притаранить адвокаты, но и они тянули из последних. Гонорары давным-давно иссякли, так что дело они вели за свой счет, оплачивая, в том числе, из своего кармана и поездки в самые отдаленные уголки необъятной, бля, родины. Так что особо на кусок колбасы он не надеялся, в отличие от мужиков своей бригады, которые уже за три месяца отсчитывали каждый день до законного пиршества. Когда-то за предложенную сокамернику папироску или кусок пайки, тем более, мандаринчик из посылки, давали взыскания, а то и кондей, теперь же, когда убедились, что он никогда не выйдет, перестали обращать на это внимание, и народ потянулся к нему…