Президент Московии. Невероятная история в четырех частях - читать онлайн книгу. Автор: Александр Яблонский cтр.№ 26

Конечно, Ксаверий Христофорович рисковал. Одно дело получить в подарок бомбу – привет от «Вашингтонского обкома», мировой закулисы, пидорастов-либерастов, маргиналов и подручных Сидельца, наворовавших свои миллиарды. Опасно – может, не дай Бог, взорваться, но не позорно, а совсем даже наоборот, и, опять-таки, большие политические дивиденды на такой бомбе можно накрутить – Президент это умел делать. Мешок с дерьмом же… Но шеф силовиков знал свое дело, знал Президента, да и интуиция никогда его не подводила. Получилось, как в старинном анекдоте: Лидер – весь в белом, – Президент в тот день был в белом кителе, а Ксаверий же – понятное дело…

Прошло не более минуты, и… Президент расхохотался: искренне, заливисто, прихлопывая по бокам и приседая: так смеются люди, пережившие смертельный ужас, обернувшийся шуткой, то есть люди, от радости потерявшие контроль над собой, – плюс сам вид Генерального комиссара государственного порядка, одно имя которого приводило всех без исключения жителей Московии в оцепенение и предынфарктное состояние, с небутафорскими фекалиями, свисавшими с ушей – это было потрясающе! Плюс до Нацлидера стала доходить оригинальность затейки своего Телоспасителя, её остроумие в духе самого Гаранта – стало быть, Энгельгардт не поленился изучить его – Президента – вкусы, пристрастия, проникнуться ими, и устроить такой спектакль, не убоявшись и не устыдившись явить себя народу в говне для того, чтобы своего благодетеля выставить в светлом сиянии.

С того дня и наладилась эта дивная невидимая, но прочная человеческая связь между Главнокомандующим и его генералом. Через несколько дней после покушения, вошедшего в историю под названием «фекальное», слушая очередной доклад Энгельгардта о состоянии московитского общественного здоровья, ужесточении режима содержания Сидельца и происках грузинских спецслужб, Лидер вдруг пересел с привычного стула у приставного стола на кожаное кресло у панельной стены, пригласив занять соседнее своему собеседнику, вынул из внутреннего кармана пиджака жестяную баночку с монпансье, открыл её, протянул Генеральному комиссару:

– Не желаете, Ксаверий Христофорович?

– Благодарствую, господин Президент, не откажусь.

– Слушайте, да называйте вы меня по отчеству, что нам эти регалии! – Энгельдардт чуть не подавился конфеткой.

– Сочту за честь…

– У меня есть одна личная просьба к вам, князь, – Нац-лидер так его никогда не величал, ибо был подчеркнуто привержен тому стилю отношений и обращений, которые выработал на протяжении десятилетий: органичному синтезу популистско-демократического и военно-бюрократического сленга, обильно окрашенного полублатной лексикой, чем отличался не только стиль его речи, но и мышления, действий, государственной политики.

– У меня есть одна личная просьба к вам, князь, – повторил он, подчеркнув слово «князь». – Меня волнует окружение моего сына… – и Президент назвал подлинное имя своего сына, Энгельдардт незаметно, но сильно ущипнул себя в области тазобедренного сустава, лицо его не дрогнуло, хотя внутри всё сжалось. – До меня доходит информация – впрочем, и до вас, не сомневаюсь, тоже, что он явно настроен против меня. Не иначе, как его кто-то настраивает. Кто?

– Господин… – Энгельгардт запнулся и произнес имя-отчество собеседника. – У меня внедрено три человека…

– Я думал, два.

– Три человека в окружение вашего сына, и это проверенные и высокопрофессиональные люди, – далее Ксаверий Христофорович подробно рассказал, что окружение сына Президента вполне добропорядочно, никаких разговоров сомнительного характера не допускается, да, впрочем, и в недопущении таких разговоров нет никакой необходимости, так как Его сына окружают люди вполне разумные и в высшей степени лояльные, иных бы Его сын никогда бы не потерпел, и занято это окружение своими научными проблемами, а то, что некоторые, очень немногие, иногда допускают себе вольности в смысле сексуальных развлечений, то это – возрастное, всё под контролем его – Ксаверия Христофоровича – людей, и этими забавами сын своего отца не позорит.

– Это не страшно, – глухо отозвался его vis-à-vis.

– Да, некоторые странные настроения имеются, – продолжал Генеральный, – но, во-первых, ваш сын живет, всё-таки… впрочем, Господин Президент, – здесь князь опять запнулся и назвал собеседника по имени-отчеству – … и сам знает, где живет его сын, – Высокий собеседник кивнул, – там контролировать поток информации, комментов, форумов нет возможности, но, во-вторых, и это главное, нельзя забывать про проблему отцов и детей, о которой писал ещё русский писатель Тургенев. – Здесь Отец Наций оживился и с интересом стал расспрашивать об этой проблеме и об её освещении русским писателем Тургеневым. Затем он любезно поинтересовался, есть ли дети у Ксаверия Христофоровича. Ответ его явно не интересовал, так как Отец Наций либо знал его, либо вопрос был задан для приличия. Князь Энгельдардт это безразличие отметил, но, всё равно, стал подробно рассказывать о своих сыновьях, не преминув отметить, что у них в семье, славной своими традициями и проверенными веками принципами, также существует проблема разных поколений – different generations – и президент понял его и даже улыбнулся, он знал также и английский, впрочем, как в Африке without English! Он опять оживился, но ненадолго, и интимная часть беседы вскоре была прекращена.

О сыне Гаранта речь больше не заходила, но доверительность и даже некоторая интимность в приватных встречах сохранилась. Дважды Президент справлялся о делах сыновей Генерального комиссара гос. порядка, и краткостью ответов оставался довольным.

Короче говоря, кидать Президента было противно понятиям чести Ксаверия Христофоровича. Не говоря уже о том, что этот «кидок» мог стоить головы не только самому Генеральному комиссару и его окружению, вплоть до делопроизводителей, но и его детям, кузинам, племянникам и так далее – по разбегающимся лучам. Но главное – не умел предавать своих сослуживцев князь Энгельгардт, тем более высшее должностное лицо его Родины, тем более человека, одарившего его своей интимной доверительностью. Идти направо было нельзя. И не идти нельзя. Как никто другой, Ксаверий Христофорович понимал, что страна – его страна, которой отдавали жизни его предки на протяжении столетий, – в тупике. Из великой империи она превратилась в набор худосочных провинций, растеряв не только колонии и окраины, но даже большую часть метрополии. Да что территории!

Население не только уменьшилось в разы, но и деградировало, и это была самая страшная потеря, ибо территории можно – и нужно будет – вернуть, а вот как восстановить популяцию, облагородить генофонд? – Лучшая часть давно сделала ноги из страны, остальные спились и опустились, живя на жалкие, всё уменьшающиеся подачки от нефте-газоприбыли.

Энгельгардт любил «Войну и мир». Для него это была Книга книг, и он знал ее почти наизусть. Поэтому он хорошо помнил тот фрагмент, где описывалось оставление Москвы русскими, исход из нее, и суждения автора по этому поводу. Слова эти давным-давно запали в душу Ксаверия Христофоровича и не только потому, что это были слова графа Толстого, хотя и поэтому, но главным образом, потому, что так думал сам князь Энгельгардт, думал, но прятал эти мысли в самые глубинные тайники своего сознания, и поэтому они – эти страшные мысли – всё глубже и глубже оседали, впитывались в его мозг, его сердце…