Город с названьем Ковров-Самолетов - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Арбузова cтр.№ 56

Какие вышли кадры! это вам небось не компьютерная анимация – памятнички выглядели живее всех живых. Московский просмотр пленки был назначен на послезавтра, Дуня заранее обзвонила крупных продюсеров. Самое занятное – отыскался старенький скульптор, некогда орудовавший в Ковровском районе. Его привезли, и он узнал своих детищ. Результаты просмотра для счастливого триумвирата были ошеломляющими: Евдокия Коробова получила заказ на сценарий, Семен Заховалер на его реализацию. Участие Никиты Скоробогатова само собой подразумевалось: качество съемки в данных из ряда вон выходящих условиях было признано сверхпрофессиональным. Так что вперед.

Грейтесь, братцы, грейтесь… саженый лесок так и так прореживать надо. А ты, Иван, в проруби еще раз искупаться не хошь? не понравилось? гы-гы! Ползимы пережили… медведь в берлоге поворотился. Весной обвалим землянку к такой-то матери… печку припрячем… не век же тут куковать.

Сбор за крышу с кочнёвского водочного заводика теперь неукоснительно отдавался Федору Стратилатову – по первое число. Ведал этим Иван, потихоньку становившийся приказчиком. Марь Петровна Ужиха свою долю получала из Федоровых рук, а кто еще получал – про то молчок. Иван только что отдал кесарю кесарево в той же привычной столовой. Вышел на улицу – заиграл мобильник. Скажи своему гребаному хозяину: теперь будете платить за использование бренда… ежемесячно, первого числа. И назвал сумму. Сегодня придем к тебе… если не возьмем своего, разнесем все к чертям собачьим. Иван кинулся обратно в столовую. Прознали… видели этикетку на подделке… запеленговали… наехали. Федор Стратилатов докушал солянку, вытер пшеничные усы, поцеловал в губы сидящую рядом Настасью и лишь потом ответил: «Понял… разберусь… езжай на завод. Олегу я позвоню, а им вот». И показал в пространство красивый емкий кукиш. Иван сел рядом с водителем в кабину заводского грузовичка под синим тентом. Хорошо еще, что шофер с ходу включил музыку и не слыхал, как выбивали дробь Ивановы зубы – всю недолгую дорогу. А кругом было так хорошо, словно кто дразнился: хочешь еще пожить, Иван? Крест кочнёвского храма купался в февральской лазури. Прорубь, несколько раз подновлявшаяся досужими бомжами, сейчас затянулась ровным ледком, и ребятишки с разбегу проезжались по нему, выставив вперед ногу. Жадно ловя взором образ этого света, Иван старался удержать его в памяти, даже нарочно зажмурился. Открыл глаза уже возле склада – Федор Стратилатов на зверском мотоцикле стоял как вкопанный у порога. Вот тебе и не спешил, вот тебе и целовался. Когда обогнал, по какому проселку объехал? Ваня, давай грузовик, сгоняю за своими… заводские пусть здесь остаются… поди распорядись. Иван поплелся. Вот так вот… объявленная война… иду на вы. Отпер, распахнул дверь склада и обернулся на звук прыжка. Из крытого кузова выскочили двое чужих с автоматами – скосили очередью только что спешившегося Федора. Иван бросился наземь – перешагнув через него, чужие ринулись на склад. Но почему-то пулей вылетели оттуда, оседлали Федоров мотоцикл, тот аж встал на дыбы, и пропали в снежной дали. Иван поднялся и вместе с шофером, теперь только вышедшим из кабины, внес Федора в помещенье.

В скорую звонить Олег не разрешил, приехал сам с хирургом. Тот без наркоза вынимал пулю за пулей. Федор, живучий, точно Гришка Распутин, комментировал ситуацию: «Да они и дороги к нам не знали… взяли на пушку… вблизи столовой дежурили… залезли в кузов, когда Иван после их звонка побежал ко мне… вы их сами привезли… только вот почему они драпанули? С тебя, Олег, причитается… на поправку и за мотоцикл». Никто не обращал вниманья на серебристые образины, заглядывающие со склада в каморку, где шла операция. Убедившись, что Федор держится молодцом, солдатики ушли – не с пустыми руками – через подземный тайный этаж склада. Там уж была пробита бетонная стена и прорыт хитроумный ход на зады, в бурьян.

В землянке было жарко, снег кругом обтаял, затекла вода. А что, Федя, хороший у тебя тезка… я бы с ним в разведку пошел… ну, за авиацию! а у тебя, Олег, тезка буржуй недорезанный… пальнуть в него, что ли, из танкового орудия? чего ствол по земле зря стелится… пей евойную водку, не жалей… за победу, ребята!

Федора отвезли на излеченье к Настасье, согласно воле беспокойного. Новый мотоцикл, лучше прежнего, вкатили в ейный сарай. А что Федор на ноги встанет и сядет на него, было предопределено. Его так просто на нет не сведешь, слишком высок начальный потенциал. Удостоиться похвалы серебристых приравнивается к боевому ордену. Федор страдал от ран, Иван же распинался по случаю двадцать третьего февраля у подножья памятников неизвестным солдатам – уж кого застал в тот день на месте. Их было немного – тех, чье чувство долга пересилило желанье выпить.

Вот и Вознесенье вспорхнуло. В кочнёвской церкви, как везде у нас, служат по праздникам. В будни по-прежнему стучат топорами, настилают пол. Ужиха приехала, с важным видом. Дескать, и мы воевали… ее инициатива. Спрашивает Олега Старчеусова: когда приступят к строительству поповского дома? Тот смутился – вроде бы не планировали. Но Марь Петровна не отстает, говорит, как о деле решенном. Пришлось поддержать разговор в том смысле, что да, скоро начнем. Дойная корова у них Олег. Хорошо хоть по поводу бренда больше не наезжают… это была утка с начала до конца. А Марь Петровна приказывает отвезти себя к речке. Хочет заглянуть в прорубь, где на Крещенье было явлено чудо. Что ж, ей явили. Из голого ивняка выскочило голое серебристое изваянье мужеского пола. Гикнуло, перепрыгнув ширящееся у берега разводье, и сигануло в полынью. Тотчас само вынырнуло, вскарабкалось во всем естестве на весенний обгаженный лед. В ивняке громко загоготали. Ужиха мигом подхватилась и бросилась к Олеговой машине, придерживая нагретую солнцем норковую шапку.

Ну что, Иван, гы-гы, выучился плавать? Надевай, пехота, бельишко… вот тебе самый длинный вертухаев тулуп. Дед Никола рассказывал: в мороз на часах – тулуп обмерзнет, колом стоит. Повиснешь на подмышках, говорит, заснешь в тепле, а начальник подползет, автомат украдет… под суд, за решетку. Многие так попались… там народ нехороший служит… глаз да глаз. Пойдем ему, старому брехуну, дровишек наколем… байки послушаем… нынче на воле, завтра в тюрьме.

В конце марта Дуня разродилась сценарием, на редкость гнусным. Непонятно, как женщина с карими глазами и прямым пробором могла написать такое. Незахороненные солдаты близ Новгорода Великого вставали из трясин, одевались фосфоресцирующей плотью, точно баскервилльские собаки. Бродили по дорогам, взыскуя погребенья. Герой с печальными глазами и тонкой шеей – узнаете? – не пил не ел, искал по лесам их документы. Пенсионеры – сироты от шестидесяти пяти и старше со слезами на глазах благодарили молодого человека, отстаивающего честь их отцов, что десятилетиями числились пропавшими без вести. Продюсеру понравилось – самое главное. Режиссера тошнило, но, увидавши цифры бюджета, он подпись поставил. В договоре значилось: съемки должны быть произведены в Ковровском районе Владимирской области, на что имеется разрешение местной администрации (документ прилагается). О причинах смещения декораций с запада на восток умалчивалось.

Реквизит прибыл роскошный. Никки сразу влюбился в солдатскую палатку-серебрянку, на восемь человек, без пола, с дыркой для шеста посередке. Сам поставил ее под елью с видом на облюбованную неизвестными солдатами опушку. Залез внутрь, задраился, улегся на лапник и уснул с камерой в обнимку. Проснулся под звездами – серебрянку приватизировали серебристые. Ну и ладно… значит, собираются вылезти из берлоги… далеко не уйдут… серебрянку и с вертолета видно. Деньги на вертолет были. Стоял апрель, весь в запахах – жалко было укрываться с головой пуховиком. Но укрылся, угрелся и снова заснул. Утром подошел вплотную к землянке – она была пуста.