— Ди-ди, ди-да-ла-да, ди-да-ди-ди. — Тони опять вдавил педаль газа. — Ди — да-дум.
— Стой, — приказала Джослин. — Сейчас же остановись. — Таким тоном она говорила с братом Дэниела, когда надо было его усмирить.
Тони даже не взглянул на нее:
— Ты знаешь мою цену.
Видимо, он все тщательно спланировал. У него был привкус мятных леденцов.
Джослин положила каждому тарелку овсянки. Мисочку кашки, пояснила она. Мы оценили шутку, как только поняли, что это действительно шутка и что в кухне нас ждут пропитанный бурбоном пирог, миндальные круассаны и квадратики — лимонные и с мятным ликером. Мы заверили Джослин, что никогда не видели овсянки лучше: не густая и не жидкая, не горячая и не холодная. Все добавили, что съели бы ее с удовольствием, правда, сделал это один Григг.
Мы успели простить Григгу все, что нам в нем не понравилось, и даже, если честно, забыть.
— Вы так мало сказали, — подбодрили мы его. — Давайте! Мы слушаем!
Но Григг нахмурился и пошел за курткой.
— Боюсь, туман сгущается. Мне правда пора. — Он взял с собой в дорогу два миндальных круассана.
Бернадетта сурово оглядела нас. Даже всклокоченные волосы вдруг стали сурово-всклокоченными.
— Я надеюсь, он придет в следующий раз. Надеюсь, мы его не отпугнули. По-моему, мы могли быть подобрее. Наверное, неловко быть единственным мужчиной.
Пруди жеманно проглотила чуточку овсянки:
— Кому-кому, а мне его идеи понравились. Но ведь я всегда любила провокации. Каждый, кто меня знает, это подтвердит!
Джослин понимала, что надо рассказать о случившемся Дэниелу и Сильвии, но боялась. Тогда она видела только два пути: целоваться с Тони, сколько ему угодно, или трагически разбиться в дождливый день, как девчонка в «Последнем поцелуе». Но как все это убедительно изложить — Джослин понятия не имела. Ей и самой не очень-то верилось.
Прошло два дня, а Джослин так ничего и не рассказала. Когда она собиралась в школу, позвонили в дверь. Мать позвала ее слегка сдавленным голосом. Кто-то — она понятия не имела кто — оставил на крыльце щенка в ящике из-под апельсинов и открытку с большим бантом: «Моя хозяйка — Джослин». Трудно не узнать почерк, если ты видела столько образцов на запотевших окнах машины.
— Кто додумался подарить щенка? — вопрошала мать — Я считала Дэниела разумным мальчиком. Я весьма удивлена, и неприятно.
Джослин никогда не разрешали завести собаку. По мнению матери, собака — это история с неизбежным печальным концом.
Щенок был дворняжкой, белым и кудрявым; он так им обрадовался, что встал на задние лапы, размахивая передними для равновесия. И первым делом кинулся в лицо Джослин, засунув крошечный язычок ей в нос. Отдать его — об этом не могло быть и речи. Через две секунды Джослин влюбилась по уши.
В тот день Сильвия с Тони и Джослин с Дэниелом, как обычно, собрались позавтракать на южной лужайке у школы.
— Интересно, кто подарил тебе щенка? — не унимался Тони, когда остальные давно уже забыли.
— Наверняка мать, — сказал Дэниел. — Что бы она ни говорила. Кто еще посмеет? Собака — большая ответственность.
Тони таинственно улыбнулся Джослин, невзначай задел коленом ее ногу. Она вспомнила прикосновения его языка, вкус поцелуев. Он либо шаловливо ей улыбался, либо умоляюще смотрел. И как остальные не замечают? Надо что-то сказать. Чем дальше, тем хуже.
Открыв пакет с завтраком, Сильвия обнаружила, что вместо сэндвича мать положила ей два куска хлеба. Трудно придумывать новые рецепты изо дня в день. Мать устала. У Джослин был шоколадный кекс со сливочной начинкой и яйцо вкрутую. Она хотела отдать их Сильвии, но та отказалась.
Тем же вечером Дэниел после работы зашел познакомиться со щенком.
— Привет, малявка. — Он растопырил пальцы, чтобы щенок облизал их, но выглядел скорее рассеянно, чем восхищенно. — Понимаешь, какая штука, — сказал он и надолго замолчал. Они сидели на противоположных концах дивана, щенок носился между ними по цветастой обивке. Расстояние не давало Дэниелу ее поцеловать, а Джослин решила, что не допустит этого, пока не признается.
— Надеюсь, пес не на мебели, — крикнула сверху мать. Она слишком уважала личную жизнь Джослин, чтобы войти, но часто подслушивала.
— Вот какая штука, — произнес Дэниел.
Он как будто хотел ей что-то рассказать. Джослин была не готова обмениваться секретами. Она описала, как мистер Паркер собрался поразглагольствовать о классовых вопросах в ибсеновском «Враге народа», но они ухитрились перевести разговор на «Братьев Смазерз»
[6]
. История получилась подробной и закончилась словами «Безмозглые трусы!». Когда добавить было уже нечего, Джослин перешла к уроку математики. Двадцати минут болтовни хватило. Дэниел никогда не опаздывал к ужину, чтобы не беспокоить мать, у которой и так было полно забот.
Наконец в питомнике настала ночь. Изредка раздавался лай, но сразу прекращался, никто уже не подхватывал. Собаки в своих вольерах видели сны. Мы, женщины, погрузившись в туман, плыли на теплой, светлой веранде, словно внутри пузыря. Сахара подползла к обогревателю и улеглась, спрятав голову между лап. От дыхания гребень па хребте поднимался и опускался. В пушистой тишине снаружи журчал и брызгал ручей. Джослин налила нам кофе в чашки, расписанные крошечными фиалками.
— Как я заметила... — Она обошла нас со сливками (не остановившись возле Сильвии, потому что уже сделала ей такой кофе, как та любила). — Как я заметила, Остен старается нас убедить, что Фрэнк Черчилл поступает не так уж предосудительно. Если считать его красивым и обаятельным мерзавцем, — ее обычный типаж, — пострадает слишком много положительных героев. Уэстоны. Джейн Фэрфакс.
— Он не хороший человек, как Найтли, но и не плохой, как Элтон, — ответила Бернадетта. Когда она кивнула, очки сползли на кончик носа. Мы этого не видели, но догадались, потому что она их поправила. — Он сложный. Мне это нравится. Он слишком долго не заходит к миссис Уэстон, зато когда заходит, ведет себя любезно и внимательно. Он не должен подталкивать Эмму к домыслам насчет Джейн, о которых она потом пожалеет, но и не винит ее. Он не должен так флиртовать с Эммой, но каким-то образом знает, что не опасен для нее. Ему нужно прикрытие, и он видит, что Эмма не поймет его неправильно.
— Как раз этого он и не может знать! — Джослин вскрикнула так страдальчески, что Сахара встала и подошла к ней, вопросительно виляя хвостом. — Как раз это всегда неправильно понимают, — виновато добавила она, сбавив пыл.
Она предложила Аллегре сахар, но та помотала головой, нахмурилась и взмахнула ложкой:
— Гарриет думает, что нравится Найтли. Эмма думает, что не нравится Элтону. В книге полно людей, которые не так это понимают.