Равнина, совершенно плоская, без единого холмика, была коричневой, а ближе к горизонту делалась голубой. Вначале я подумал, что здесь никого и ничего нет, если не считать ковыля и нескольких одиноких деревьев. Но вскоре заметил людей — отсюда, сверху, они казались маленькими, прямо крошечными, но это точно были люди. Длинными вереницами шли они туда и сюда, женщины с узлами и пластиковыми ведрами на головах, с детьми на руках и в подвязанных подолах платьев; мужчины, старые, молодые, на костылях или с палками, калеки, все же тащившие на спинах древних старух, — человеческий клубок с лицом из сплошных морщин. Колонны беженцев шли вдоль и поперек равнины, сталкивались и проходили одна сквозь другую; временами группа беженцев присоединялась к встречной колонне и шла в обратном направлении. Но не все шли, не все. Равнина была усеяна человеческими телами, раздробленными, искромсанными, растерзанными выстрелами или забитыми прикладами. Мертвыми. Беженцы проходили среди них, мимо них, не оглядываясь. У одного мужчины в животе торчал кол, но тут кто-то из беженцев вытащил его из истекающего кровью тела, поскольку ему был нужен посох. Он повесил на кол свои узлы со скарбом и красными руками поднял его на плечо. Какая-то женщина снимала с покойницы ботинки. Вот взорвалась мина, крик, смятение, потом колонна беженцев снова построилась и зашагала дальше, словно ничего не случилось. Два-три тела остались лежать, раскинув ноги и руки. Далеко впереди, в голубой дымке, горело не то бензохранилище, не то газопровод. В небо поднимался черный дым. Потом раздался глухой шум — взрывы и там. Далекая колонна танков остановилась, я разглядел вдалеке мост, это его подорвали, и один танк рухнул вниз. Теперь он лежал в ручье гусеницами вверх. По обломкам моста бежали солдаты, несколько человек переходили ручей по пояс в воде. Над ними кружили вертолеты, я слышал гул моторов. Строчили автоматы, трудно было понять, кто в кого стреляет. Я бы сказал, все стреляли во всех. — Зеленый Зепп смолк, мы все тоже молчали. Даже Кобальд рассматривал свои башмаки. — И все же там, где я стоял, царил полный покой, — произнес Зеленый Зепп после долгой паузы. — Никаких хищников, никаких огромных деревьев, а война — далеко. Теплое солнце. Меня переполняло блаженное счастье. Я вздохнул, застонал, раскинул руки и засмеялся. Кажется, я даже спел песенку, а когда заметил, что пою наш марш, то из моих глаз потекли слезы. И тут…
— Красивая песня, — произнес чей-то голос. — Когда-то и я пел ее.
Я поднял голову. Передо мной стоял — кто это? — тоже вроде бы гном, гном-великан, наверняка фута на три выше меня. Исполин. Он весь был покрыт волосами — не резиновыми, а настоящими, которые спускались, подобно древнему шлему, от макушки до плеч и были такими густыми, что я почти не видел глаз, носа и рта. Огромная борода закрывала грудь и живот. Из нее торчали крапива и ягоды. Маленькие веточки и кусочки корешков. Этот исполинский старец последний раз причесывался в шестнадцатом веке, а может, и до Крестовых походов. И цвет его одежды не отличался от деревьев, хотя когда-то, наверное, был голубой. На голове он носил шапочку, сверху она порвалась, и из нее выбивались пучки волос. Поблекшие глаза, во рту всего один зуб. И еще от него пахло. Но все-таки я обрадовался, что встретил кого-то похожего на гнома и, кажется, говорящего на моем языке.
— Не стоит петь эту песню одному, — произнес великан. — Почувствуешь себя еще более одиноким, чем есть на самом деле.
Он молчал и, казалось, разглядывал равнину.
— Что происходит там, внизу? — спросил я. — Ужас какой-то.
— Правда? — Великан посмотрел на меня. — Раньше у меня были очки. Тогда я часами сидел тут и наблюдал за людьми. Вначале они били друг друга кулаками, потом палками, позднее — булавами и мечами, еще через какое-то время начали стрелять из пушек, а потом я сломал очки. Я на них сел, вот тупица. — Он рассмеялся. — Ничего. Наверняка сейчас мало что изменилось. А ты, собственно, кто?
— Зеленый Зепп, — ответил я. — Меня зовут Зеленый Зепп. Меня прибило сюда водопадом.
— А я Хубер. — Великан попытался изобразить поклон. — Франц Йозеф Хубер. Я последний из моего рода… Так-так. Зеленый Зепп. Значит, ты спустился вниз по ручью. А теперь ты хочешь вернуться домой.
— А вы знаете дорогу? — воскликнул я.
— Надо идти туда, — сказал он неопределенно. — До горизонта, а там направо.
— А по-другому нельзя?
Два боевых самолета промчались над нами и выпустили две ракеты в сторону горизонта. Огненный шар взметнулся к небу, а через несколько секунд я услышал тихий звук взрыва. Самолеты пропали в синеве.
— Я могу послать тебя по почте, — предложил великан. — Но это стоит денег. Приблизительно две марки двадцать. Или пять двадцать, если отправить тебя заказной бандеролью.
— Откуда у меня деньги? — закричал я. — Мы, гномы, вообще не пользуемся деньгами.
Он задумчиво поглядел на меня. Потом кивнул:
— Ты стал бы моей первой посылкой со времен Турн-и-Таксисов. Думаю, я смогу это сделать под свою ответственность. Пошли!
И он быстро зашагал вдоль лесной опушки, не заботясь о том, как я, с моими-то короткими ножками, поспеваю за ним и поспеваю ли вообще. Но разумеется, я старательно катился за ним следом, спотыкаясь и подпрыгивая, а он шел быстро, уверенным шагом. И что-то бурчал себе под нос. Да он пел! Он пел мою песню, ту, что я напевал давеча, нашу «Хай-хо!» на старинную мелодию и со словами, которых я не понимал. Но когда я попробовал подпевать ему своим детским сопрано, он крикнул мне через плечо:
— Приятно идти в колонне! Я всегда шел первым. Собственно, тебе следовало бы идти задом наперед, ты ведь замыкающий.
Он оглянулся на меня, и как раз вовремя, чтобы успеть крикнуть: «Осторожно!» — и резко дернуть меня за руку. В этот момент черная тень опустилась на тропу и ряд зубов, огромных и острых, как кинжалы, вонзился в землю рядом со мной. Там, где я только что был. Великан затащил меня под какой-то корень, в дупло, где мы оба сидели рядышком, скорчившись. Он дрожал, мой великан, и меня тоже начало трясти.
— Белый волк, — выдохнул он. — Это снежный волк. Он унес всех моих собратьев. Каждые сто лет забирал по одному. — Тут мой спутник схватился за голову. — Ну конечно же! Точно сто лет тому назад я видел его в последний раз.
— Но ведь он хотел сожрать меня, — я тоже говорил шепотом, — не вас.
— Ты выглядишь аппетитнее, — прошелестел он мне на ухо. — Думаешь, мне нравится ходить таким грязным? — Великан подполз к отверстию в корне дерева, через которое пробивался свет, и поманил меня. Я выглянул наружу. Вот он, белый волк. Огромный, белый как снег — почти голубоватый — и с красными глазами. Он бродил взад и вперед по траве и не спускал глаз со входа в наше убежище. Его зубы сверкали на солнце. — Это наш единственный враг, — прошептал великан. — Он не оставит нас в покое, пока не поймает тебя.
— Меня?! — закричал я и тут же зажал себе рот обеими руками. Волк остановился и прислушался.
— Или меня. Или нас обоих.