Любовь негодяя - читать онлайн книгу. Автор: Мария Бушуева cтр.№ 107

Филиппов даже статейку опубликовал в одной из местных многотиражек — о людях, способных силою своей мысли пробивать каналы в будущем.

Они творят свое и чужое будущее энергией своего желания. Они определяют наши судьбы. И мы все — только материал для них, только пластилин для осуществления их замыслов. Они и с п о л ь з у ю т всех нас Так написал он в статейке, названной им «Туннель в грядущее». Это сверхлюди… Их мало. Но они есть. Это они придумывают войны, а мы воюем. Это они сочиняют для нас любовь, а мы потом умираем от любви.

И Анна была такой, думал он, втаптывая в тропинку уже почерневшие листья, она была сверхчеловеком, но не понимала этого. И зачем только ей все было давно? Для чего она пришла в наш мир? Неужели именно я сумел помешать ей выполнить ее предназначение? Или все-таки она и родилась для того, чтобы, встретив меня, трансмутировать заложенное в ней — заложенное случайно или нет, кто знает, — и передать мне то, что получили мы с ней испепелив самою себя на долгом огне великой страсти? Мне! Только мне!

Да, она была слишком чистой, чтобы осознать свою силу. Ей не нужна была власть над людьми… Она так… …просто играла, как дао.

Но то, что она отняла у меня я ей не прощу. Она отняла у меня покой и волю. Да, да, разве цепи, надетые на меня прамчуками, могут сравниться с тотальным захватом всего моего существа чувством к ней?!

Теперь последний шанс.

Иначе все, останется только обрушиться на дурнопахнущую свалку небытия.

Но кое-чему я научился за долгие годы, проведенные у твоих колен, Анна: я с а м буду творить события силой своего внушения! Ты ничего не успела узнать о себе, глупая! Ты даже не догадывалась, что можешь жить, как Крез — стоило бы тебе только захотеть!

В один из вечеров позвонил Прамчук.

— Выйди, Володя, надо поговорить.

Шифруется матерый шакал, усмехнулся. Но оделся и вышел. У подъезда стоял неновый, но еще весьма внушительный «Линкольн».

— Садись, покатаемся.

— С чего это вам, батя, вздумалось на ночь глядя на авто разъезжать?

К удивлению Филиппова, отношение тестя к нему после гибели Анны, резко потеплело. Может быть, ему нравится, что у нас появилась общая тайна? Или просто старик рад, что соперницы его дочери больше нет? В то, что Анатолий Николаевич может просто сочувствовать, не верилось.

Прамчук, как бывалый резидент из старых советских кинолент, въехал в лесочек, глянул по сторонам: никого — и остановил машину.

— Володя, я забрал записки Кавелиной, — повернувшись к Филиппову без всякого вступления, заговорил он. — Но, понимаешь, в них нет того, чего я опасался… Здесь, — Прамчук незаметно извлек откуда-то синюю тетрадку, — скорее ее научные мечтания.

— Именно они-то и интересовали. Конечно, Карачарова, — подал реплику Филиппов.

— Э, плохо ты, Володя, в людях разбираешься. Карачарову для сенсации нужны, конечно, ее инфантильные околонаучные фантазии, может, и занятные, спору нет, но он бы желал, чтобы они были густо приправлены клубничным соком! О ее романе болтал весь городок!..

— Да?! — Филиппов побледнел.

— Да, милый мой. И без ее любовной истории Карачарову не обойтись. А здесь, повторяю, ее нет. Может, она вела другой дневник?

— Не знаю, — солгал он.

— Забери! — Тесть сунул Филиппову голубую тетрадь. — Может для чего и сгодится.

Он завел «Линкольн», подвез Филиппова обратно, к его деревянному дому.

— А вы это, извините, батя… что, в окно залазили? — Не удержался и, выходя, съязвил Филиппов.

Прамчук ответил не сразу. Он спокойно позволил Филиппову выйти, пристально на него глянул и, медленно закрывая переднюю дверцу машины, вдруг наклонился к родственнику и сказал, веско отпечатывая каждое слово:

— С любой властью нужно дружить!

«Записки» Анны старый дипломат очень метко назвал «мечтаниями». Филиппов просмотрел их бегло: отпечатанные на старенькой машинке Анны, они все еще пахли, как ее пальцы, чем-то яблоневым и цветочным, — ему всегда представлялось, что так пахла ее кожа. Сентиментальный, он чуть не зарыдал, положив на открытую тетрадь широкие, плоские ладони. Неужели уже никогда ее долгое, тонкое тело не будет влажно вздрагивать от моих прикосновений? Неужели я не услышу, как тихо и нежно она стонет, любимая моя?

К счастью, Марта позвала ужинать. Ирма уже спала, а оба сына отсутствовали.

— Где? — Вяло поинтересовался Филиппов. — Небось по девкам уже бегают?

— Нет, нет, — покачала своей стриженой круглой головой Марта. — Скоро придут. У Романа очень скромная девушка, а у Миши…

Но он уже не слушал. Он угрюмо жевал цветную капусту и сосиски, разглядывая исподлобья Марту как чужую: с неприязненным любопытством. Она и в самом деле стала походить на свою мать, Ирму Оттовну; даже ремонт затеяла — ободрала к коридоре и в большой комнате, «зале», как называл Анатолий Николаевич, обои, накупила новых. Деньги он давал ей без разговоров: лучше пусть заберет деньги, кого-нибудь наймет, но не просит его помогать. У них так заведено. Он сам так дело и поставил.

Как-то, достаточно давно, лет десять назад, в институте увлеклись идеей выращивать своих овощи — опытное хозяйство организовали. Сотрудники с энтузиазмом вкалывали по субботам — воскресеньям, вскапывали да засевали. Он отказался наотрез. Лучше я переплачу, но мне привезут домой корзины с овощами и мешки с картошкой, сказал тогда Марте. Снова крестьянином становиться не хотелось. Деревенское детство занозило навсегда ему ладони. Да и Анатолий Николаевич подавал пример: всю жизнь ему кто-то что-то привозил, подносил, притаскивал, доставал, подбрасывал… Одним словом, денег мне, конечно, жалко, думал Филиппов, но свое брюхо еще жальче.

Ни разу сам ничего не принес он и Анне: ни шоколадки, ни печенья, не говоря уж о чем-то более существенном. Его Анна, когда он у нее бывал, чаем поила и даже порой кормила го на свои скудные средства. И за то, что она никогда у него ничего не просила, Филиппова часто прожигало жало ненависти.

— Ольга оставит нам весной Прохора, она собирается летом на Алтай с какой-то этнографической экспедицией.

— Я думал теперь туда только эти ездят — ну, которые «Кришна Кришна, Хари Кришна» — Он помолчал. — И зачем ей это?

Марта не ответила. Он снова глянул на нее с каким-то совершенно сторонним интересом: бабенка еще вполне ничего, бедрастая, но, считай, без мужика живет. Неужто ей совсем секса не надо? Дети, дом, ремонт… Куда исчезло то романтическое существо, рисовавшее, так сказать, на пленере — среди цветов и шумящих веток?… Где ее неземные растения? Истерики ее, кстати, тоже куда-то исчезли. Простая, земная женщина. Чудеса!

Может быть, и Анна, выйди она благополучно замуж, роди двоих детей, стала бы такой?

Нет, в ней слишком сильна была… страсть! Страсть к любви. Она не могла жить без любви. Нет, без постели она существовала спокойно, но без психического эликсира — эликсира влюбленности начинала скучать Гоша. Дубровин, Абдуллин… Сколько их было? Собственная страстность ее и погубила. А я тут совершенно не при чем. Она влюбила в себя даже Карачарова. Переспи она с ним, все получилось бы как в обычных романах: он мгновенно вывез бы ее куда-нибудь в Бостон, женился нам ней, статьи, известность… Для него, шестидесятилетнего, она была девочкой Дура. Не влюбляй, если потом откажешь.