И она вновь заплакала. Из окна соседней дачи потекла музыка Свиридова, написанная им к пушкинской «Метели ».
И плакала она, сидя на старом бабушкином диване, в старом, но отремонтированном дачном доме, в обыкновенном дачном поселке, до которого и ехать на электричке всего тридцать пять минут.
* * *
В районе поразительно бесцветном жила Ритка: против ее дома блеклыми, тесно прижатыми одна к другой пятиэтажными коробками вытянулись дома, мимо них, чиркая, пробегал трамвай. Ни деревьев, ни оригинальных зданий — чахлые кустики и пыль, пыль, пыль. Ну что ты хочешь, объясняла Ритка, рабочий район, в центре, конечно, приличней, красивей, там сейчас даже дежурные есть в некоторых подъездах, консьержки называются, а у нас тут одни алкаши.
Но ей-то самой это унылое место, как ни поразительно, нравилось. На соседней улице прошла ее юность, через трамвайную остановку от нее жили многие одноклассники
— и тот принц, которого она так долго любила. Леня давно хотел сделать приличный обмен, но Ритка, сохранившая генетическое деревенское постоянство, упорно сопротивлялась: она срослась корнями с этой сухой поч
вой, пропиталась дымным и пыльным воздухом рабочей окраины. Внизу в их доме был продуктовый магазин с винным отделом, и, как это водится, Риткин подъезд пах гнусно: в нем распивали паршивое вино, кололись, курили, травили анекдоты — слышался сиплый хохот и отборный мат девиц, демонстративных в своей вольной жизни и вызывающе распущенных. Уборщицы не выдерживали: постоянные лужи в углах, а иногда и кровь — мало ли, то ли кто впопыхах пырнет кого-то, то ли иная причина, но смывать все вонючие лужи и жутковатые пятна, — нет уж, увольте! Лучше мыть какую-нибудь почти стерильную аптеку!
Повоевав с очередной намеревающейся дезертировать белоручкой — а Ритка была старшей по подъезду — такая загадочная выборная должность, — воззвав к ее совести, посулив прибавку от жилищной управы, Ритка поднялась по ступенькам, открыла свою обитую черным дермантином железную дверь. Леня боялся воров, но одновременно опасался и поставить квартиру «на пульт»: и менты могут зацепить, разоришься потом от них откупаться, и типчик, установивший сигнализацию, кому-нибудь за ящик водки может продать телефончик охраны. Дверь он тоже на всякий случай решил отделать поскромнее.
Открыла и закрыла все замки (на них Леня не поскупился), надела цепочки. Потом она погоняла Кристинку, заставила ее пойти постирать носки — та уже сама себе все стирала, как Ритка когда-то, — прикрикнула на Майку, пошла в спальню, в которой благодаря шикарной мебели чувствовала себя то королевой — когда накрасится и приоденется, то загнанной горничной, если без косметики и в халате, — и включила свои верные любимые электрощипцы, которыми делала завивку, еще учась в школе и готовясь к первым свиданиям.
Они договорились с директором: если сможет, он в восемь заедет за ней на машине, она поручит заниматься Майкой Кристине, а сама на часок улизнет с ним в ближайший лесок — вот оно, преимущество окраинных районов!
Наталья тоже должна с Дашуней приехать, позвонила, пожаловалась: замучила ее Серафима, заглядывает во все кастрюли, воспитывает Дашку, к тому же постоянно требует, чтобы Наталья через кого-нибудь из своих именитых пациентов «надавила» на милицию, пусть разыщут следы Антона Андреевича, чтобы можно было хоть похоронить пропавшего старика по-христиански…
Но директор не приехал — видимо, что-то важное отвлекло. Она относилась к нему уважительно, как дочь к серьезному отцу, и не усомнилось: значит, действительно занят. С ним ей было так спокойно. Порой, сама не замечая, она уже употребляла его фразы и словечки и невольно копировала его мимику, что не мешало ей по-прежнему тосковать о Мите, но спасало от страшной тревоги из-за отъезда Лени за рубеж. Он звонил оттуда, хвалил, пообещал, что вернется к середине сентября или чуть позже. Готовься, дорогая, прощайся со своей великой державой, добавил он. Она в трубку по-бабьи завыла, страшно озлив его.
И сейчас, завиваясь, она тоскливо припомнила телефонный разговор с мужем, и лицо ее постарело, посерело, как лицо многодетной вдовы.
— Открыть? — крикнула из прихожей Кристина: в дверь звонили.
— Открой, это, наверное, тетя Наташа. Старшую дочь Рита уже изучила: сначала приласкается
— и тут же что-нибудь попросит. Но не сердилась на нее за это — старшей всегда меньше достается, любят малышек. Даже бабка Дебора говорит только о Майке.
— Привет!
— Привет, хорошо выглядишь! — Ритка вяло улыбнулась. Девчонки тут же начали возиться, выбежала из комнаты Майка, обняла Дашуню — они очень любили с ней обниматься, искоса поглядывая на взрослых свидетелей их большого чувства.
— Даша ужинала?
— Ты знаешь, скажу честно — и я не ужинала. Я с дачи. Они прошли в кухню, Ритка поставила на плиту сковородку
— подогреть котлеты с гречневой кашей. Разговаривая, уже резала овощи: помидоры, огурцы, лук. Лук, кстати, ты будешь?
— Я?
— А вдруг тебе целоваться? — остро глянула Ритка.
— Целоваться мне не с кем. Мура… это Мура. — Наталья вздохнула. — Да мы давно уже с ним… Живу монахиней.
— Плохо. — Рита вытерла нож о фартук. — А ремонт закончили?
— Мама! — ворвались Даша и Майка. — Пить! Пить! Наталья налила в чашки кипяченую воду из графина, всегда стоявшего на кухонном столе: пейте — и брысь!
— Я — коска! — заорала сразу же Майка. — Мяу-мяу! Тетя Наташа! Мяу!
— Мяу! — Наташа засмеялась.
— Когда у меня она будет «р» выговаривать, беспокоюсь. Надо к логопеду сводить. Ну, кошка, брысь!
— А я — мышка! — Даша глянула исподлобья. А ведь они чем-то точно похожи, подумала Наталья.
— Ну ладно, о даче. Так что? Девчонки выскочили из кухни, умчались.
— Сестры, а не догадываются об этом, — с горечью сказала Ритка, точно угадав мысли Натальи. — Ну, все там готово?
— Отремонтировали. Отпраздновали окончание работ.
— Кто был? Феоктистов был? Она как-то встретила его у Натальи, и он произвел на нее впечатление и кожаным плащом, и новой машиной под окном, и нагловатой безудержностью зеленых глаз.
— Был. О его лирических посягательствах Наталья умолчала.
— Хорошо сделали?
— Ты знаешь — неплохо.
— Так сколько комнат, я забыла?
— Без кухни, ванной комнаты и застекленной веранды
— теперь внизу пять. А на втором этаже — холл и еще три. — Наталья ткнула вилкой в готовый уже салат, зацепила красный полумесяц помидора. — И темную я не считаю.
— Хорошо! — с чуть уловимой завистью протянула Ритка. — Чутье было у вашего деда, чутье — такое место выбрать!
— По мне, так лучше он выбрал бы другое место, куда не добрались бы госпланы и где обычный берег живой реки, а не искусственное море.