Ароматы кофе - читать онлайн книгу. Автор: Энтони Капелла cтр.№ 47

— Она не служит мне, Роберт. Она моя собственность. Она рабыня.

Было у меня такое предчувствие. И все равно эти слова вызывают шок… ярость.

— Сообщаю вам это, — говорит Бей, пронзая меня взглядом, — потому, что вы так или иначе об этом узнаете, и потому, что лгать вам не хочу. Но, уверяю вас, все не так просто. Когда-нибудь я расскажу вам, при каких обстоятельствах я ее купил. Но не сейчас.

— Ну, а Мулу?

— Его тоже, — склоняет голову Бей. — Он ее лала… ее служанка, охрана, прислуга.

— Так, значит, он…

— Да-да, он евнух. Был ребенком отлучен от родных и кастрирован по дороге; все, как я вам рассказывал.

Я вздрогнул. Это объясняет странность, озадачившую меня при виде Мулу — рослый мужчина с гладкими щечками мальчика…

— Для вас, британцев, рабство — великое зло, — без нажима произносит Бей. — Но тут все иначе. Тут просто так никому не скажешь: «Ты свободен, отправляйся домой!» Куда им идти? Даже если они знают, к какому племени принадлежат, там их уже не примут — они уже другие. Я обеспечиваю им лучшую жизнь, чем та, на которую они могут рассчитывать.

Я кивнул. Услышанное для меня потрясение. Но одновременно испытываю жуткую, неистовую зависть.

— Нет, право, — сердито говорит Ада. — Я понимаю, Эмили, он твой жених, но все-таки, зачем он пишет обо мне в таком снисходительном тоне!

— Ты о том, что он писал Лягушонку про жителей деревни и Вагнера? — снисходительно спрашивает Эмили.

— Именно. Я намерена ему непременно отписать.

— К этому времени он, вероятно, будет в Абиссинии. Я и не знаю, когда письма до него дойдут, он не ответил еще ни на одно из моих. К тому же, Ада, я подозреваю, что Роберт только притворяется насмешником. Так ему легче взбадривать себя.

— На мой взгляд, бодрости у него даже через край.

— И все-таки ему, должно быть, там не так-то просто. Чтоб поддержать его, от нас требуется хоть немного понимания.

— Хорошо тебе говорить, тебе-то он пишет всякие дурацкие нежности и любовные письма.

— Признаться, — говорит Эмили с грустной улыбкой, — Роберт не великий мастер писать любовные письма. По-моему, он считает, что это губительно для его творчества.

Ада фыркает.

— Тебе он не слишком нравится, так ведь? — тихо спрашивает Эмили.

— Я просто не нахожу в нем ничего особенного. И… — Ада медлит, чувствуя, что есть черта, за которую ей как сестре переходить нельзя. — В общем, меня удивляет, почему он так сильно нравится тебе.

— Наверное, потому, что с ним всегда смешно.

— Что касается меня, — надменно заявляет Ада, — то я бы не потерпела мужа, который постоянно паясничает.

Как раз в этот момент в комнату врывается их отец. Он тащит за собой длиннющую белую ленту телеграфного аппарата из конторы.

— Дорогие мои! — восклицает отец. — Взгляните, какую чудную новость я вам принес!

— Что это, отец?

— Надевайте пальто, мы едем на Биржу. Фирма «Лайл» собирается положить конец сахарной монополии!

— А к нам какое это имеет отношение? — спросила Ада, хмуря брови.

— Впрямую никакого. Но если такое возможно для сахара, мы можем проделать то же и с кофе. В любом случае, это надо увидеть собственными глазами!

Ни одна из дочерей не испытывает подобного энтузиазма, но обе с послушной поспешностью надевают пальто и шляпки. Между тем отец их уже останавливает кэб, и вот они уже устремляются по лондонским улицам в Сити.

— Долгие годы «Лайл» имел дело с ситуацией, похожей на нашу, — поясняет Пинкер. — Они в той же зависимости от «Тейта», в какой мы от «Хоуэлла». Но покоряться они не намерены! Они начали завоевывать себе имя, сбывая свой сахар в виде сиропа. Теперь «Лайл» пустил в ход сахар со своих собственных свекольных полей в Восточной Англии: они надеются с его помощью прекратить монопольное вздувание спекулятивных цен.

— Я по-прежнему не понимаю, как это можно сделать, — упрямо повторяет Ада.

— «Лайл» внезапно выбросит на рынок крупную партию сахара, — поясняет Эмили. — Синдикат «Тейт» вынужден будет его купить, если хотят держать свою, искусственно вздутую цену. Потом все будет зависеть от того, у кого крепче нервы. Если «Лайл» прекратит продажи, проиграют они, а цена по-прежнему останется высокой. Если «Тейт» прекратит покупать, проиграют они, и цена опустится.

— Именно так! — одобрительно улыбнулся отец. — «Тейт» уже в затруднительном положении из-за плохого урожая. А у «Лайла» отличные запасы… Турнир обещает быть захватывающим.

На Бирже их проводят на галерею для публики. Чем-то похоже на театр, думает Эмили, глядя сверху на разворачивающееся действие. Перед ней громадный, наполненный гулом зал, вдоль стен которого располагаются несколько высоких восьмиугольной формы помостов красного дерева с латунным обрамлением.

— Это биржевые ямы, — поясняет отец. — Норфолкская вот эта, прямо под нами.

Десятки мужчин суетятся вокруг сектора, на который указывает Пинкер, взгляды их прикованы к грифельной доске. Прямо как дети перед уличным кукольным театром, ожидая, когда появятся Панч и Джуди, подумалось Эмили. Активность исходит лишь от человека в ярко-красном котелке, пишущим на доске цифры; доходя до низа, он волнообразным взмахом все стирает и начинает писать снова.

— А! Вот и Нийт, — воскликнул отец Эмили. — И Брюэр тоже.

Эмили подняла глаза: член Парламента, который недавно посещал отца, шел к ним вместе с молодым человеком в деловом костюме. Прежде чем сесть, Брюэр приветственно склонил голову, улыбнувшись Эмили. В это время Пинкер что-то настойчиво толковал Нийту прямо в ухо, и, когда тот повернулся, чтобы уйти, хлопнул его по плечу.

— Наш брокер, — поясняет отец, снова садясь на место. — Я поставил на «Лайл» небольшую сумму.

— Это пари?

— Что-то вроде. Дал поручение на продажу. Если, как я рассчитываю, цена упадет, я получу разницу.

Эмили кивает, однако все-таки она представляет себе этот рынок совсем не так, как, очевидно, ее отец. Отец открывается ей совсем с другой стороны, таким она его раньше не знала: прежде, когда он называл свои тюки с кофе пехотой и конницей, совершенно иное поле сражения вставало у нее перед глазами.

В зале звенит звонок. И тотчас же вокруг ямы вспыхивает гулкое бормотание. Мужчины машут руками, будто изъясняются на языке жестов; другие строчат накладные, которые порхают за коричнево-красную конторку и обратно. Несмотря на то, что эти действия Эмили не понятны, она осознает, что на ее глазах разыгрывается какая-то серьезная драма. Похоже, в центре нее двое мужчин, стоящие по разным сторонам восьмиугольного возвышения.