Ароматы кофе - читать онлайн книгу. Автор: Энтони Капелла cтр.№ 103

— Войдите! — ответили изнутри.

Я узнал сэра Уильяма Хоуэлла по изображению на пачке «Высокосортного кофе с плантаций Хоуэлла».

В жизни он оказался менее солиден, чем я себе представлял: более худ и менее грозен.

— Прошу вас, мистер Уоллис, — сказал он, — прикройте дверь.

Повернувшись, чтобы исполнить его просьбу, я обнаружил, что путь мне преграждает его сын, явно не зная, по какую сторону двери ему оказаться.

— Я позову, если ты понадобишься, — резко бросил старик сыну.

Когда мы остались одни, сэр Уильям внимательно обозрел меня с головы до ног.

— Надеюсь, вы проделали такой путь не просто для того, чтобы увидеть, как выглядит настоящая плантация, — сказал он едко. — Боюсь, с обзором вы несколько припозднились.

Он явно был наслышан о моих жалких попытках выращивать кофе.

— У меня письмо для вас.

— От мистера Пинкера с Нэрроу-стрит? — с некоторым удивлением спросил он.

— Да.

Сэр Уильям протянул руку, и я вложил письмо ему в ладонь. Взяв с письменного стола канцелярский нож, он взрезал конверт и вынул содержимое — две странички, исписанные четким почерком Пинкера.

Прочтя письмо до конца, он хмыкнул — удивленно, как мне показалось. Затем, кинув взгляд на меня, прочел письмо еще раз. Теперь он, похоже, глубже вник в его содержание.

Опустив листки на стол, сэр Уильям устремил взгляд в окно. Я проследил за его взглядом. Из окна открывался вид на огромную, растянувшуюся на два-три десятка миль плантацию.

— Вы в самом деле не знаете, что в этом письме?

Должно быть, Линкер, отметил это в тексте, так как сам я насчет этого не обмолвился.

— Представления не имею, — кивнул я.

Сэр Уильям вдруг резко спросил:

— Что он за человек? Пинкер, я имею в виду.

— Он умен, — сказал я. — Но ум у него особого свойства. Он обожает мечтать — воображать всякие возможности, какие еще никому не приходили в голову. И в результате, чаще всего оказывается прав.

Хоуэлл медленно кивнул:

— Задержитесь на несколько дней. Джок покажет вам все наше хозяйство. Мой ответ вашему патрону потребует некоторых размышлений.

Слова у этих людей не расходились с делом. В течение трех дней мне было позволено обозреть все тонкости их производства, начиная с гигантских питомников, которые одни занимали площадь более ста акров, до громадных навесов, под которыми очищались и обрабатывались бобы. Даже солнечные террасы, на которых были рассыпаны бобы на просушку, были забетонированы, чтобы красная пыль не коснулась готовой продукции. Прохаживавшиеся среди зерен босиком с блестящими от пота спинами люди ворошили бобы огромными граблями.

Работников имелось два вида: негры и итальянцы. Негры были из бывших рабов, как сказал мне Джок, но после отмены рабства компания нанимала только итальянских иммигрантов. По его словам, итальянцы работают усердней; отчасти потому, что им приходилось оплачивать расходы по своей перевозке на другой континент, отчасти в силу расового превосходства. Если я правильно понял, имелось в виду, что цвет их кожи был ближе его собственной.

— Что стало с неграми, которых сменяли итальянцы? — спросил я.

Джок изобразил неопределенный жест. Из чего явно следовало: раз они теперь уже не рабы, теперь они особого интереса для него не представляют.

Работники размещались в специально построенных деревнях, называвшихся colonos, в каждой из которых имелась пекарня и магазин, где они могли тратить свое жалованье. Была даже и классная комната, где детей учили считать — бухгалтерии, уточнил Джок Хоуэлл, поскольку эти навыки особенно важны для пеона. Все дети любого возраста освобождались от школьных занятий, когда их родители были заняты сбором урожая. Сбор плодов с самых нижних веток, до которых могли дотянуться детские руки, обычно предназначался как раз для них. Сбор затягивался до глубокой ночи. Я неоднократно наблюдал, как пеоны семьями устало брели в ночи к своим деревням с огромными корзинами собранных бобов на головах, с привязанными к материнскому бедру сонными малыми детьми.

— Как много у вас тут детей, — заметил я.

— Разумеется. Отец всегда поощрял прирост в семьях.

— Он любит детей?

Джок искоса взглянул на меня:

— В некотором смысле. Эти дети — наши будущие работники. Да и работников весьма подстегивает к активному труду необходимость прокормить многочисленное семейство.

— Ну, а если у них это все-таки не получается?

— Мы не допускаем, чтобы они голодали, — заверил меня Джок. — Всякий пеон всегда может получить аванс наличными под будущие заработки семьи.

Я вспомнил Пинкера и его сделки на срок:

— И как же они выплачивают долг?

— При необходимости он вычитается из заработка детей.

— Получается, дети наследуют долги родителей?

Он развел руками:

— Это же лучше, чем рабство. Да и работники вовсе не страдают. Глядите сами.

Действительно, работники не выглядели недовольными своей судьбой, однако я отметил, что повсюду, куда бы мы с Джоком ни следовали, нас сопровождали capangas: охрана, вооруженная ружьями и мачете.

В особняке среди горничных и иной прислуги оказалось несколько белых женщин. Я выразил удивление, что хозяева способны нанимать жительниц из далеких городов.

Джок сдвинул брови:

— Они не белые, Роберт. Это цветные женщины.

— Я явно видел нынче утром белое лицо, когда мы проходили мимо кухни…

— Это Хетти. Ну, какая же она белая. Она мустифино.

Это слово не было мне знакомо, и Джок специально для меня разъяснил его смысл. Ребенок белого человека и цветной женщины называется мулатом; отпрыск белого и мулатки называется квартероном; отпрыск белого и квартеронки — это мусти, ну и так далее, вплоть до мустифинов, квинтеронов и октеронов.

— Так откуда же… — начал было я. И осекся.

В Дюпоне проживало всего одно английское семейство. Задавать возникший у меня вопрос было излишне.

— Вот, — сказал Джок, подводя меня к одному из колоссальных ангаров для обработки бобов, — это вам может быть интересно. Тут у нас сортируется кофе.

Внутри вдоль стен всего помещения тянулся змеей длиннющий стол. В глубине стола стоял раскрытый короб наподобие корыта. Прямо на столе сидело более сотни юных итальянок возрастом от десяти до двадцати лет. Каждая, потянувшись к коробу, выгребала полную пригоршню зеленых бобов, затем рассыпала их перед собой на столе. Осматривая, девушка выбирала негодные и отбрасывала их в другой короб позади себя, одновременно ссыпая хорошие бобы через дыру в стоявший под столом мешок. Большинство девушек были довольно хорошенькими, со страстными черными глазами и смуглой кожей, присущими итальянским крестьянкам. Когда мы с Джоком вошли в ангар, все подняли на нас глаза. Зарывшись пальцами босых ног в мешки с кофе, они, возобновили свою работу, но, как мне показалось, продолжали ощущать на себе наши взгляды.