Старые черти - читать онлайн книгу. Автор: Кингсли Эмис cтр.№ 51

— Наверное.

— Говорят, что два раза в год во время отлива, когда вода спокойная, сквозь нее можно разглядеть улицы, даже дома. И церковь.

— Ты по-прежнему пишешь стихи?

— Ты помнишь! — Малькольм счастливо улыбнулся. — Да, конечно. И думаю продолжать. К счастью, у меня еще есть что поведать миру.

Прежде чем он успел сказать, что именно, Рианнон выпалила в приливе внезапного вдохновения, удивившего ее саму:

— Где-то здесь был очаровательный розовый сад с кирпичной оградой и перголами над тропинками. Он принадлежал какой-то богатой семье, но после обеда туда пускали всех желающих. Не знаю, открыт ли он сейчас.

— Ну-ка, ну-ка… Может, Мансел-Холл? За Суонсетом?

— В этот раз меня не поймаешь. Я не совсем…

— Да, я понял, что ты имеешь в виду, — Брин-Хаус, точно. Дом из местного камня, облицованный кирпичом. Здесь недалеко. Хочешь туда поехать?

— М-м-м… Помнишь, мы как-то ездили туда летом, день еще тогда был непогожий?

Тот непогожий день ей запомнился: холодный и пасмурный, хотя почти без дождя.

— Думаю, да, — вполне ожидаемо ответил Малькольм. — Помню. Давай сейчас съездим, посмотрим. Как знать, может, тот сад пробудит новые воспоминания.

— А вдруг его больше нет? С тех пор многое изменилось.

— Все равно поедем, хорошо?

Голос вновь звучал мечтательно, как будто Малькольм чувствовал, что нашел частично предопределенный путь, — вернее, они вместе нашли. Поймав его взгляд, Рианнон поняла, что опасность еще не миновала, но решила: делать нечего, пусть говорит. Она взяла Малькольма за руку и не отпускала до самых ворот. За церковной оградой Рианнон вновь сжала его ладонь — в знак утешения, или извинения, или чего-то, что сошло бы за понимание, или просто как человек, который дает понять другу: что бы ни случилось, мы переживем это вместе. Малькольм ответил на пожатие, но молчал, пока они не миновали болота, а потом впервые в жизни заговорил о каких-то пустяках.

— Отель «Библия и Корона», Таркин Джонс слушает.

Тарку было свойственно называть свое заведение именно так, хотя (вернее, потому что) оно не предоставляло гостям стол и ночлег и никто, кроме владельца, не воспринимал его как гостиницу. Все с готовностью соглашались, что это характеризует самого Таркина, но, как подчеркнул однажды Чарли, трудно сказать, с какой стороны. Гарт добавил, что это очень по-валлийски, и возражений не последовало.

В другое время Малькольм охотно поразмышлял бы на эти темы, особенно — на последнюю, но только не сегодня. С неестественной четкостью он представился полным именем.

— Кто? — рявкнула трубка.

Повторив свое имя еще отчетливее, Малькольм спросил, не здесь ли мистер Алун Уивер, и получил в ответ продолжительное молчание, которое нарушали доносящиеся издали женские возгласы притворного удивления и резкий звук, похожий на сигнал судейского свистка. Малькольм терпеливо ждал. Он раза два глубоко вдохнул и сказал себе, что нисколько не сердится. Алун подошел через несколько минут и буркнул что-то невнятное, как человек, не ждущий хорошего от незапланированного телефонного звонка. Малькольм снова представился и спросил:

— Много там народу сегодня?

— Почти все разошлись. Вообще-то я был почти один. Обычно я здесь в это время не бываю.

Отвечая на незаданный вопрос, Малькольм признался:

— Рианнон упомянула, где ты.

— Неужели? Понятно. — Сейчас Алун говорил с простодушной благожелательностью человека (валлийца, как наверняка подчеркнул бы Питер), который готовится к маневру.

— Слушай, Алун, я тут подумал, может, заглянешь к нам по дороге домой, выпьем по стаканчику на ночь. Никакой грандиозной пьянки, так, ун бах. [32]

В трубке послышался сдержанный вздох.

— Э-э… очень мило, дружище, но уже поздно и, если ты не против…

— Вообще-то я сегодня один. Гвен в каком-то странном настроении; не могу понять, какая муха ее укусила. Очень на нее не похоже внезапно уйти из дома и хлопнуть дверью. Сказала, чтобы я ее не ждал, и ушла.

Малькольм неуверенно рассмеялся над женской непредсказуемостью.

— Ну, это полностью меняет дело. Конечно, я буду рад разделить твое одиночество. Минут через пять выезжаю.

От мысли, что можно будет посидеть и выпить с приятелем, Малькольм на минуту почувствовал себя лучше. Он взял стакан с разбавленным виски — отнюдь не ежевечерний его напиток — и пошел в гостиную. Там было полно дамской дребедени вроде чехлов для мебели и декоративных тарелочек, а сама комната при довольно умеренной длине выглядела такой непропорционально узкой, что некоторые гости принимали ее за дамский уголок для чаепитий в очень ограниченном кругу. На самом деле пойти было больше некуда: либо в упомянутую крошечную гостиную, либо в кабинет Малькольма, куда он сам заглядывал только в особых случаях.

Сегодня здесь ощущалось мужское вторжение: его выдавал не столько проигрыватель, общий для обоих полов, сколько пластинки, принесенные из кабинета, где они хранились в белом сосновом шкафчике. Проигрыватель («Плейбокс», черный, с некогда золотым, а ныне потускневшим узором в китайском стиле) в середине шестидесятых считался очень современным. Пластинки были того же времени или чуть старше: запиленные долгоиграющие переиздания еще более древних записей на семьдесят восемь оборотов, сделанных в сороковые годы в стиле, который, по слухам, пользовался успехом лет за двадцать — тридцать до того. В основном исполнители выступали в группах с длинными названиями вроде «Док Петтит и его Сторивильский джаз-банд», хотя встречались и одиночки: обычно их звали как-нибудь вроде «Горбун Моз» или «Колченогий Рэд Лерой»; иногда им аккомпанировали на гармонике и варгане неназванные музыканты.

Малькольм собирался включить музыку, чтобы оживить в памяти прошлое, так сказать, продолжить с того места, на котором они с Рианнон остановились. О планах пришлось забыть, когда Гвен выдала ему все, что думает, и выскочила из дому; теперь же они казались вполне осуществимыми. Но пока только казались — Малькольм решил, что вначале пойдет в туалет и проверит, как обстоят дела с кишечником. Утром ничего не получилось, и Малькольм весь день отгонял неприятные мысли, чтобы не испортить свидание с Рианнон. Левое яичко опять побаливало, но к этому он уже привык.

Малькольм отставил стакан, поднялся наверх, и — о чудо! — кишечник сработал. Завершая процесс, он думал, что ощущает себя по крайней мере двумя совершенно разными людьми, которые никогда не слушают друг друга: суетливым старикашкой паникером и замечательно хладнокровным мыслящим индивидуумом. Правда, настоящее раздвоение личности было бы куда лучше: его половинки могли бы периодически друг от друга отдыхать.