Старые черти - читать онлайн книгу. Автор: Кингсли Эмис cтр.№ 24

Перед глазами Чарли стоял образ Софи, какой он видел ее час назад: бодрая и аккуратная, в светло-голубом плаще, туго перетянутом ремнем. С первого взгляда ясно — в жизни жены нет места человечкам с лицами из ковра; куда больше времени требовалось, чтобы понять, насколько терпима она к тем, кому они докучают. За двадцать два года супружества Чарли так и не изучил Софи как следует, но испытывал к ней огромное уважение, почти благоговение, и это чувство преобладало над всеми остальными, даже над завистью. Будь дело только в Софи, не было бы никаких переживаний, даже из-за Алуна. Еще за обедом в «Глендоуэре» Чарли понял, куда собирается Алун; и даже если бы он ни о чем не догадался, чистое постельное белье на кровати Софи в середине недели выдало бы истинное положение дел. Ну и ладно. Как обычно, они с женой ни словом не обмолвились о происшедшем. Где-то на половине совместного двадцатидвухлетнего пути Чарли потерял право высказываться по поводу этой сферы жизни Софи.

Со стороны дороги, обращенной к суше, показалась церковь Святого Догмайла, еще один из секуляризованных городских храмов. Эту церковь не стали переоборудовать в порнографический кинотеатр, а устроили там нечто на первый взгляд более безобидное — Центр искусств. Здание почти целиком перестроили в тысяча восемьсот девяносто пятом году, однако внутри сохранились фрагменты галереи четырнадцатого века, воздвигнутой по приказу Генри де Корси на месте более древнего сооружения. Всю эту информацию, а также другие подробности можно было найти в брошюре, которая продавалась в большом книжном киоске и справочном бюро у западного входа. С незапамятных времен на низком каменном столбе сбоку от паперти возвышалась статуя. За долгие века под открытым небом она утратила всякое человекоподобие, тем не менее легенда гласила, что это изображение самого святого Догмайла. Сегодня столб закрывала красная ткань, а вокруг толпились шесть-семь десятков человек, в том числе увешанных гражданскими и прочими регалиями. Нестройный шум голосов разнообразили веселые женские возгласы.

Чарли успел в последнюю минуту. Он остановил машину в нескольких метрах от сборища, расплатился с таксистом-китайцем, обладателем заметного суонсийского выговора, и подошел к краю толпы. Довольно полный мужчина лет пятидесяти, с короткими седыми волосами, вытянутым одутловатым лицом и большими глазами, повернулся к нему.

— Доброе утро, сэр, — произнес он с сильным североамериканским акцентом.

— Доброе утро, — ответил Чарли, чувствуя, что хочет убежать. За последние полчаса головная боль немного отпустила, но незнакомец, судя по виду, мог обеспечить ее в избытке.

— Разрешите представиться. Меня зовут Ллевелин Касваллон Пью.

Услышав это отвратительное, словно сошедшее со страниц «Мабиногиона», [17] имя, толпа умолкла. Во всяком случае, так показалось ошеломленному Чарли. Только мгновение спустя он понял, что к тишине, должно быть, призвал кто-то из центральной группки именитых гостей, среди которых был и Алун. Эту компанию сопровождали фотографы, рядом крутился человек с какой-то непонятной штуковиной — по-видимому, портативной телекамерой.

Начались малоразборчивые выступления перед микрофоном, транслируемые с помощью одного-двух динамиков. Во время речей Пью, явно чокнутый, посылал Чарли многозначительные взгляды, словно обещая нечто большее, чем сулило его имя. Неподалеку от них, рядом с накрытой тканью скульптурой, стоял элегантно одетый молодой человек, надо полагать, мэр; он представил какого-то типа из Министерства по делам Уэльса, не то министра, не то заместителя. Этот тип (на вид — не старше предыдущего) произнес несколько общих фраз и дернул за декоративную веревку, которую Чарли раньше не заметил. Красное полотнище с удивительной легкостью разошлось и упало, явив взглядам кусок блестящего желтого металла на постаменте из оливково-зеленого мрамора. Фигура была в человеческий рост, но в остальном походила на человека не больше изъеденной временем каменной глыбы, которая возвышалась здесь раньше.

Воцарилась тишина, вызванная, вероятно, не столько ужасом, сколько обыкновенным разочарованием, затем толпа взорвалась аплодисментами. Вышел и на несколько секунд стал центром внимания невысокий человечек, заросший волосами, как художник с карикатуры, — по всей видимости, скульптор. Еще один юнец, сказавший, что представляет Валлийский совет по искусствам, заговорил о деньгах. Начался дождь, впрочем, не такой сильный, чтобы разогнать толпу валлийцев. Со второго взгляда в фигуре на постаменте можно было найти человеческие черты, но манера исполнения исключала всякое портретное сходство, и Чарли подумал, что, наверное, он не единственный тут задается вопросом: а не воплощает ли представленная скульптура нечто абстрактное — скажем, дух Уэльса? Впрочем, те, кто стоял поближе, могли разглядеть на табличке имя Бридана и даты жизни: 1913–1960.

Подошла очередь Алуна. Он говорил сдержанно, без излишних чувств, неуместных столько лет спустя, и строго держался фактов: например того факта, что Бридан был величайшим из валлийских поэтов и величайшим англоязычным поэтом двадцатого столетия. Попутно он сообщил не столь известные, но не менее точные сведения о преданности Бридана своему делу, не упомянув, впрочем, о других его привязанностях: к виски «Джек Дэниелс Теннесси» и журналу «Удивительная научная фантастика». Ллевелин Касваллон Пью явно заскучал. Он все чаще поглядывал на Чарли и придвигался ближе, пугая всех вокруг (по крайней мере Чарли становилось все страшнее). Когда Пью заговорил, его голос звучал тише, чем раньше.

— Прошу прощения, сэр, но этот джентльмен, случайно, не мистер Алун Уивер, командор ордена Британской империи?

— Случайно да, — ответил Чарли, слегка задыхаясь. — Он самый.

— А не могло ли так случиться, что вы с ним знакомы лично?

— Могло. То есть да, мы с ним знакомы.

— Не будете ли вы так любезны представить меня после церемонии?

«Должно быть, он нарочно ко мне привязался», — подумал Чарли, понимая, что добром это не кончится. Пора было убегать, ну или уходить — как можно быстрее и дальше, — однако путь к свободе преграждал неширокий, но плотный кордон из человеческих тел. Чарли пробормотал что-то, соглашаясь, и попытался отстранится от Пью и всех остальных, мечтательно вспоминая те далекие дни, когда по утрам в его жизни присутствовали только головная боль и тошнота.

В голосе Алуна зазвучали патетические нотки. Он говорил, медленно переводя взгляд от одной группы слушателей к другой, чтобы никто не почувствовал себя обделенным.

— Порой слишком много внимания уделяется тому неоспоримому факту, что Бридан совершенно не знал валлийского языка. На самом деле то была чистейшей воды случайность, дань моде. Перед Первой мировой войной в Южном Уэльсе считалось, что детям вполне достаточно английского. Однако всякий, кто знаком с работами Бридана и знает Уэльс и валлийский, и на минуту не усомнится, что эта земля и этот язык живут в его стихах. Может, Бридан и не понимал все дословно, однако его понимание было другого толка: более глубокое, инстинктивное, почти на подсознательном уровне. Он чувствовал и ощущал нечто большее, чем просто слова…