Адаптация - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Былинский cтр.№ 54

– Что с ней? – спросил я.

– Переверните ее на бок, может стошнить… – сказала врач. Я выполнил ее просьбу.

Но мать не вырвало. Она лежала на боку и поводила головой, словно у нее в теле что-то больно шевелилось.

Врач сняла с нее проводки, встала. У нее был вид человека, который вздыхает, но этого вздоха не видно.

– Что с ней? – повторил я.

– Вы не видите? – словно самой себе сказала врач. – Все.

– Что?

– Умирает.

Я посмотрел на мать. Внутри нее шли судороги, словно пульсировал медленный разряд электрического тока. Глаза закрыты, челюсти сильно сжаты. Потом она захрипела, и сквозь стиснутые зубы показалась слюна.

– Ничего нельзя сделать? – спросил я.

Врач, как-то исподлобья взглянув на меня, медленно покачала головой. Медсестра со свешенной на глаза челкой смотрела в ковер.

– Обширный инфаркт, – сказала врач. – Вот, уже пописала.

Из матери полилась желтенькая струйка. Цвета тех витаминов, что я ей давал. По ее коже прошла тень, она стала похожа на мраморную. Мать мелко задрожала, открыла глаза и подняла вверх подбородок. Потом опустила голову на грудь и замерла.

– Это… все? – спросил я.

Мы втроем – медсестра тоже подняла глаза – секунды две смотрели друг на друга. Словно встретились три незнакомца и увидели что-то друг в друге, но позже об этом забудут. Врач покачала головой – будто качнулся игрушечный Ванька-встанька. Вероятно, она часто видела смерть. У нее было все то же укоряющее лицо, но при этом с легкой тенью покорности. Так люди, пришедшие арестовывать или отчитывать другого человека и внезапно заставшие его за молитвой, на некоторое время смиряются.

– Теперь можете перевернуть ее на спину, – медленно, словно отмеривая жидкость в стаканчик, сказала врач.

Я перевернул мать на спину. Затем левой ладонью закрыл ей глаза – мне показалось, моя рука сама сделала это – причем глаза закрылись неожиданно легко. Кожа ее головы была теплой. Я накрыл ее простыней до подбородка.

– Сколько ей было лет?

– Семьдесят.

– Семьдесят…

Вероятно, она подумала о своем возрасте.

С закрытыми глазами мать была похожа на серьезно задумавшуюся. Во что превратился, куда уплыл ее мир? Вечная темнота – та, что бывает у камня, – сейчас перед ней? Или она видит что-то другое – яркое, цветное? Мне было все равно, что она видит. Такие мысли возникли потом. А сейчас передо мной была плоская, телесного цвета пустыня. Легкое облако на небе, тихо. Я вновь тронул ее руку: все еще теплая. Ни на градус не остыла. Словно и не умирала. Пять минут после смерти – вот они какие… Почему я решил, что она сразу должна остыть? Человек, который родил меня, вырастил и любил меня – теперь умер. Хотя тело ее было здесь. Я отчетливо понимал, что она неживая. Эта отчетливость хоть и ясная, но все же была подернута дымкой трепещущей, теплой и пустой на вкус пустоты.

– И что теперь? – увидел я со стороны свой голос. – В больницу, на вскрытие?

Зачем я это говорю? Неужели я боюсь, что две живые души в белых одеждах с укоряющим и отстраненным лицами сейчас уйдут из квартиры, ничего мне так и не сказав, и я останусь один?

Или я автоматически говорю эти слова?

– Так как мы были здесь, когда наступила смерть, – отвечала, что-то записывая, врач, – то вскрытие производить не обязательно. Вам нужно прийти в больницу вот с этим… я написала, куда… – она протянула мне листок бумаги. Это было направление на получение заключения о смерти.

Когда-то на реке я ловил рыб на закидушку и видел, как они в траве расстаются с жизнью. В этом не было ни тени трагедии – если не задумываться, конечно. Моя мать стала такой же, как рыба. На моих глазах она выпустила из себя жизнь и умерла. Это совсем не было страшно. Это было скорее нестрашно жутко. Наверное, поры человеческих чувств в эти часы закрываются, чтобы притупить страдание. У всех за чернотой после жизни должны быть какие-то миры, вероятно. Даже у рыб. За то, что они дышали, смотрели, испытывали боль, – должна быть награда. Смерть человека так же обычна, как переставление кувшина со стола на шкаф, а затем в погреб. Рождение больше похоже на чудо. Даже рождение щенка, малька, бабочки. А смерть рожденного существа тускла и обычна. Почему же мы всегда говорим, что все мы смертны, и не говорим о том, что все родились?

Врачи «скорой», собрав свои медицинские инструменты, вышли в коридор. Высокая девушка с длинными каштановыми волосами смотрела в стену перед собой. Она сказала что-то врачу, кажется, назвала ее по имени-отчеству и что-то спросила. Я не расслышал, что.

Я сказал им: «Спасибо. До свидания». Их лица не изменились. Может, эта женщина в толстых очках с укоряющим лицом не уживается с зятем или невесткой, дома бурчит и учит их уму-разуму. А молодая медсестра с челкой танцует на дискотеках до упаду и смеется затем, пьяная и потная, в темноте, обнимаясь со своим ухажером. Почему мне так кажется? Кто-то наделил нас способностями представлять и воображать. Причем эти представления возникают совершенно внезапно.

Они ушли. Не помню, попрощались со мной или нет. Все было в тишине.

Вернувшись в спальню, я наклонился к матери и попробовал губами ее лоб – теплый. И руки еще теплые. Я видел ее смерть, присутствовал при ней. А те, кого она прогоняла, соскребая и сбрасывая, – тоже присутствовали? И видели меня?

Я вспомнил, что сегодня должен приехать брат. Набрал его номер. Ответила какая-то незнакомая женщина, сказала, что Бориса Игоревича нет дома, он в городе по делам. Семья брата держала домработницу, это, видимо, была она.

– Передайте Борису, – сказал я, – что у него умерла мать.

Говоря это, я почувствовал конвульсию плача, которая сразу отхлынула от горла и исчезла.

Порывшись в холодильнике, нашел соленые огурцы, капусту в банке (мать заквашивала), достал из морозильной камеры запотевшую бутылку. Налил, выпил. Выпил еще. Я не пьянел, но чувствовал, что водка поливает меня лучами света. Человека ведь надо, как растение, поливать. Лучше почаще. Алкоголики, например, поливают себя сами. А надо, чтобы хоть кто-то. Жутко поливать себя самому. После водки с огурцами стало теплей.

Я вернулся в свою комнату. Сел за стол, на котором стоял компьютер – все еще подключенный к Интернету. Набрал в поисковой системе слово «умирать».

Прочитал:

«Скептики и оптимисты: никто не хотел умирать.

Оказываются, от даты Апокалипсиса нас отделяют какие-то два с четвертью миллиона лет. Ученые назвали даже точную дату гибели всех представителей Homo sapiens – 31 октября 2 252 006 года. К такому выводу пришли геологи и палеонтологи, изучая ископаемые окаменелости в Испании, чей возраст превышает 22 млн лет. Группа экспертов установила, что средняя продолжительность жизни млекопитающих – 2,5 млн лет, а современный человек свои 250 тыс. лет уже, как говорится, «оттрубил». Люди погибнут, когда Земля в очередной раз удалится на определенное расстояние от Солнца и остынет, что губительным образом скажется на всех живых существах.