Если столкнешься с собой... - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Вяземский cтр.№ 102

– Ну и чего, спрашивается? Что вы этим хотели сказать? – спросил сердитый Степан Иванович.

Полторак глянул на него своими озорными зелеными глазами, потом пробежался ими по лицам остальных слушателей и сказал:

– Видите ли, уже через несколько минут после того, как мальчик ушел, я понял, что разговаривал с… будущим гением.

– Ах вот оно что! – громко произнес Степан Иванович.

– Весьма, конечно, любопытный экземпляр, – заметил мужчина в роговых очках. – Но, судя по тем, так сказать, симптомам, которые вы описали… Нет, я конечно, не психиатр, но и у меня возникает вполне закономерный вопрос…

– А у меня никаких вопросов не возникает! – перебил его Степан Иванович. – Я бы с великим удовольствием взял и надрал бы уши этому вашему «гению». Вот так! Он бы тогда сразу понял, о чем надо ему думать.

– Надрал уши – это грандиозно! Просто и гениально! – рассмеялся Николай Николаевич.

– Нет, товарищи, – с негодованием продолжал Степан Иванович, не обращая внимания на ядовитую реплику Полторака, – я с ужасом иногда думаю: каково же приходится бедным учителям! Когда у тебя в классе сидит, понимаешь ли, пара-тройка таких «гениев»… Думать им, видите ли, мешают! Да им бы только ничего не делать, лежать дома на тахте пузом вверх и плевать в потолок – вот и вся философия!.. А мы еще иногда грешим на наших школьных учителей, школу ругаем, дескать, не справляется с воспитанием. Да им памятники надо ставить при жизни! И зарплату платить как академикам!

– А может быть, этот мальчик просто разыграл вас, – предположила Альбина Сергеевна. – Для нынешнего молодого поколения артистизм так характерен.

– Точно! Каждый второй – артист! И все считают себя Эйнштейнами! – одобрил Степан Иванович.

– А я могу предложить вам другую точку зрения. Понимаете, человеческая личность устроена таким образом… – вновь попытался вступить в разговор мужчина в очках, но как раз в это время именинница стала подавать горячее, и обсуждение рассказа Николая Николаевича закончилось само собой. Больше к этой теме не возвращались.

Замечу от себя, что хотя рассказанная история произвела на меня известное впечатление, я воспринял ее с недоверием. Многое в словах и поведении мальчишки показалось мне противоестественным и вызывающим, а вывод, сделанный Полтораком, что парень – юный гений, – полностью бездоказательным. К тому же я привык не слишком доверять Николаю Николаевичу. Он, по моим представлениям, принадлежал к числу тех рассказчиков, которые с легкостью могут переиначить реальные события, лишь бы произвести эффект.

И в данном случае я отнюдь не уверен, что странный мальчишка, с которым Николай Николаевич якобы встретился на улице, в действительности был таким, каким изобразил его Полторак, да и вообще существовал на свете, а не был плодом творческой фантазии Николая Николаевича.

Нет, я бы ни за что не взял на себя смелость предложить рассказ Полторака вниманию широкого читателя, если бы не случай, сравнительно недавно происшедший лично со мной.

Я ехал ночным поездом из Ленинграда в Москву. Моим соседом по купе – двухместному (я взял себе «СВ») – оказался очень симпатичный, весьма общительный молодой человек лет двадцати пяти. Не помню точно, с чего у нас начался разговор, но в ходе беседы мы коснулись классической музыки, с музыки вообще перешли на Моцарта, а с самого Моцарта – на роман о нем Дэвида Вейса «Возвышенное и земное». Мой собеседник заметил, что Моцарт, пожалуй, единственный из общепризнанных гениев, который начал свою жизнь как «классический салонный вундеркинд», ибо, как правило, из вундеркиндов ничего потом не выходит. Я поспешил согласиться со своим попутчиком и вдруг взял и пересказал ему историю о странном мальчике, услышанную мной от Николая Николаевича Полторака.

– Впрочем, я сильно подозреваю, что вся эта история выдумана моим знакомым, – закончил я свой пересказ. – В любом случае ничто, на мой взгляд, не свидетельствует о том, что этот мальчишка был наделен хотя бы минимальными предпосылками к гениальности.

Молодой человек, который слушал меня с большим вниманием, вдруг как-то странно улыбнулся и возразил:

– Ну, гений – это, конечно, громко сказано. Но в целом очень похоже.

– На что, простите, похоже? – не понял я.

– Это подсознательное предощущение красоты, о котором говорил подросток… В том числе в точных науках, которые, казалось бы, связаны только с логикой. Французский математик Анри Пуанкаре в некоторых своих работах, например, прямо указывает на чувство математической красоты, гармонии чисел и форм.

Я недоуменно молчал, силясь отыскать какую-либо связь между эстетическими воззрениями Анри Пуанкаре и заявлениями странного мальчишки, а мой собеседник продолжал с неожиданным воодушевлением:

– И это беспокойное предчувствие открытия… Многие знаменитые мыслители указывали на то, что у них научному озарению часто предшествовало ощущение, что нечто подобное скоро наступит, хотя они и не знали, каким оно будет точно. Нечто типа: «Я вижу и завтра буду видеть дальше»… Понимаете?

– У знаменитых мыслителей – возможно. – Я понял наконец, куда клонит мой оппонент, и принялся возражать ему: – Но разве может быть подобное предчувствие у тринадцатилетнего подростка, который вместо того, чтобы заниматься, бесцельно шатается по улицам? Что он может «предчувствовать»?

– Туман… Борьба с туманом… Надо же! – задумчиво произнес молодой человек, рассеянно посмотрел на меня, но тут же, словно спохватившись, принялся объяснять:

– Понимаете, каждый видит что-то свое. Французский математик Адамар, например, видел пятна неопределенной формы. Пуанкаре – атомы-крючочки Эпикура, которые вдруг приходят в движение, сталкиваются друг с другом и образовывают сочетания. Генетик Гальтон в процессе рассуждений слышал аккомпанемент слов, лишенных смысла. Более того, он писал, что иногда, добившись в ходе длительной умственной работы совершенно ясных для себя результатов, он испытывал большие затруднения, когда пытался выразить их словами. Эту необходимость перевода мыслей на язык слов он считал одной из наибольших неприятностей своей жизни… Кстати, вы никогда не обращали внимания на то, как вы сами думаете: словами, образами или еще как-либо?

«Как я думаю?.. Да, Господи, конечно, словами! Ведь вот же – словами думаю», – подумал я, но спросил о том, о чем вроде бы совсем не думал:

– Простите, а вы кто по профессии? Наверно, психолог?

– Нет, я математик, – ответил молодой человек. – И у меня то же самое… Я, например, когда обдумываю вопрос, вижу не собственно формулу, а то место, которое она занимала бы, если ее записать: нечто вроде ленты, состоящей из букв, которые невозможно прочесть, как будто они в тумане, как будто я надел очки с сильной диоптрией… Причем в этой формуле буквы немного отчетливее в тех местах, которые мне кажутся более важными… Вы понимаете?

«Все я понимаю! Что вы, физики-математики, удивительно самоуверенный народ. Все-то вам понятно, и все-то вы с поразительной беззастенчивостью беретесь объяснить», – подумал я с такой словесной отчетливостью, что мои мысли предстали у меня перед глазами словно напечатанные на бумаге.