Круглые кубики - читать онлайн книгу. Автор: Анна Мосьпанов cтр.№ 42

Ну, или жена, это кому как повезло.

Мой нынешний муж – психиатр и альпинист. Можно наоборот: альпинист и психиатр. И этим все сказано. Наверное, и я такая, какая есть, во многом именно потому, что живу с психиатром. И с альпинистом.

Альпинист – это принципиально. Потому что люди, которые непонятно зачем, рискуя собственной жизнью, не боясь переломов и обморожений, часами, а порой сутками лезут в горы, исключительно чтобы водрузить на вершине флаг и гордо сказать «дошел», способны на все.

Они карабкаются туда не за деньгами, не за успехом, а иногда даже и не за славой. У них только одна цель – поставить флажок. Пометить территорию и доказать самому себе – смог. Справился. Дошел.

На карачках, волоком, через боль. Но дошел. Волдыри на ногах, скрюченные от холода пальцы, тяжесть в груди и головокружение – не хватает кислорода, веревка скользит и извивается, как живое существо, и страхующий там, на спуске, вроде надежно держит, но все равно на выдохе руки трясутся. Но он идет. И дойдет.

Это люди из какого-то другого теста. Другого замеса и не нашего фасона. Вроде кроили нас всех по одним лекалам – две руки, две ноги, чего там еще, – а вот они другие. Альпинисты и скалолазы… Я даже не знаю, как правильно определить.

Однажды мы обсуждали этот вопрос, оказавшись в весьма непростой жизненной ситуации. У мужа были серьезные проблемы на работе, ему отказывались продлевать контракт.

Мечты о том, чтобы наконец закончить профессиональное образование, сдать экзамен и получить заветное право на частную практику в Германии и статус врача-специалиста, снова грозили рассыпаться в прах.

Я сидела на нашей уютной сиреневой кухоньке и заламывала руки. Снова нужно было искать место, снова доказывать, что ты хороший врач, хоть и иностранец, снова приспосабливаться к коллективу.

Опять приучать секретаря, который печатает выписные эпикризы на основе диктофонной записи, к своему акценту. Опять выслушивать незаметные вроде бы, но весьма болезненные «шпильки» о том, что у уважаемого доктора много ошибок в немецком языке, и артикли не всегда на месте, и стилистика речи отличается от местной. Психиатры же – артисты разговорного жанра… Язык для них – это все. Это ж не гинекологи и не травматологи. Психиатрия – тонкие материи – инженеры человеческих душ. Ну и далее – полный набор клише.

Мне было безумно обидно за мужа, за все годы, убитые на то, чтобы все-таки реализовать мечту, за непросмотренные спектакли и выставки, на которых мы так и не побывали из-за бесконечных ночных дежурств.

За то, что цель, которая была, казалось бы, так близко, снова укатилась под стол двухкопеечной монеткой. Завалилась в щель в дощатом полу – и не вытащить. Где-то есть, а не достать.

– Миш, может, ну ее, медицину эту?

Муж посмотрел на меня как на душевнобольную. С жалостью, но без агрессии. Это прибавило смелости.

– В смысле, ну ее, психиатрию эту? Ну сколько можно в конце концов? Ну невозможно иностранцу работать по специальности, основу которой составляет виртуозное владение языком!

– Микаэла! Замолчи, будь любезна. Не мучай меня, а? – Мишка устало опустил голову на руки.

– Нет, я не хочу сказать, что ты чего-то не понимаешь по-немецки, – я упрямо гнула свою линию. – Или не можешь грамотно выразить свою мысль. Ты прекрасный специалист, но… Можно же уйти в фармакологию в конце концов. Продавать лекарства, например. Ну сколько можно терпеть эти унижения. Или…

Муж с грохотом отодвинул стул, рванулся в коридор и вернулся с ледорубом.

И если бы это был чужой человек, то я бы, наверное, призвала на помощь всех богов и помолилась бы об упокое собственной души. Но мой муж – психиатр. И альпинист. И одного взгляда на этот предмет снаряжения мне было достаточно, чтобы понять, в чем моя ошибка.

У нас дома в коридоре на одной из стен висит ледоруб. Не в том смысле, что мы сильно скорбим по безвременно погибшему при участии этого орудия Троцкому, а так – для напоминания. Для мужа это не только дорогой аксессуар, не просто элемент декора, но и своего рода маяк. Символ того, что все достижимо.

– Микочка, дорогая моя, я же альпинист. Хоть и бывший. Хотя бывших альпинистов не бывает. И когда есть цель – будь то вершина, сдача экзамена, получение нового рабочего места, то к ней надо идти. Трезво оценивать свои силы, прикидывать, где сделать привал, какой провиант взять с собой в дорогу и как распределить ресурсы, чтобы на все хватило, но главное – идти. Понимаешь? Не переживай, Микуш, все получится. Помнишь же историю о черном альпинисте? Вот после этого я ничего не боюсь.

Конечно, я помнила о черном альпинисте.

Когда-то Миша, еще совсем юный, пошел с друзьями, такими же как он студентами-медиками, в горы. Ребята молодые, крепкие – всем по девятнадцать-двадцать лет, группа «спетая» – поход не первый и не второй. Каждый из них четко знал свои обязанности, и никаких проблем не предвиделось.

Маршрут был очень интересный. Шли долго, с частыми привалами, а когда выполнили план, намеченный на день, решили остановиться на ночлег. Разложили костерок, разбили палатки, уселись вокруг, и, как водится, пошел треп за жизнь. Слово за слово – перешли к легендам. А какие легенды в горах – знамо дело, о черном альпинисте. И вот каждый из ребят рассказывал все, что знал об этом таинственном существе.

В какой-то момент девочки (а в группе были не только мальчики) потребовали прекратить, ибо начали вздрагивать от каждого шороха. А шорохов в горах много. Вот и тень какая-то вроде мелькнула, а вот что-то хрустнуло совсем рядом. Народу стало как-то не по себе… Ну и выпили, само собой, немало. Наверное, это тоже сыграло свою роль.

Долго ли, коротко ли – нужно ложиться спать. А ночь летняя, звездная. Тепло, ветерок легкий. Кто-то заполз в палатку, а кто-то улегся прямо в спальнике. Романтика, молодость, вино. Любовь там же где-то, по бортику. Все составляющие счастья.

Миша забрался в палатку и задремал. И тут же проснулся. Так ему показалось, во всяком случае, что тут же. Проснулся от дикого крика. Нечеловеческого. Так не может кричать человек. Звериный какой-то вой. Заспанный будущий доктор Мишка выполз из палатки. Из соседних палаток тоже народ высыпал – полуголый, кто в чем. Все вокруг озирались и никак не могли понять, откуда крик. На улице – никого постороннего. Только угольки костерка догорали.

А светало уже, да вдали паслось стадо коров. Пастуха не видно. Коровы сами по себе. Видимо, горцы из близлежащей деревни выгнали стадо перед утренней дойкой. Вот коровы и бродили неприкаянно.

Ребята крутили головами. И вдруг увидели далеко, выше по склону, маленькую точку, размахивающую руками. Они – бегом туда.

Там стоял один из мальчиков, со спальником наперевес, и орал дурниной. Ребята – к нему: «Что случилось?» А он только икает, трясется и бормочет что-то нечленораздельное про черного альпиниста. Только не совсем черного, а черно-белого. И мокрого.