— А я сразу поняла.
Мы допили с нею бутылку.
— Я буду только с одним, понял!
— Подожди ты, я узнаю.
Димка напряженно стоял посреди комнаты.
— Дим, ты будешь ее трахать?
— Нет, Анварка, я, наверное, не буду, я только посмотрю на вас.
— Хорошо, Дим. А презерватив у тебя есть?
Он дал. Я заметил, что ему даже презерватив давать мне было неприятно.
— Пошли, — сказал я ей.
— А этот не будет?
— Нет.
— Только деньги сразу.
— Само собой.
— А чё он, не хочет, что ли?
— Не хочет.
Дал ей сорок тысяч. Она спрятала их. Потом стряхивала легкие кожурки одежды и снова перекладывала деньги, прячась от меня. Легла на спину и с легкой готовностью, обыденно раскрыла колени.
«Какие женские и блядские глаза. И тело такое же дешевое, запущенное, как и ее жизнь».
Завис над нею на руках. Несколько раз ударился об твердую кость лобка.
— Ох, ты, блядь козел… ох, ты блядь козел… скорее, а то Отморозок…
Хотелось разозлиться на нее, но это было бы смешно. А потом обнял ее сухое, воробьиное тело, прижался к ее жидким, шершавым грудям, словно жижа в целлофановых пакетах. Она цыкала языком, проверяя дупло зуба. Он входил в нее как бы между двух смятых и старых газетных листов с помойки. Он хотел выйти из меня. Он ощерился в страшной улыбке и протопал по этому коридорчику в кишку презерватива.
— ………………………, — радостно говорила.
— Бери… одевайся… — мышцы живота передернуло волной.
— ………………………, — радовалась она.
— Уходи, уходи, я сказал! — тошнота наполнила рот, прыснула, я оглянулся, куда бы слить, и сглотнул ее назад.
— ………………, — говорила еще в коридоре.
— Иди ты, иди, — я был голый и не стеснялся Димки.
— Дай мне еще десятку на такси! — сказала в дверях.
Сильно оттолкнул ее пятерней в темноту площадки.
— Увидимся, — сказала она с этой женской простотой и уверенностью из темноты площадки.
Захлопнул дверь, ткнулся головой в унитаз и еще раз вытолкнул его из глотки вместе с желудком и трахеей. Как будто сделал выкидыш изо рта. Потом упал на пол. Увидимся, бля.
Ночью позвонили, я услышал в трубке далекий голос Суходолова, я трезво сказал, что звонил ему, но попадал на Морокова, и перевел дух, чтобы еще…
— …передавал, что ты звонил…………, — говорил он что-то о встрече.
— Да, да, конечно, хорошо, надо встретиться, — я хотел, чтобы он скорее уже заканчивал разговор, еще раз перевел дух.
— …деле………тра……ника….сево… — говорил он.
А меня уже тошнило прямо на пол.
Я отбросил трубку и изо рта ударил фонтан. Я поливал комнату.
Снилось, что кто-то пьет очень много воды и не может напиться. Опять вспоминал Асель или видел ее во сне.
Проснулся от громких коротких гудков в трубке возле моей головы. Думал о смысле жизни. Видел себя, худого, морщинистого с пустыми мутными глазами, алкоголически пляшущие ноги в белых тапочках. Задумался о смысле и понял, что нет его. Все, что есть — это смысл и отсутствие его, для кого как. Даже писать не знаю зачем, для чего и кого это надо. Показалось, что земная жизнь, все, что вокруг — это лишний этап в моем существовании. Все бессмысленно, все книги похожи друг на друга, все фильмы об одном и том же. Все. Дожил до потери смысла.
«Кам ту Марракеш… Кам ту Марракеш…»
Моча пахла этой бомжихой. Вода в ванной и зубная паста тоже пахли ею. Вспомнил, что звонил Серафимыч, и скривил лицо. Плакать слезами не могу после армии.
В автобусе так сильно пахло бомжихой, что я все оглядывался, искал, может быть, где-то рядом сидит бомж, а я не вижу.
За окном в черном салоне легковушки заразительно и неслышно для меня захохотал водитель.
Дождь. Сижу в ЗАО «Горнопроходческих работ I». Старое здание на Малой Дмитровке. Они роют тоннели. Димка придумал для них слоган: …И БУДЕТ СВЕТ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ.
Потом на запись в «КРАФТ ВЕЙ» недалеко от станции метро «Алексеевская». Устал уже от подобострастных, проплаченно-радостных отчетов про 850-летие Москвы.
Потом надо было ехать к Юлии Алексеевне.
На улице Чехова проезжающая мимо легковая машина с зеркальными стеклами резко схватила мое отражение и уволокла с собой. Я растерялся и замер перед дорогой, как перед пропастью.
шестнадцать
Я вдруг заметил, что на мне улыбающееся лицо.
Как хорошо, что он позвонил! Хорошо, что мы снова встретились. Ехал и все собирал улыбку на лице, прогонял ее, а она снова проступала изнутри. Смешно, что все-таки боялся, что Суходолов «голубой», задолбали, бля, советчики всякие и завистники. И как всегда не было денег угостить его Массандрой, что за жизнь, бля…
Был в ЗАО «Вторчермет» — тоже отчитались по 850-летию. Усталый возвращался в душном автобусе. Выпукло золотился пруд. Много купающихся. Так захотелось искупаться.
Сейчас приду домой, переоденусь, куплю баночку джин-тоника и тоже пойду купаться, как молодой француз. Выгреб рекламки из ящика, кроме них, там ничего и не было. Зашел в свою комнату в пещере, посмотрел на матрас и понял, что спать хочу больше чем купаться. Разделся и лег. Лежал и успокаивал бьющееся сердце. Считал до десяти и наоборот. Дрочил просто так, чтобы успокоиться и не думать ни о чем. Зазвонил телефон. Блин, надо было выключить!
— Анвар, ты чего сейчас делаешь?
— Дро… так, ничего, Ксения.
— Анвар, мне вырвали зуб, я сейчас отхожу от заморозки, может быть, встретимся?
— Ксения, как хорошо, что ты позвонила! Я так хотел искупаться, а пришел и спать лег.
— А, ну ладно, прости, что я… просто Гарник уехал на какие-то свои переговоры.
— Да нет, нет, обязательно встретимся, искупаемся. Я все лето хотел искупаться. Ты где сейчас?
— Я? Я не знаю, я спрошу.
Я засмеялся.
— Ну да, я же на «Водном» стою.
— Садись на семьдесят второй и доедешь прямо до «Байкала», я буду ждать тебя на остановке.
— А как ты думаешь, мне можно пить после анестезии?
— Давай встретимся и там решим.
Так было радостно на душе. Я немного полежал, слушая, как бьется сердце. Потом оделся. Подвернул снизу джинсы и босиком вышел на улицу, радуясь от этого, как городской мальчик в деревне. С радостным чувством в душе прошел мимо этой грустной заброшенной «Волги», купил в киоске две зеленые банки джин-тоника. Сидел на корточках возле остановки, ждал автобус и с радостью слышал за спиной лай собаки, звук плюхающихся тел, крики детей, тихое радио из открытых дверей машины, большое гудение города. Солнце жарко давило на веки, холодные банки джин-тоника стояли на земле передо мной. Подъезжали автобусы, выходили люди, смотрели на меня и, наверное, думали, что я жду свою девушку. С радостью покурил, но пить не стал. Появился длинный семьдесят второй. Она вышла из дальней двери и поразила меня своей красотой. Короткие черные волосы, черные, блестящие глаза и белое трикотажное платье до пят. Оно так облегало ее фигуру, и оказалось, что она худенькая и очень стройная.