Tanger - читать онлайн книгу. Автор: Фарид Нагим cтр.№ 2

— Прощай, Анвар.

И снова легла, почти упала, болела.

— И ходит еще, молчит, не разговаривает такой, ничего себе!

— Что? А что мне говорить, Асель, что?

— Уёбище! Отпусти руку!

Чуть не ударил тогда, и только сильно рванул за руку.

— А, Димка, привет, это я, вот так вот, думал, что уезжаю на всю жизнь… Юра, долг не высылай, как договаривались, я сам уже еду…

«…Дмитровская. Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…»

Сухо как во рту! Мент… только сегодня приехал, товарищ милиционер, мол, это, можно заплакать, короче, он поймет, мужское братство. Поймет, блядь!.. Пить. Как выйду, выпить. Только сегодня приехал, вот коробки. Только сегодня.

Ту-дум-тум… ту-дум-тум-тум… ту-дум-тум-тум… ту-дум-тум-тум…

Общага, вот я и вернулся, пиздец какой-то.

Круглые часы «ЗИЛ», без пятнадцати одиннадцать. Охранник как будто не узнает. Да, типа не узнает. Это же я. Уже не пустит.

— Пропуск!

— Я только коробки оставлю и назад.

Неужели паспорт потерял?

Комнату Димкину забыл. Она.

«Димка, мы в 605, если что, поднимайся (с гитарой)», — я писал, а будто и не было ничего.

— Дим, открой, это я — Анвар, я вернулся.

Спит, что ли?

Что он смотрит, бля?! Первокурсник, наверное. Сейчас закурить попросит… как сговорились… а ты выглядишь, как лох доступный.

— Извините, его нет, он вчера самоубийством покончил.

— Что?

— Он вскрыл себе вены, «Скорая» увезла. В очках такой, да?

— Да-а…

Круговое мелькание пролетов. Вспученный линолеум коридора, выбоины и следы от окурков на стенах. Двери. Пыльное, грязное окно в конце, в открытой форточке свежее, яркожелтое свечение. Подходит к двери в конце коридора. Поднимает с пола окурок и, опалив зажигалкой фильтр, закуривает.

— Юра, открой, это я — Анвар, — тихо. — Я вернулся.

Стучит. Тишина.

— Нет, что ли, никого?!

Отходит, громко топая. Тихо возвращается, слушает.

Шепот. Звук отодвигаемой задвижки.

Да-да, так надо будет сделать, мол, спокойно, Юра это ограбление.

Дверь приоткрывается и высовывается голова.

— А! Бабай! Ты че, вернулся, что ли?

— Я. Да…

Смеется, обнимает. Как всегда эта Юркина манера стукаться лбом в плечо.

— Давай, проходи, не стесняйся, будь, как дома, обувь можешь не снимать, — ищет кого-то за спиной Анвара.

Комната. Кровать. Маленький щуплый паренек курит. Налысо остриженная голова. Большие уши. Испуганные серые глаза. В углу большая дорожная сумка «Marlboro». Еще одна кровать, полосатый матрас с желтыми разводами. Индийский земляничный чай, маргарин Rama, ЯЛОВИЧИНА — тушкована вермишель… Ели!

— Ну, ты чё сидишь, как будто человека съел?! — склоняется Юра к пареньку. — Поздоровайся с дядей.

— Паша.

— Анвар.

— Как-как?

— Анвар. Был такой еще, Анвар Саадат, если знаешь, конечно.

— A-а… не-ет…

— Ты глянь-ка, Бабай? У него печатка на мизинце. Мол, крутняк, Аль Пачино, на хрен. Откуда вы такие беретесь?! Лучше бы ногти почистил.

— Достал уже, блин! — Паша прячет руку в карман. — А чё тогда сам говорил: подари, подари…

— Это мой друг! Вот. Кровный, без булды, — Юра стукается лбом в плечо Анвара, обнимает его. — Друзья закадык, братья… Да он барон, бля! А ты чё приехал-то, в командировку, что ли?

— Я, Юра…

— О! Хорошо, что ты пришел! Я тебе стих почитаю. Ночью написал. Вот глянь. Сядь, или нет, прислонись к стене, а то упадешь, ха-ха!

Значит, денег нет… скажет «нет» как всегда. А ты еще боялся, как бы он тебе не выслал долг в Алмату.

Вершат унылую работу

метаморфозы естества.

Как будто с фресок позолота,

с дерев осыпалась листва.

— А?! Скажи: клас-с! Или вот, — ищет другую запись на обоях. — Как золото на дне лотка — дни, озаренные тобой. Не то. Вот:

Чернеет ворон на снегу,

И на душе тоска такая,

Как будто выбрит и покаян,

И застрелиться не могу…

— Нет, лучше — а застрелиться не могу, — исправляет букву на стене. — Как будто выбрит и покаян, а… а застрелиться не могу. Так лучше! — отходит и любуется.

И тогда все это было точно, как сейчас, исправлял букву, и было чье-то движение и какой-то вопрос.

— А романы свои тут тоже на обоях пишут? Войну и мир, нафиг! — Паша.

— Он тоже поэт, — Юра, показывая на Пашу.

— Угу.

— Хреновый поэт!

— Пошел ты.

— Тоже учишься здесь?

— Не-ет, я проездом… в Африку еду.

— Серьезно, Бабай!

— В Африку?

— Прикидай, но? — закуривает. — К жене еду. Насовсем, нафиг!

— К жене? Она что, негритянка, что ли?

— Да нет. Она там на фирме работает… Юрок, а где моя барсетка?

— Откуда вы такие беретесь?! Ба-арсетка, — кидая со шкафа сумочку. — Драная, шоферская сумка. Ба-арсетка!

— Вот, визитка ее.

— Гвинея Биссау… Ничего себе. Она еврейка, да?

— Отец еврей, мать хохлушка. Русская, можно сказать. Но.

— А-африка, — «ты так наивно радуйся, играй — ведь ему так хорошо сейчас, хотя действительно у…».

— Охо-хо, боже мой…

— Ты чего, Анвар?

— Да нет, ничего, просто завидую тебе.

— Да я сам себе завидую, нафиг! Даже не верю до сих пор.

— Дай докурю. Фу, свинья! Весь фильтр обслюнявил! — Юра обжигает фильтр зажигалкой, брезгливо осматривает.

— Я вообще курил, а не слюнявил.

— Это все монопенисуально.

— Ох ты, ёпт таю, ученый какой… Анвар, ты в «Барби» разбираешься?

— В чем?

— В куклах «Барби». Я тут дочке куклу купил…

— У тебя дочка есть?

— Окса-анка, три года уже.

Противно так рот растягивает. Ботинки с квадратными носами. Как они могут эту херню носить?! Воротник рубахи грязный. Муж, бля.

— Вот, в ГУМе купил, сказали, что не китайская.

Юра ухмыляется у окна.

— Кла-ассная кукла, Паш!