Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги - читать онлайн книгу. Автор: Клер Дедерер cтр.№ 77

Только я про себя решила, что передо мной одна из тех чокнутых адептов «йоги смеха», как Кэтрин попросила нас сесть в маричиасану — скручивание, в котором нужно зацепиться за согнутое колено, повернуться всем корпусом и посмотреть через плечо.

— А вот это интересная поза, — проговорила она своим низким грудным голосом, петляющим, как извилистая тропинка. Она начинала говорить, и ее фразы рано или поздно заканчивались именно так, как и должно было быть. — Одна из немногих поз в йоге, где ваш взгляд оказывается за пределами коврика. Вы смотрите в пространство. Таких поз не так много, как кажется. Но старайтесь всё же, чтобы взгляд был рядом. Пусть он не убегает за пределы коврика. Тогда ваша концентрация останется там, где нужно: внутри.

Это, пожалуй, самый полезный совет, который я когда-либо слышала от преподавателя йоги. Пусть взгляд не убегает за пределы коврика. Самая суть лекции о пратьяхаре, вовлечении чувств вовнутрь, прочитанной нам когда-то Фрэн, наконец обрела для меня физическое соответствие. Это был очень конкретный совет, как не отвлекаться во время занятия. Мне гораздо проще было не смотреть за пределы коврика, чем «практиковать пратьяхару».

Также меня очаровала фраза «Старайтесь, чтобы взгляд был рядом». Мне нравилось думать, что взгляд можно приручить, привязать, как ручную овечку. Взгляд становится помощником. Он всегда был рядом, чтобы помогать мне, надо было лишь следить за ним.

В конце занятия мы сели медитировать. Глядя на Кэтрин, становилось ясно, что медитирует она много. Я внимательно наблюдала за ней. Когда она закрывала глаза, ее лицо действительно ничего не выражало. Редкость для людей, особенно когда глаза закрыты. Она не надевала защитную маску, не рисовалась, ей было все равно, смотрят на нее или нет. Как я всё это поняла? Понятия не имею. Может, по ее веснушкам?

Когда она открыла глаза, они были влажными и сияли.

Я начала ходить к Сейдел регулярно. Для меня она всегда была Сейдел. Стояла в одном ряду со Спеллманом и Фриманом. Как у учителя у нее были две ипостаси: внешняя — она общалась с миром через смех, шутки, улыбки; и внутренняя — полное погружение в себя. Третьей, в которой большинство из нас пребывает постоянно, как будто и не было.

Хотя большинство инструкторов в йога-студиях Боулдера учились у Фримана, их классы порой не имели вообще ничего общего с аштангой. Нередко они представляли собой антивиньясу. Их йога, казалось, совсем не подразумевала постоянных ошибок и стремления найти самый эффективный и наименее энергозатратный способ выполнить позу. Связок между позами почти не было. Нет, эти инструкторы напоминали ученых, а студия на их занятиях— лабораторию. Асаны были их экспериментами. Что происходит с внешним бедром опорной ноги в сварга двидасане [50] ? Как работают шейные позвонки в позе моста?

Они знали все странные способы изолировать и расслабить секретные мышцы, мышцы, о существовании которых даже не подозревали обычные люди, бродившие где-то там, за пределами йога-студии. Мы ложились на спину у стены, аккуратно складывали ноги за головой в удивительный крендель и принимались медленно умирать со скуки: всё ждали, когда же начнется действие. Потом пытались пошевелиться и обнаруживали, что вправили себе позвонки. Вот так!

Еще эти преподаватели были зациклены на грудном отделе позвоночника. Проще говоря — на средней части спины; им все время казалось, что этой части тела не уделяется достаточно внимания. Это для них было почти политически важно. Им казалось, что грудной отдел позвоночника несправедливо отправлен в ссылку, что его нужно вернуть на родину, то есть интегрировать с остальными частями спины.

Вообще, они были просто помешаны на человеческом скелете. Хотели, чтобы мы забыли о мышцах и «доверились нашим костям». «Стойте на костях!» — таков был их девиз. «Отпустите мышцы и создайте структуру». Идея заключалась в том, чтобы не делать позу силой мышц, а так установить кости, чтобы добиться устойчивости и оставаться в позе не за счет мышц.

Одним солнечным утром мы с Сейдел делали позу моста. Она тоже уговаривала нас «довериться костям» и не забрасывать себя в позу силой мышц. Но я привыкла работать мышцами и хитрила, помогая себе бандхами. Однако в этом клубе всё это относилось к запрещенным техникам. Мы не должны были напрягаться. Итак, мы лежали на спине с согнутыми коленями, поставив стопы на пол, и поднимали таз. Я вытолкнула таз как можно выше, стараясь сильнее прогнуться в спине.

— Нет, нет и нет! — воскликнула Сейдел, точь-в-точь как пожилая балерина, теперь обучающая новичков. — Вы слишком сильно прогибаетесь, все! Войдите в позу еще раз, но не прогибайтесь сильно. Просто поднимитесь на костях ног. Не используйте мышцы ягодиц!

Мы попробовали еще раз. Я сосредоточилась на ногах.

— И все равно — слишком высоко! Поднимите таз всего на пару сантиметров.

Мы выполнили ее указания. Это казалось неправильным — подняться всего чуть-чуть. Разве смысл позы не в том, чтобы прогнуться как можно сильнее?

— А теперь распределите вес равномерно между плечами и коленями. Не напрягайтесь. Отпустите мышцы. Расслабьте ягодицы! Пусть кости вас держат.

Я ничего не чувствовала.

Мы вышли из позы.

— А что мы должны чувствовать? — не удержалась я и спросила.

— Вот! — ответила Сейдел. — Что мы должны чувствовать? Да кто знает? Мы сейчас работаем с тонким телом. Ваше тонкое тело еще преподнесет вам немало сюрпризов. Но к нему нужно пробиться. — Сделайте позу еще раз, — приказала она, — используя только кости. Пусть всё происходит на более глубоком, структурном уровне.

Мы выполнили позу таким образом еще несколько раз. Сейдел ходила по рядам и проверяла, расслаблены ли наши ягодицы.

Потом она заявила, что мы будем делать урдхва дханурасану, также известную как мостик. Если и есть поза, которую я держу полностью за счет силы мышц, так это мостик. Я в него поднимаюсь рывком, как помешанная на шоппинге матрона из карикатуры в журнале «Нью-Йоркер» дергает дверь в супермаркет, где идет рождественская распродажа.

Прогибы всегда давались мне тяжело. Я привыкла сутулиться. Сутулюсь, когда стою, сутулюсь, когда пишу. Иногда мне кажется, что годы кормления грудью навсегда ссутулили меня, как поникшую головку цветка.

Готовясь подняться в урдхва дханурасану, я вспомнила о Фрэн, о том, как много лет назад та определила странное чувство в моей груди как страх. Она была права. Мне было страшно раскрыться, развернуться в том месте, которое я так привыкла закрывать.

Итак, готовясь подняться в мостик, я думала о Фрэн и о своих страхах. Подготовка к этой позе всегда была связана с лихорадочным внутренним диалогом. Я слишком слабая. Недостаточно гибкая. Что, если я с треском упаду на голову и сломаю шею?

Перебирая в уме привычный список тревог, связанных с мостиком, как пилот-истребитель, проверяющий оборудование, я услышала голос Сейдел.