Тезка - читать онлайн книгу. Автор: Джумпа Лахири cтр.№ 59

— Только если ты не очень удаляешься.

— Тогда я уж лучше вообще не буду двигаться.

— Вот и правильно, лежи и не шевелись.

Но все-таки они забираются под покрывало, разгоряченные любовью, немного усталые, удовлетворенные, обнимают друг друга. Гоголь начинает опять целовать ее лицо, Мушуми обхватывает его ногами, но в этот момент запах горелого подбрасывает их обоих на кровати. В панике они голышом выскакивают в коридор, бегут на кухню. Увы, ущерб уже необратим: весь соус выкипел, куски курицы превратились в угли, да и сковороду придется выбросить. К этому времени оба уже умирают от голода, но одеваться и выходить на улицу у них нет сил, поэтому Мушуми заказывает по телефону пиццу. Пока они ждут доставки, Мушуми кормит его дольками мандаринов.

Через три месяца зубная щетка Мушуми стоит в стаканчике в квартире Гоголя, а его бритва занимает почетное место у нее в ванной. Гоголь изучает свою новую возлюбленную с возрастающим восторгом, хотя бывает, что, когда у нее много занятий, он видит ее без косметики, уставшую, невыспавшуюся, с серыми тенями под глазами. Если она пару дней не мыла голову, он, целуя ее в пробор, чувствует вкус сальных волос. Он наблюдает за тем, как отрастают волосы у нее на ногах в промежутках между депиляциями и как она время от времени пинцетом выдергивает черный волосок, выросший над верхней губой. Он знает теперь, что она всегда спит в одной позе: на левом боку, вытянувшись в струнку и подогнув правую ногу под прямым углом. А еще она ужасно мило всхрапывает во сне, тихо рокочет как газонокосилка, которую пытаются завести. На людях они время от времени вставляют в речь бенгальские фразы, чтобы иметь возможность безнаказанно обсуждать неудачные прически или смешные туфли обедающих рядом с ними людей.

Они интересны друг другу — ведь, с одной стороны, они знакомы с детства, но с другой — не знают друг о друге ничего. И в общем-то что нового они могут узнать? С детства им поневоле приходилось вести одинаковый образ жизни: они посещали одни и те же вечеринки, церемонии и праздники, сидели перед одним и тем же телевизором, скучая, уставившись в «Остров фантазий» или «Лодку любви». Они ели все ту же самсу на бумажных тарелках, ходили по одинаковым коврам. Ему легко представить себе, какую жизнь она вела после того, как их семья переехала в Нью-Джерси. Большой дом в более или менее престижном районе, в гостиной — китайская горка, гордость матери, государственная школа на тысячу учеников, где она была первой по многим предметам, но куда она ходила как на пытку. Поездки в Калькутту, когда их выдергивали из американской жизни на месяцы. Они посчитали, сколько времени оба провели в Калькутте, — оказывается, им случалось бывать там одновременно, они и не подозревали об этом. Сходны они и в том, что обоих постоянно принимают то за греков, то за итальянцев, а то за египтян или мексиканцев.

Мушуми с ностальгией рассказывает Гоголю о жизни в Англии — сначала они жили в Лондоне, чего она почти не помнит, потом переехали в Кройдон, в кирпичный домик, обсаженный по фасаду розовыми кустами. Она обожала их узкий, высокий дом, газовую плиту и странный, немного затхлый запах ванной комнаты. Ей нравилась даже удивительная британская привычка не смешивать горячую и холодную воду. На завтрак она ела овсянку с горячим молоком, в школу ходила в форме. Она совершенно не хотела переезжать в Америку, Америка ей совсем не понравилась, и она держалась за свой британский акцент как за последнюю соломинку, соединяющую ее со Старым Светом. За несколько месяцев до их приезда в Массачусетс в квартале, где они поселились, пропал ребенок — его так и не нашли. Его фотографии долго висели в окрестных супермаркетах, а мать Мушуми требовала, чтобы дочь, находясь в гостях, звонила ей каждый час. Американские мамаши приходили в изумление от ее чувства долга: прежде чем пойти играть, она просила проводить ее к телефону. «Мама, я в гостях у Анны», — докладывала она в трубку по-английски, или: «Я сейчас у Сью».

Гоголь не обижается, когда Мушуми признается ему, что всегда избегала его, с самого детства. Она еще в десять лет решила, что не позволит родителям решать свою судьбу и никогда в жизни не выйдет замуж за индийца. Гоголя тоже с детства предупреждали об ужасах женитьбы на американке, но Мушуми обрабатывали постоянно и с нарастающей интенсивностью. Еще в пятилетнем возрасте дяди и тетушки то и дело спрашивали ее, как она хочет выйти замуж — в красном сари или в белом платье? Мушуми, правда, не собиралась угождать им правильными ответами, а иногда даже просто показывала язык, но яд тем не менее проникал в ее детскую душу. Когда ей исполнилось двенадцать лет, на своем дне рождения она с двумя бенгальскими подружками принесла страшную клятву не подходить к бенгальским мужчинам ближе чем на десять метров. Слова клятвы они написали красными чернилами, одновременно плюнули на бумагу, потом изорвали ее в клочки и закопали где-то на заднем дворе.

Однако родители не успокаивались: лет с шестнадцати они начали подсылать к ней бенгальских женихов. Те терпеливо сидели на диване в гостиной, но Мушуми отказывалась с ними разговаривать, бросалась по лестнице к себе наверх, запиралась в комнате под предлогом того, что у нее много уроков, и не выходила до самого вечера. Во время визитов в Калькутту процедура повторялась: незнакомцы осаждали дом ее бабушки и дедушки. А однажды по пути в Дургапур к ним в поезде подошла немолодая чета с вопросом: свободна ли Мушуми, не обручена ли? У них есть сын, который проходит докторскую интернатуру в Мичигане. Каждый раз, когда индийские родственники задавали ее матери вопрос: «И когда же ты наконец выдашь ее замуж?» — сердце Мушуми сжималось от холодного ужаса. Она содрогалась, когда родители начинали обсуждать блюда, которыми они будут потчевать гостей на ее свадьбе, или цвета сари, в которых она будет щеголять в первые недели замужней жизни, как будто это было уже дело решенное. Содрогалась, когда бабушка открывала шкатулку с драгоценностями и демонстрировала семейные жемчуга и бриллианты, что со временем должны были перейти ей.

Но ее родители не понимали, насколько несчастной и одинокой была на самом деле их дочь. Индийские мужчины ее не интересовали по определению, а встречаться с американскими мальчиками ей не разрешали. В колледже она тихо страдала по студентам и преподавателям, а ведь она даже не была знакома с ними и не решалась к ним подойти. И Мушуми ушла в себя, по ночам мечтала о любовных похождениях, придумывала истории с участием своих «объектов», старалась невзначай столкнуться с ними в столовой и библиотеке. Даже сейчас каждый год колледжа ассоциируется у нее с определенным мужчиной, в которого она была тайно, страстно и преданно влюблена. Время от времени Мушуми везло — она пила кофе с «объектом» или перекидывалась с ним парой слов в библиотеке, но эти встречи ни к чему не вели, оставляя лишь чувство смятения и разочарования. К концу обучения в колледже Мушуми подошла твердо убежденной, что жизнь ее кончена и что она навсегда останется старой девой. Наверное, именно из-за ужаса выйти замуж за нелюбимого, незнакомого ей человека Мушуми в определенный момент закрылась от мира. Она и сейчас не может вспоминать об этом периоде без чувства стыда, глубокой вины перед самой собой. Как много времени ей потребовалось, чтобы разорвать липкую паутину традиций, которой родители так плотно окутали ее еще в детстве, стать внутренне свободной. Как жаль ей теперь ту послушную девочку-подростка, что беспрекословно тренькала на пианино, носила нелепую косу и ужасные платья с кружевными воротниками.