Московский гамбит - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мамлеев cтр.№ 50

Но почему, почему??

— Олег, скажите честно, — Саша взглянул на него, — вы ощутили каким-то шестым чувством серьезность всей ситуации, высшую серьезность, несмотря на всю внешнюю простоту и непритязательность того, как началось??.

— Да. Из-за целого ряда намеков, нет, не знаю от чего… какой-то жуткий подтекст всего этого входил в меня…

— Тогда и не спрашивайте, «почему». Надеюсь также, что не будет никаких детских обид. Вся эта история вне личных отношений. Это была бы смешная реакция… Тем более, я вас предупреждал, что будут «этапы» и после каждого из них — решение о дальнейшем.

Тем не менее возникла неприятная и напряженная обстановка. Слова запутывались и застревали. Олег, грустный, смотрел в окно.

— Давай-ка откланяемся и пойдем своей дорогой, Олег, — вдруг резко сказал Берков и встал.

Это, может быть, был самый лучший выход. Быстро, смущенно и неприязненно простились.

Саша и Нина оказались одни у столика.

— Ну что ж, остается только допить пиво, — вздохнул Саша.

Нина решила ни о чем не спрашивать его. Он ничего не сказал ей. Заранее. Стуманно-странной улыбкой она посмотрела на него, допивающего свое пиво.

Задумчивая официантка поплелась из своего угла и опять оказалась перед глазами Нины. «Она всегда смотрит внутрь себя», — подумала Нина.

Нет, нет, ни на одну минуту в ее уме не мелькнула мысль, что Саша отказался из-за «морали»: ибо ожидался «чудовищный» метафизический эксперимент без согласия на то. Она вгляделась: что-то иное заволокло его лицо и глаза, устремленные внутрь. Принял ли он такое решение сам или вместе с этим немыслимым человеком Востока? Как связать сущность этих ребят с отказом? Ведь никому не было известно, кроме Саши, в чем собственно состояло «испытание». Но оно было явно отчужденно от их личности. Что же испытывалось тогда в этой кромешной тьме на грани между жизнью и смертью, которая всегда рядом? Может быть, испытывался их будущий предсмертный стон, который Саша или этот всевидящий Человек Востока могли провидеть и положить на весы? И что могло быть такого в этом последнем стоне или видении? И в какие пласты души можно было бы бросить эти тайные зерна? И какая неудача постигла их предсмертный живой стон? А если, подумала Нина, то было испытание последующих транс-воплощений, заложенных внутри нас и раскрывающихся потом как зонты в согласии с Волею Небес? Или, — и тогда в ее уме появлялся воображаемый образ этого неизвестного Сашиного друга, все связывалось с первоначальными божественными прообразами души Олега, Бориса и Леши? С той божественной искрой, которая начинает свое путешествие, спускаясь во тьму? Может быть, она не выдержала Сашиного испытания? И зачем, какие еще сети и капканы заготовили для нее они — Саша и Человек Востока — для этой бедной божественной бабочки-летуньи, — улыбалась Нина… В какие еще немыслимые, post-божественные бездны надо заманить эту наивную и всемогущую бабочку, называемую иногда вечным огнем? Заманить так, чтобы она уже никогда не возвратилась к своему Небесному Отцу.

Счастливые, какие же они счастливчики, эти двое, Олег и Борис, удалившиеся в горечи и даже злобе и воображающие, что они оказались недостаточно духовны и глубоки и, так сказать, неполноценны перед высшим.

Золотые счастливчики!

А что остается мне? — думала она. — Наверное, Саша выбрал меня одну для своего «чудовищного эксперимента». Ну и пускай. Где-то я всегда стремилась к гибели. Страшно будет расстаться только с одной — во всей этой так называемой Вселенной — с одной-Россией. О, нет, нет, она — внутри меня, и она пребудет со мной даже после моей смерти, в вечности. Ее я никому не отдам. А божественной искры моей — прообраза Божия — мне не жалко, давно уже пора над ней маненько подшутить. А то уж больно вечная и божественная. Так и пребывает в своей полноте, блаженстве и покое, как толстый Будда. А я тут маюсь по всяким столовым и планетам, без конца и начала.

Мне даже не будет жалко, если Саша «подшутит» и надо мной, какая я есть, а не только над моей божественной искрой, с которой я еще не отождествила себя полностью.

Все равно — я его. Как это поется в народной песне: «Пускай могила меня накажет за то, что я его люблю. Но я могилы не убоюся, кого люблю и с тем помру».

Кажется, наши женщины — в далеком прошлом, добровольно соглашались уходить в землю вместе с мужьями, как только те умирали. Но, увы, Сашу не интересуют такие мелочи, как могилы на земле, и все эти его игры попахивают другой, более жуткой и фундаментальной могилой — внеземной. А может и нет, кто знает?

Она взглянула на Сашу. Он обернулся к ней.

…Нет, нет, я попросту не понимаю его. Разве он — вне Света? Он же говорил, что обязательным условием этого последнего пути является «обычное» посвящение, с его целью — Богореализацией. Значит, это не против Бога, а идет куда-то еще «дальше», раз необходимо, чтоб сначала душа была вместе с Богом, как скромно говорят на Западе, или просто стала не иным, чем Бог, как говорят на Востоке. Да, конечно, он не отрицает Божественный Свет, и в этом отличие от люциферических сект. Но вместе с тем это глубинное восхищение некоей Высшей Тьмой… Нет, нет, дальше я ничего не понимаю. И вообще все путаю. Не надо ускорять события. Пусть будет, что будет. Я, слава Богу, не Гретхен, а он не Фауст, а кто-то гораздо покрепче. Правда, юмор никогда не мешает. Его можно сравнить с колобком из народной сказки: я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, и т. д… ото всех ушел колобок и катится по дороге. Так и Саша от всех ушел: и от Бога, и от дьявола, и от Традиции, и от эзотеризма, прихватив все это с собой. Но чем это кончится?

Два дня спустя Саша уносил свою любовь в пучину подмосковных лесов и городков. Они, как и раньше, ехали на электричке повидать Сашиного друга. Нина надеялась, что пока еще это не Человек Востока. Они неслись вглубь, теперь уже летом, а не зимой, как когда-то, и поезд врезывался в пространство. Было мало народу в вагоне, и жесткий стук колес то убаюкивал, то тревожил.

Я не удивлюсь, думала Нина, что этот Человек Востока в конце концов окажется Божеством, воплотившимся в человеческом теле, наподобие Кришны. Тем более Бог может быть одновременно где угодно — ни время, ни пространство, ни число — не препятствия для него. Только на этот раз приход не связан со спасением людей или возвращением им утраченной мудрости. Скорее другое. Бог приходит на страшный, ледяной, пронизанный мраком край своих Владений, за которым может быть почти сразу начинается обрыв, бездонная ночь вне Космоса, чтобы соприкоснуться с тем, чего нельзя «увидеть» в Центре, в Сиянии Духа, в этом бесконечном всемогущем и Самодовлеющем Центре, где пребывает Бог в Самом себе, в Своем вечном и непостижимом блаженстве…

Нет, нет, я захожу слишком далеко, это иной случай…

Или может быть, этот Тихон Федорович как раз, наоборот, — человек, и последняя тайна связана не с Богом, а с Человеком?

Куда несется этот поезд, в котором мы едем? Кажется, вагон стал слишком покачиваться от огромной скорости…