— Ah oui! — Шестеренки с шумом стали приходить в движение в ее голове, расставляя события по местам. — Двое мужчин приходить сегодня утром, наделать кучу бум-бум-бум! — Теперь уже мадам да Кошта перешла на жесты. — Я подниматься, они разбивают дверь. Я спрашивать, кто они такие, они говорить: «Закрой свой рот, мы просто меняем замок, а потом уйдем». Они поменять и уходить. Фу! Так это не для вас?
— Нет.
— О, вы не шумите. Не то что остальные. — Она с одобрением улыбнулась. А мне было приятно, что у меня есть защитник, пусть это всего лишь миниатюрная мадам да Кошта.
— Может, они из управления муниципальным жильем?
— Нет. Один мужчина — самый обычный врезчик замков. А второй… такой огромный… — Она выпятила грудь вперед и сжала кулаки, чтобы продемонстрировать бицепсы. — Очень эффектный. Как… — Она подыскивала подходящее слово. — Как телохранитель, да. — Она утвердительно кивнула, довольная подобранным сравнением. — Как будто он телохранитель этого врезчика замков. Странно. — Женщина нахмурилась.
— Очень странно, — согласился я и рассказал ей о звонке на мой мобильный.
Десятью минутами позже мои руки были обмотаны старой хлопчатобумажной рубашкой, раскрашенной в цвета португальской сборной по футболу (зеленый, красный и пятно от пота). Глаза я закрыл и молился, чтобы в тот момент, когда я их вновь открою, мои пальцы не предстали в виде малинового пюре.
А молился я потому, что месье да Кошта замахнулся в мою сторону кувалдой, стараясь попасть по стамеске, которой я подпирал новый замок.
Один оглушительный удар, от которого у меня заходила ходуном каждая конечность, — и дверь гостеприимно распахнулась.
Все было на своих местах. Грязная посуда, не мытая дня три, моя спальня, украшенная разбросанными повсюду носками и плавками, комната Элоди, закрытая на замок, чтобы у меня в приступе одиночества не было соблазна зарыться носом в ящик с ее нижним бельем.
Внимательным взглядом мадам да Кошта зафиксировала увиденное — надо же сохранять репутацию среди сплетниц-подруг — и посоветовала не медлить.
— Но я не собираюсь съезжать, — возразил я, — я еще раз поменяю замок и останусь здесь.
— Нет. Ты не видеть того огромного мужчину. Телохранителя, — напомнила она, снова выпятив грудь, как только могла.
Месье да Кошта, едва ли понимающий хоть слово по-французски, согласно закивал, и раскатистые звуки так и посыпались из него — он что-то говорил жене.
— Он говорит, они злые в четыре часа. Ты должен уйти.
— Куда уйти?
После непродолжительного совещания между супругами мадам похлопала меня по руке:
— Мы находить тебе жилье. Телохранитель не находить тебя.
Месье ушел за коробками под мои книги и компакт-диски, а я принялся укладывать чемоданы. Мадам осталась наблюдать за процессом.
— Это та девчонка, Элоди! — обозленно сказала она, вспомнив дьявола в юбке, вечно пачкающего лестницу.
— Нет, Элоди сейчас в Америке. Это дело рук ее отца.
Я не сомневался, что именно он и стоял за всем случившимся. Действия злоумышленников были заранее детально спланированы и так же безукоризненно выполнены — как раз в его духе. Некто дождался, пока я покину квартиру, совершил акт вандализма над дверью и дождался моего возвращения, чтобы позвонить в подходящий момент. Как видите, все было спланировано с той аккуратностью, которую ежесекундно источает весь облик Жан-Мари. Единственное, что не укладывалось у меня в голове, — какое ему до всего этого было дело? В свете приближающихся выборов у него наверняка имелись проблемы, более достойные внимания.
— Но эта квартира ему не принадлежит! Я напишу на него заявление в муниципалитет! — Мадам да Кошта была вне себя от ярости.
— Нет! — Я на минуту оторвался от своего занятия — сбора по всей квартире разбросанных грязных носков, — чтобы предостеречь ее от попытки перейти дорогу моему бывшему шефу. — Вы потеряете работу, а он останется при квартире. Но я тем не менее одержал победу, — сказал я, — мы взломали дверь, и я без надзирателей собираю свои вещи. Этого достаточно.
У меня было не так уж много вещей, но, когда все мои чемоданы, уложенные друг на друга, набились в loge, там едва ли остался свободный сантиметр для свежего воздуха.
Сидя на чемодане с кружкой кофе в руках (в ногах у меня лежал мусорный мешок, набитый грязной одеждой), я размышлял, как низко пал за короткое время. Из потенциального владельца загородного дома, из директора по маркетингу, трахающего дочь своего босса, превратился в изгоя, которому если и светило кого-то обнять, так только мешок с грязными трусами. Да… на лицо из «Форбса» (этот журнал любит писать о головокружительной карьере, об уникальном восхождении на самый верх) я явно не тянул. В Париже я потерпел фиаско, и все это, по большому счету, благодаря Жан-Мари. Ах, и войне, конечно. «А где ты был, что делал во время войны, папочка?» — «Был вышвырнут из собственной квартиры». День дурака сыграл со мной дурацкую шутку.
— Вам сегодня не надо работать? — спросил я мадам, которая не спускала с меня тревожных глаз, чувствуя мою подавленность.
— Нет, мы работать ночью.
— А спать не хочется?
— Мы заканчиваем в четыре и спим до тех пор, пока мальчикам не пора вставать в школу. Может, после обеда поспим.
— А где месье?
— Он пошел за машиной. Отвезет вас на новую квартиру. К друзьям.
— К друзьям?
Когда месье вернулся, мы быстренько загрузили новенький «рено», не сильно отличавшийся по виду от навороченной тачки Жан-Мари. На жилье у консьержек и их семей шла незначительная часть дохода, и они знали толк в инвестировании, приобретая потребительские товары французского производства.
Мы отъехали от квартала Марэ, оставив позади две-три улицы, и остановились в просторном дворе, вымощенном камнями, рядом с жалким зданием не меньше чем XIII века постройки. Подъезд с ободранными стенами напоминал загон для лошадей, а к самой loge вела каменная лестница, заканчивавшаяся наверху аркой.
Кухня с вымороженным воздухом скрывалась за матовым стеклом двери. Внутри стояли холодильник немыслимых размеров, длинный обеденный стол, а на нем маленький телевизор. На каком-то этапе своего существования телевизор был залит белой краской. Слава богу, хотя бы экран отмыли.
Вторая комната в квартире оказалась темной спальней, где вдоль стен стояли двухъярусные кровати. Шторы были наглухо занавешены, в воздухе царил запах мужских подмышек, усиленный духотой от недавнего скопления народа.
Месье да Кошта жестом попросил меня не нарушать тишины. Приглядевшись, я заметил бугры, выступающие на двух кроватях. Один из спавших тихонько посапывал, как будто жевал во сне хрящик.
Разгрузив машину, мы тихонько втиснули мои вещички между уже имеющимися чемоданами и баулами, которыми была заставлена добрая половина комнаты. Все это напоминало прибежище для беженцев.