Англия и Франция. Мы любим ненавидеть друг друга - читать онлайн книгу. Автор: Стефан Кларк cтр.№ 69

Бритты несколько месяцев ломали голову, пытаясь разгадать планы Наполеона. Хитрый француз изначально сбил их с толку, распространив ложные слухи о предстоящем вторжении в Ирландию, и бритты, когда этого не произошло, не на шутку встревожились. Нельсон курсировал по Средиземному морю, выискивая признаки французской активности, используя все доступные средства разведки, кроме разве что спутниковой навигации, к тому времени еще не изобретенной. Он посылал шпионов собирать слухи в прибрежных тавернах, высматривал корабельные мачты на горизонте, включал собственную интуицию, которая могла подсказать, что задумал пронырливый корсиканец. И в августе 1798 года Нельсону улыбнулась удача. Он наткнулся на французский флот, который мирно стоял на рейде в заливе Абу-Кир, возле Александрии.

Вице-адмирал французского флота, Франсуа-Поль Брюэс д’Эгайер, подготовился к возможной атаке британцев, соединив цепью тринадцать боевых кораблей в заградительной линии вдоль побережья и нацелив пушки в сторону моря. На закате дня, 1 августа, он заметил приближение четырнадцати боевых кораблей Нельсона и решил, что располагает достаточным временем, чтобы подготовиться к битве или отойти. Никто ведь не станет атаковать в темноте такую неприступную баррикаду из кораблей, тем более с риском сесть на мель?

Как же он ошибался. Француз не знал, что имеет дело с человеком, таким же дерзким и чуждым условности, как и Наполеон, и он не мог поверить своим глазам, когда бритты, подгоняемые ветром, не только ринулись в атаку, но и обрушились на незащищенные фланги.

Флот Нельсона громил французов с обоих флангов, огнем пушек дырявил борта кораблей противника; в это время скованные цепью французские корабли беспомощно наблюдали за происходящим, не имея возможности выйти в море против ветра и ввязаться в бой. Флагман вице-адмирала Брюэса, «Ориент», загорелся и был уничтожен взрывом такой силы, что содрогнулись оба флота, вынужденные остановить бой, чтобы понаблюдать за грандиозным фейерверком.

Между тем Нельсону в лоб угодил осколок шрапнели, и рана оказалась очень серьезной. «Я убит», — сказал он команде своего корабля, но впервые ошибся. Ему наложили швы, и он смог насладиться сладким вкусом победы. Из тринадцати вражеских кораблей только два избежали повреждений или захвата. Французский средиземноморский флот приказал долго жить.

В качестве награды победитель получил титул барона Нельсона Нильского (недвусмысленное напоминание Наполеону о том, что Египет ему не принадлежит) и стал великим героем. Его победа не только унизила бедного Наполеона, застрявшего в Египте, но и имела крайне огорчительный побочный эффект. Французский флот был для Наполеона единственным средством сообщения с Францией, ведь помимо официальных депеш он посылал личные письма, в том числе очень личные, адресованные Жозефине.

Пока Наполеон отсутствовал в своей экспедиции, Жозефина подружилась с ослепительным красавцем кавалеристом, который, вместо того чтобы просвещать ее в военном деле и зачитывать пассажи из книг по альпийской географии, предпочитал рассказывать анекдоты и демонстрировать навыки верховой езды, а посмотреть было на что.

У Нельсона же теперь появилась возможность перехватывать французскую почту, и одним из трофеев стало в конце 1798 года любовное письмо Наполеона, в котором он писал, как страдает из-за интрижки Жозефины (хотя наверняка в письме было и несколько строк, касающихся топографии дельты Нила). Впервые позабыв о традициях офицерской чести, Нельсон переправил письмо на родину, для публикации в лондонских газетах. Историю вскоре подхватили и в Париже, и Наполеон вдруг оказался рогоносцем, обманутым мужем.

Как и следовало ожидать, он тут же принялся колесить по Каиру в компании миловидной блондинки, жены одного из офицеров-пехотинцев. Он должен был показать Парижу, что если его брак и дал трещину, то вовсе не из-за проблем с его потенцией [91] .

А тем временем британское правительство убедило Турцию объявить войну Франции, и у Наполеона вдруг появился серьезный противник в пустыне. Эффектный марш-бросок через Средний Восток, о чем он мечтал, превратился в адский, изнурительный, раздражающий, как мухи в вине или песок на зубах, поход по пустыне, с наступающими на пятки турками, умело сочетающими ярость средневековых крестоносцев с мощью современного (поставляемого британцами) вооружения. Отчаявшись, Наполеон оставил эту затею и в августе 1799 года рванул домой на маленьком фрегате, бросив свою армию на произвол судьбы.

Этот позорный исход из Египта, должно быть, больно ударил по самолюбию Наполеона, но худшее ожидало его впереди.

Бритты понимали, что Наполеон действительно душой радел о Египте. Он понастроил там ветряных мельниц, основал большой госпиталь. Запустил программу борьбы с бубонной чумой, которая все еще вспыхивала эпидемиями в этой стране. И конечно, он стал инициатором кампании по изучению и осмыслению древнеегипетской культуры. Одной из ключевых находок его ученых стал Розеттский камень — внушительных размеров плита из базальта с идентичными надписями на древнеегипетском языке, начертанными иероглифами и демотическим письмом, и на древнегреческом языке.

Плиту весом 760 килограммов обнаружили французские солдаты во время строительства форта для защиты от британцев в бассейне Нила. Важность этой находки как инструмента расшифровки иероглифов была сразу же признана наполеоновскими учеными. Вот почему, когда бритты захватили Египет и вышвырнули оттуда остатки французских войск, они потребовали отправить камень в его родной дом, Британский музей (в то время почему-то никому не приходило в голову, что родной дом для любого древнего артефакта — это то место, где он изначально был обнаружен). Французы пришли в такую ярость, что пригрозили сжечь все бесценные древние рукописи Александрийской библиотеки, если им не разрешат покинуть страну с найденным сокровищем, — правда, тем самым они бросали легкую тень на провозглашаемую ими преданность древней культуре. Но, по свидетельству английского путешественника Эдуарда Кларка, французы как раз пытались вывезти камень из Египта, когда он со своими коллегами нагнал их в тихом каирском переулке [92] и завладел раритетом. Ценный трофей с эскортом отправился в Лондон, где кто-то из музейных служащих старательно изуродовал его, добавив две надписи: «Захвачен в Египте британской армией в 1801 году» и «Подарен королем Георгом III». Теперь уже никто не мог сомневаться в его британской принадлежности.