— Не совсем. Она сказала, что сегодня у нее отменили дневное прослушивание, поэтому она приедет к вам пораньше. Она уже в пути.
— О… Тогда ладно, спасибо.
Мистер Макгэнни задумался на несколько секунд, затем резко встал из-за стола.
— Что ж, Оуэн, мне кажется, я сказал вам все, что хотел сказать в сложившейся ситуации. Мы оба — люди занятые. Как и миссис Тонкс, впрочем. Нет смысла задерживаться — нас всех ждет работа.
— Я провожу вас до лифта, — произнесла миссис Тонкс, выступив вперед и взяв меня под руку.
— Приятно было наконец познакомиться с вами, Оуэн, — сказал мистер Макгэнни, когда она уже волокла меня к двери. — Выше голову и хвост морковкой, э?
Я вылетел из его кабинета, не успев ответить.
— Как вы поедете домой? — спросила миссис Тонкс, спускаясь со мною на лифте и тем самым немало удивив меня, — На такси?
— Ну, я пока еще не думал…
— Я поймаю для вас, — перебила она.
И действительно, не только вывела меня на улицу, но и меньше чем за минуту остановила такси.
— В самом деле, не стоило, — запротестовал я, открывая дверцу и почти ожидая, что миссис Тонкс полезет со мной внутрь.
— Не стоит благодарности. Нам нравится баловать своих авторов. Особенно… — жеманно, — таких важных авторов.
Такси тронулось с места и почти сразу же остановилось у светофора. Пока мы ждали, я успел заметить, как с противоположной стороны к парадному входу особняка „Тщеславие“ подкатил другой кеб. Из него вышла женщина, и я, движимый праздным любопытством, обернулся, предполагая, что это, вероятно, и есть дочь мистера Макгэнни. Но нет — к моему удивлению и, как ни абсурдно, к моему восторгу, это оказалась не кто иная, как Элис Гастингс.
— Элис! — крикнул я из окна машины. — Элис, здравствуйте!
Но она наклонилась, чтобы расплатиться, и не услышала меня, светофор мигнул, и мое такси тронулось с места. Пришлось довольствоваться знанием, что она, по крайней мере, до сих пор работает в издательстве и, судя по тому, что удалось разглядеть, не сильно изменилась после нашей встречи.
Прошло совсем немного времени, и таксист вдруг опустил перегородку и спросил:
— Извините, приятель, но вы, часом, не знаете, кому надо за вами следить, а?
— Следить за мной? А что?
— Да вот там этот синий „Ситроен два-си-ви“. В двух машинах за нами.
Я обернулся.
— Конечно, при таком плотном движении сказать наверняка трудно, но он за нами едет всю дорогу — я тут пару раз углы срезал, а он держится. Вот я и спросил…
— Вполне возможно, — ответил я, вытягивая шею, чтобы разглядеть водителя другой машины.
— Я сейчас чутка газу поддам — посмотрим, что будет. — Таксист молчал, пока мы не доехали чуть ли не до Баттерси. — Нет, стряхнули. Наверно, померещилось.
Я подавил вздох облегчения и откинулся на спинку. Долгий был день. Теперь мне хотелось только одного — провести вечер в одиночестве собственной квартиры с телевизором и видеомагнитофоном. На сегодня людей пока хватит. Они утомляют. Не хотелось видеть даже Фиону.
Таксист отсчитывал в окно мою сдачу, когда мимо нас, с ревом набирая скорость, проехал синий „Ситроен 2CV“.
— Копать меня поперек и наискось, — вымолвил таксист, глядя ему вслед. — За нами в самом деле следили. Вы давайте поосторожней, приятель, — вам точно кто-то на хвост сел.
— Может, вы и правы, — пробормотал я, когда машина скрылась за углом моего дома. — Очень возможно, что вы и правы.
Но в то же время мысль не покидала меня: старый битый „ситроен“? Генри Уиншоу, конечно, хитер, но не настолько же.
Генри
21 ноября 1942 г.
Сегодня мне шестнадцать! Матер и Патер подарили мне эту потрясную тетрадь в кожаном переплете, в которой отныне я смогу записывать свои самые тайные мысли
[15]
. И разумеется, 200 фунтов на старый сберегательный счет, хотя до этих денег я не смогу добраться, к величайшему сожалению, еще пять лет.
А днем они закатили шикарное чаепитие. Были все — Бинко, Жирик, Тефтельи Мяхля, а также пара представительниц прекрасного пола, например изысканная Уэнди Карпентер — увы, со мной она почти не разговаривала
[16]
. Томас держался индифферентно и заносчиво — как обычно. Но самый большой сюрприз — откуда ни возьмись появился дядя Годфри. Очевидно, у него сейчас отпуск, который он проводит в Уиншоу-Тауэрс, и он специально приехал оттуда, чтобы взглянуть на вашего покорного! В полном обмундировании Королевских ВВС он выглядит потрясно. Пришел ко мне в спальню посмотреть на все модели „Спитфайров“, и мы углубились в достаточно серьезную беседу — про Эль-Аламейн
[17]
и про то, как он подстегнул необходимый боевой дух всех солдат. Он рассказывал, как парни с нетерпением ждут, что после войны все станет гораздо лучше, а потом впал в лирический восторг по поводу какого-то Доклада Бивераджа (?), в котором, судя по всему, говорится про то, как отныне у всех повысится уровень жизни, даже у рабочего класса и тому подобных людей
[18]
. Уходя, сунул мне в карман пятерку и не сказал ни слова. В самом деле — пристойнее дядьки трудно себе и пожелать.
15 декабря 1942 г.
Пока — худший день в моей жизни, это совершенно точно. Жуткие сцены в Уиншоу-Тауэрс, когда мы туда приехали, чтобы отдать последние почести бедному дяде Годфри. Никто в самом деле не может поверить, что его больше нет: ведь меньше месяца назад он еще приезжал на мой день рождения
[19]
. Мемориальная служба сама по себе гадость, что уж говорить о Бабке с Дедом, которые выглядели хуже некуда, в часовне собачий холод, снаружи воет ветер и так далее. Но переночевали до этого мы в самом доме, и там приключился кошмарнейший конфуз. Бедная тетушка Тэбс от этого известия окончательно рехнулась и кинулась обвинять дядю Лоренса в том, что это он укокошил собственного братца! Буквально накинулась на него в вестибюле, когда он спускался на ужин: пыталась размозжить ему голову крокетным молотком. Судя по разговорам, происходило это уже в шестой раз. Меня пытались уберечь от этого зрелища, но когда мы все сидели за столом, приехали врачи и бедную тетушку с воплями выволокли через парадное. Потом я услышал, как отъезжает фургон, и больше мы ее не видели. Матер говорит, что ее увезли в такое место, „где за нею будут хорошенько присматривать“. Надеюсь, она быстро поправится.