Армен - читать онлайн книгу. Автор: Севак Арамазд cтр.№ 40

— На ней платье моей жены, — сверху, с площадки перед дверью, сказал грузчик. — Три года назад жена повесила его на забор — сушиться после стирки, а эта уличная стянула, — усмехнулся он. — Но я ничего не сказал, потому что с ее мужем покойным мы не раз хлеб-соль делили. Муж ее порядочный был человек, самый уважаемый мусорщик в Китаке. При нем Китак был чистым, на улицах ты бы клочка бумаги не нашел, а сейчас, глянь, мы скоро утонем в грязи… — Грузчик вздохнул и выпрямил затекшую ногу. — Да только плохо кончил бедняга: трое дрянных парней поймали его, отняли всю зарплату, а самого так отделали автомобильной отверткой, что у него голова раскололась и мозги вывалились прямо на землю под деревом, — грузчик яростно почесал колено. — Поленились труп хотя бы в реку бросить: кое-как забросали его мусором и ушли. А через пару месяцев дождь размыл этот мусор и рука его, полусгнившая, наружу вылезла, по руке этой да по запаху его и нашли…

— Но почему?

— Что почему?

— За что его убили?

— Ну… — замялся грузчик, — ни за что, просто так. Выпившие они были, в приподнятом настроении. Втроем поймали бедного, руки-ноги связали, кто-то из них похвалился, мол, могу одним ударом череп ему раскроить, а другие не поверили, сказали, что череп человека покрепче железа будет. Вот так: поспорили — и нет человека…

— Сколько им дали?

— Кому? — удивился грузчик.

— Ну убийцам этим.

— Э-э… — отмахнулся тот, — всех отпустили по ложному свидетельству. Сказали, что убийц еще надо найти, а эти ни при чем, — и дело закрыли. Да ведь покойный-то всего-навсего мусорщиком был — кто ж за такого вступится?.. — Грузчик умолк, сосредоточенно размышляя. — Поэтому я сына и учу уму-разуму: человек должен заниматься торговлей. Самое стоящее дело. Ты не торговлей занимаешься? — сощурил он глаза.

— Нет… — рассеяно ответил Армен.

— Мой тебе совет: займись торговлей, — наставительно сказал грузчик. — Был бы покойный торговцем — ничего такого с ним не случилось бы, это как пить дать…

Армен не ответил. Он ушел в себя, съежившись и глядя себе под ноги. Он видел сейчас во всех подробностях, как убивали этого человека, как носками туфель брезгливо забрасывали тело мусором, но никак не мог представить и разглядеть убийц. Это подсказало о какой-то роковой ошибке, из-за которой, кажется, и произошло убийство…

Ноги отяжелели, шагать становилось все труднее. Самые незначительные подъемы требовали напряжения сил и увеличивали усталость. Он казался себе дряхлым старцем, едва влачившим свое немощное тело под обжигающим солнцем. В детстве он легко взбирался на самые крутые высоты, потому что не смотрел ни влево, ни вправо, ни вверх, ни вниз, а следил только за движением своих ног. Его неподвижный взгляд непроизвольно делил преодолеваемое пространство на бесчисленные маленькие участки, на которых теряли смысл такие понятия, как подъем и спуск, и восхождение превращалось в приятное времяпрепровождение, в игру. Где сейчас тот неутомимый малыш?..

— Смотри, в носу не ковыряй, а то больше в машину не сядешь. В театре собираются только приличные люди, а не такая неотесанная деревенщина, как твой отец. Никогда не к месту не хлопай: жди, когда начнут аплодировать другие, а потом присоединяйся. Сиди прямо, не верти головой ни влево-вправо, ни вверх-вниз. Рот держи всегда закрытым, как будто хлеб жуешь, когда у нас гости бывают. Дыши через нос, но не сопи. Здороваясь, не кивай, а только молча протягивай руку. В машине все время смотри в окно и не прислушивайся к нашим с ним разговорам. Когда вернемся домой, отцу особенно не рассказывай, кого я встретила, с кем говорила, куда ходила. Расскажешь только то, что я скажу, понял?..

Ребенок не ответил. Празднично одетый, умытый и причесанный, он, тем не менее, воплощал собой беспомощное детское недоумение: по-видимому, был не в силах понять, почему ему надо поступать именно так, как наказывает мать.

— Наше будущее зависит от него, если мы ему не понравимся и не сделаем то, что он хочет, знай, мы никогда не выйдем из этого состояния и до конца жизни останемся такими же нищими и голодными, как наш сосед, а я буду вынуждена развестись с твоим отцом, ясно?..

— Мама, смотри какие у него большие руки… — вдруг удивился малыш, показав пальцем на Армена.

Женщина побледнела, грубо дернула сына за руку и бросила на Армена беспокойный взгляд: услышал он слова ребенка или нет. И Армен, взглянув на ее безукоризненный вид, представил, как долго ей пришлось для этого наряжаться и прихорашиваться, хотя за внешним лоском угадывалась бедная, жалкая, измученная житейскими невзгодами женщина. Он улыбнулся и невольно проводил их глазами: крепко ухватив сынишку за руку, женщина торопливо удалялась по жаркой пыльной улице, растворяясь в ее пустынной тишине, и ее хрупкие плечи вздрагивали при каждом шаге. По-видимому, женщина беззвучно плакала…

Армен вдруг споткнулся и едва не упал: левая нога зацепилась за торчавшую из-под земли ржавую проволоку. Ухватив кончик проволоки рукой, он не без усилия вырвал ее и отбросил в сторону; и в этот миг его окатила волна невесть откуда взявшегося страха: словно он оказался в темной пещере, а сверху ему на голову неумолимо падают капли воды, и этот глухой, надрывающий душу звук эхом отзывается в холодной и замшелой тишине… Уши болезненно заложило, глубокая немота опустилась и опутала его, в голове возник мерный и далекий гул, и остался только зной, повсеместный зной. И сквозь марево зноя он увидел вдали детей: они играли в стороне от улицы, на зеленой поляне, их голоса не достигали слуха Армена, дети играли словно в пустоте. Вот девчушка схватила убегающего мальчика, и оба свалились на землю, вот голый по пояс малыш бродит в одиночестве, точно в пустыне, другой сидит и трет глаза, вот девочка с упавшими на глаза волосами пересыпает с одного места на другое горсти песка, те играют в пятнашки, тот размахивает плеткой, не давая никому к себе приблизиться, поодаль, в тени дерева сидят трое: чистые, нарядно одетые, они по-взрослому степенно беседуют, у их ног маленькая девочка усиленно трет затекшую ногу, рядом малыш прижимает к уху пустую консервную банку, пытаясь услышать в ней какие-то волшебные звуки…

Острая боль кольнула сердце Армена: придет время и этого муравейника, живущего своими заботами, не станет — всех этих ребятишек сожрет что-то огромное и страшное, любимое и жалкое, вздорное и прекрасное: этот умрет от злокачественной опухоли, тот спрячется в галстуках и улыбках, вон того унесет вода, те две девчушки увянут, переходя со сцены на сцену, но так и не добившись успеха, вон тот малыш будет пить, пить беспробудно и никогда не придет в себя, тот украдет кирпич и его раздавит тюрьма, тот увидит плохой сон о приятеле, выйдет из дому, и его собьет машина, та девочка полюбит недостойного и выйдет замуж за другого, еще менее достойного, того прикует к постели болезнь, и он не в силах будет ни жить, ни умереть, тот будет произносить речи и подниматься вверх, пока ему не изменит жена или не остановится сердце, и он будет падать, падать без конца, та девчурка настежь раскроет сердце, но ее не поймут, и она сполна хлебнет горя, тот малыш будет вынужденно растить чужих детей и тяжело вздыхать по ночам, тот напишет книги, много книг, и однажды расхохочется над собой, вон ту девочку похитят за ее красоту, она возмутится и взбунтуется, а потом по ночам будет молча в одиночестве жевать свой кусок хлеба и жаловаться на сильную головную боль, тот будет бродяжничать, всю жизнь бродяжничать и умрет в объятиях случайной женщины, тот…