— Какая жалость, — сказал Арнош Козени. — Знаете, я изо дня в день следил за тем, что происходило в вашей несчастной стране. Какая жалость! Но что ж делать, она распалась, может, так и должно было быть. Может, что-то с ней было не так.
— Да все было так, просто люди — говно! — отрезала Пупа.
— И это лишний раз подтверждает, что история — это отнюдь не учитель жизни, как говорили нам старшие, — сказал примирительно Арнош Козени.
— Нет, конечно, — сказала Беба и покраснела. «Боже, — подумала она, — почему я всегда ляпаю какую-то глупость!»
— Что, возможно, вовсе не так уж плохо, потому что в противном случае не было бы жизни! — живо откликнулся Арнош Козени.
— То есть как? — спросила Кукла.
— Да очень просто. Многим людям не очень повезло с родителями, у них печальный опыт, но тем не менее они же рожают собственных детей, правда?
— Но это результат не их сознательного выбора, а биологической закодированности. Мы и существуем-то только для того, чтобы размножаться, — сказала Пупа, которая на мгновение вынырнула из своей дремоты.
— А любовь? Где же тогда место любви? — спросила Беба.
— Сложный вопрос, — сказал Арнош.
— В яйце! — брякнула Кукла.
— В каком яйце? — оживились Беба и Арнош.
— Неужели вы не знаете эту русскую сказку? Иван полюбил девицу, но чтобы и она полюбила его, Ивану нужно найти, где спрятана ее любовь. Он отправляется к морю, которое за семью горами, за семью долами. Там растет дуб, на дубе сундук, в сундуке заяц, в зайце утка, а в утке яйцо. В этом яйце скрыта любовь девицы. Девица должна съесть яйцо. А когда она его съест, в ее сердце вспыхнет любовь к Ивану.
— Из этой сказки следует, что любви не существует. Потому что ни у кого нет ни сил, ни времени преодолевать все эти препятствия, — сказала Беба.
— Для этого у людей есть секс! — сказал Арнош.
— Секс — это любовь быстрого приготовления, — сказала Беба.
— Секс — это экспресс-лотерея, сокращенный вариант поисков яйца, — сказал Арнош.
— Ах, не говорите так, я — дитя сексуальной революции, — сказала Беба и прикусила язык.
— К счастью, эта революция не застала тебя в детском возрасте, — злобно проговорила Кукла.
— Любая революция пожирает своих детей, — сказал Арнош.
— Тогда я — жертва сексуальной революции, — внесла исправление Беба.
— Вы совсем не похожи на жертву, — сказал Арнош любезно.
— Что вы можете знать о жертвах и жертвенности? Вы мужчина. Жертвенность — это по женской части, — сказала Кукла.
— Возможно… Но раз вы упомянули русские сказки, вот вам еще один русский пример. Поэма Пушкина «Руслан и Людмила». Содержание вы, конечно, знаете: храбрый Руслан отправляется на поиски прекрасной Людмилы, которую похитил волшебник Черномор. Но меня в этой поэме всегда волновала одна побочная линия, — сказал Арнош Козени.
— Какая линия? — спросила Беба, которая вообще-то понятия не имела ни о Пушкине, ни о его поэме.
— Во время поисков Руслан обнаруживает пещеру, — продолжал Арнош, — а в пещере старика мудреца. Старик рассказывает Руслану историю своей жизни. Когда он был молодым пастухом, он влюбился в прекрасную девушку Наину. Но Наина отвергла его любовь. Убитый горем пастух покинул отечество, собрал дружину, направился с ней за море и десяток лет воевал в чужих краях. А потом, терзаясь любовной тоской, вернулся, привезя Наине подарки: свой окровавленный меч, кораллы, золото и жемчуга. Но Наина снова отвергла его. Униженный, наш «любви искатель жадный», как говорит о нем Пушкин, решил покорить Наину с помощью чар, для этого поселился в уединении и принялся изучать тайную науку волшебства. И когда в конце концов он проник и в самую последнюю «тайну страшную природы», сверкнула молния, поднялся страшный ветер, земля содрогнулась под ногами — и перед ним появилась горбатая старуха с впавшими глазами и седыми волосами. «Печальной ветхости картина», как говорит Пушкин. Это — Наина, — сказал Арнош и сделал многозначительную паузу.
— И? Что было дальше? — спросили нетерпеливо Кукла и Беба.
— Исполненный ужаса, старик заплакал и спросил, возможно ли, что это она, и куда девалась ее красота, и неужели может быть, что небеса так страшно изменили ее. И спросил, сколько времени прошло с их последней встречи. Наина ответила:
«Ровно сорок лет, —
Был девы роковой ответ, —
Сегодня семьдесят мне било.
Что делать, — мне пищит она, —
Толпою годы пролетели.
Прошла моя, твоя весна —
Мы оба постареть успели.
Но, друг, послушай: не беда
Неверной младости утрата.
Конечно, я теперь седа,
Немножко, может быть, горбата;
Не то, что в старину была,
Не так жива, не так мила;
Зато (прибавила болтунья)
Открою тайну: я колдунья!»
Арнош декламировал по-русски с сильным чешским акцентом. Возможно, именно из-за акцента у Куклы и Бебы не возникло проблем с пониманием.
— И что было дальше? — спросили они.
— Дальше? Хм… — сказал Арнош, — дальше возникает интересная и психологически весьма убедительная ситуация. Наина говорит, что только теперь поняла, что ее сердце «для нежной страсти рождено» и зовет его в свои объятия. Старец, однако, испытывает глубокое физическое отвращение к своему «седому божеству»:
«Мое седое божество
Ко мне пылало новой страстью.
Скривив улыбкой страшный рот,
Могильным голосом урод
Бормочет мне любви признанье».
— Старец отказывается смотреть в лицо реальности, — продолжал Арнош. — Он бежит от Наины и решает, что лучше проживет остаток дней отшельником. Да к тому же в присутствии Руслана некрасиво обвиняет Наину в том, что она «пламя позднее любви с досады в злобу превратила».
Арнош эффектно пустил несколько колец своей сигарой.
— Вот уж точно, старая ведьма! — сказала Пупа, очнувшись от дремоты.
Все засмеялись. Кроме Бебы.
— Наина ведь извиняется за то, что стала безобразной. А старец не чувствует себя ни некрасивым, ни старым! — сказала Беба.
— Какое женоненавистничество! — сказала Кукла. Было ясно, что историю Наины и она приняла близко к сердцу.
— Согласен, — сказал Арнош.
— Женщины во всем милосерднее мужчин!
— Вы правы, — сказал Арнош.
— Старый козел! — огорченно сказала Беба, все еще мысленно анализируя образ старца-мудреца.
— И что другое ей оставалось делать, кроме как стать ведьмой? — сказала Кукла, все еще мысленно протестуя от имени Наины.