Плач юных сердец - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Йейтс cтр.№ 84

В детстве он думал, что мужчины за сорок, такие как папа, начинают терять эту энергию, но это только доказывало, что дети с легкостью верят во всякие глупости. Еще одно его детское убеждение состояло в том, что мужчины за сорок интересуются обычно женщинами своего возраста, такими как мама, тогда как молодые девушки всегда предпочитают совокупляться с молодыми парнями, — но и это убеждение тоже пришлось послать куда подальше. Когда они возвращались с открытого всем ветрам пляжа, с соленой от купания кожей, молоденькой Саре Гарви достаточно было позвать его шепотом, чтобы он убедился: никакого молодого парня она не хочет; она хотела его.

Однажды, когда они шагали вместе по твердому от влаги песку, у самой кромки, она в каком-то порыве сжала обеими ладонями его руку и сказала: «Мы, наверное, были созданы друг для друга, правда?»

И потом, когда он оглядывался в прошлое, ему всегда казалось, что именно в этот момент они и решили пожениться.

На конец лета оставались сущие мелочи: они проведут несколько дней с семьей Сары в Пенсильвании и там же сыграют скромную свадьбу, а потом они уедут вместе в Канзас — что бы этот Канзас ни значил.

Дом, который они сняли в Биллингсе, штат Канзас, когда поженились, был первым в жизни Майкла удобным и современным жильем — и Сара сказала, что она тоже раньше в таких домах никогда не жила. Он был одноэтажный — «дом-ранчо» — и с дороги ничего особенного не представлял: нужно было оказаться внутри, чтобы понять всю щедрость его размеров — в длину, ширину и высоту — и увидеть, каким светлым коридором соединялись несколько просторных комнат. Над окном в каждой комнате располагался кондиционер, в конце августа прекрасно справлявшийся с жарой, а соединенные с новенькими радиаторами термостаты обещали надежную защиту от зимних холодов. Все работало.

Расхаживая по этим прочным полам, он вспоминал с презрением дурацкий домик в Тонапаке и досадовал, что подвергал Люси и Лауру стольким повседневным неудобствам, причем, как теперь казалось, совершенно безосновательно. Но надо быть идиотом, чтобы изводить себя сожалениями; и каждый раз, когда он задумывался о будущем, глядя на Сару, он не переставал изумляться, что жизнь, похоже, готова была дать ему еще один шанс.

Хотя как минимум в одном важном вопросе Сара оказалась права: Канзас и вправду оказался излишне мрачным. Земля была слишком плоской, небо — слишком большим, и, окажись ты на улице в ясный день, скрыться от испепеляющего солнца было невозможно, пока оно само наконец величественно не закатывалось за горизонт. Милях в двух от университета располагались скотоводческие фермы и бойня, и когда послеполуденный ветер дул с той стороны, он приносил с собой слабую, но едкую вонь.

Первые недели они с легкостью скрывались от всего этого дома — Майклу удалось даже написать короткое стихотворение под названием «Канзас», на первый взгляд неплохое, так что он решил его сохранить, хотя потом все равно выбросил, — но дальше начались занятия.

За исключением небольшого цикла лекций в Нью-Хэмпшире, волнения от которого хватило на то, чтобы довести его до психушки, никакого опыта подобной работы у него не было. Как ни противно было все эти годы зарабатывать на жизнь в «Мире торговых сетей», бояться там было нечего; теперь же его бросало в холодный пот от страха каждый раз, когда он заходил в аудиторию. Эти незнакомые молодые лица ничего для него не значили, он не мог понять, томятся ли они от скуки, мечтают о чем-то своем или внимательно слушают, и времени, отведенного на каждое занятие, всегда оказывалось слишком много.

Но он вполне достойно выдерживал лекции и «поэтический семинар», стыдиться было нечего; индивидуальные консультации давались ему легче, и, высидев положенные часы, он возвращался домой и склонялся с карандашом в руках над их беспомощно хромыми стихотворениями или над серьезными, но всегда упускающими самое главное «работами» о поэзии, — и у него сложилось убеждение, что зарплату свою он отрабатывает честно.

— Ну да, только почему ты тратишь на это столько времени? — спросила как-то Сара. — Я думала, весь смысл этой работы в том, что она даст тебе возможность заниматься собственным делом.

— Так оно и будет, — сказал он. — Как только я с этим освоюсь, все это будет делаться левой ногой. Вот увидишь.

Воскресный выпуск «Нью-Йорк таймс» продавали в университетском городке только в одном месте, и Майкл покупал его каждую неделю, чтобы часок-другой просидеть с хмурым видом над разделом рецензий, наблюдая, как к молодым поэтам, которых он презирал, приходит слава и как поэты постарше, некоторые из которых ему нравились, постепенно сдают свои позиции.

Время от времени, устав от терзаний, он проглядывал и театральные страницы; так он узнал, что «Блюз в ночи» стал в этом сезоне сенсацией номер один на Бродвее.

…Неизбежный трагизм отношений двух людей разного цвета кожи вряд ли когда-то изображался на американской сцене с таким достоинством, тактом и потрясающей смелостью, как в этой великолепной постановке Ральфа Морина по выдающейся пьесе Роя Кидда.

Смотреть эту пьесу нелегко — и было бы еще тяжелее, если бы не исключительное актерское мастерство Эмили Уокер, исполняющей роль юной аристократки-южанки, и Кингсли Джексона, играющего ее дерзкого и упрямого чернокожего возлюбленного. В прошлый четверг эти удивительные молодые люди вышли на сцену театра Шуберта дебютантами и сошли с нее звездами. Как минимум один рецензент считает, что постановка должна остаться в репертуаре театра навечно.

Майкл пропустил пару абзацев, посвященных автору пьесы, потому что не хотел знать, какой этот сукин сын молодой, и не желал видеть, как его называют «драматургом», а потом чуть ниже прочитал следующее:

…И все же наибольших почестей в связи с этим волнующим вечером заслуживает Ральф Морин. Проработав несколько лет с Филадельфийской театральной трупной, он поставил целый ряд спектаклей, принесших ему заслуженную репутацию умелого и тонкого режиссера. Но Филадельфия не Нью-Йорк, и даже такая сильная пьеса, как «Блюз в ночи», могла бы долго томиться в безвестности, если бы не чутье мистера Морина. Все без исключения он сделал верно: подобрал почти безупречный актерский состав, на репетициях употребил свое непревзойденное мастерство, чтобы каждый звук и каждая пауза полностью удовлетворяли его вкусу, а потом привез постановку на Бродвей.

Во вчерашнем интервью, которое он давал у себя в гостиничном номере в пижаме и халате, хотя разговор происходил уже после полудня, мистер Морин сказал, что он «все еще в трансе» после вчерашнего оглушительного успеха пьесы.

«Я еще сам не могу поверить во все это, — сказал он с обезоруживающе детской улыбкой, — но надеюсь, что дальше все будет идти в том же духе».

Теперь этого сорокадвухлетнего человека, по специфически театральной красоте которого легко догадаться, что он и сам когда-то стремился стать актером, можно без преувеличения назвать режиссером, честно заработавшим свой успех.

Его жена Диана приезжала на премьеру из Филадельфии, но на следующий же день вынуждена была вернуться домой, где ее ждут трое маленьких сыновей. «Так что как только театральные дела устроятся, — сказал он, — мне нужно будет подыскать приличное жилье для всей семьи».