Жизнь мальчишки. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Роберт МакКаммон cтр.№ 59

— А теперь, братья и сестры, настала пора дьяволу появиться перед нами! Пускай потанцует под собственную дудку, верно? Откинув дверцу деревянного ящика, он вытащил из него кого-то живого, дергавшегося и вырывавшегося. “Бич Бойз” продолжали петь — и преподобный, схватив конец поводка, заставил существо на другом его конце отчаянно прыгать и дергаться под музыку как сумасшедшее. Это была маленькая обезьянка, макака, с неуклюже болтавшимися длинными лапами, изогнутым хвостом и сморщенным злым лицом. Она гримасничала и скалила острые зубы каждый раз, когда преподобный мучитель дергал поводок то в одну, то в другую сторону.

— Танцуй же для нас, Люцифер! — кричал преподобный, заставляя обезьянку выделывать всякие штуки, глас его перекрывал музыку ансамбля, зовущего в Калифорнию. — Пляши под свою музыку! Люцифер, который перед тем, как его выпустили на сцену, просидел в своей коробке бог знает сколько, был не слишком настроен на забавы и всякие игры. Обезьянка шипела и подпрыгивала в воздух, ее хвост метался, будто злобная серая плетка, но преподобный все не унимался и орал:

— Пляши, Люцифер! Пляши, потому что я повелеваю тебе плясать! — И таскал обезьянку из одного угла импровизированной сцены в другой. Некоторым очень понравилось зрелище: они поднялись на ноги, хлопали в ладоши и свистели, стоя между рядами. Какая-то толстуха с животом величиной с диванную подушку, стоя на своих здоровенных ногах-тумбах, раскачивалась из стороны в сторону, рыдала и выла, взывая к Господу словно потерявшийся щенок.

— Пляши, Люцифер! — кричал преподобный. Он вошел в раж, и я боялся за обезьянку, потому что, казалось, Блессет вот-вот начнет крутить ее на поводке у себя над головой, словно брелок — кроличью лапку на цепочке. Мужчина, стоявший в ряду прямо перед нами, раскинул руки и принялся выкрикивать что-то вроде “Господи, помилуй нас” и “Пошли гром на головы грешников”, и вес такое прочес. Я смотрел на его коричневую от загара шею и искал на ней крестообразную отметину инопланетян, потому что знал, что без нее тут явно не обошлось. Свободная баптистская церковь превратилась в сумасшедший дом. Взяв маму за руку, отец сказал ей:

— Нам лучше уйти отсюда, пока не поздно! Люди вокруг хлопали в ладоши и прыгали на месте, заходясь в экстазе, немало поражая меня, потому что я был уверен, что баптистам не разрешается плясать. Преподобный Блессет еще раз сильно встряхнул обезьянку.

— Пляши, Люцифер! — приказал он под грохот моей любимой песни. — Покажи нам свое истинное лицо! И тогда, неожиданно для всех, Люцифер решил наконец пополнить то, что его так долго просили. Испустив пронзительный крик, макака, которая уже не могла больше переносить тычки и рывки, одним высоким прыжком оказалась у преподобного на голове. Длинные гибкие лапы макаки цепко ухватились за лицо и волосы преподобного, и Блессет вскрикнул от ужаса и изумления, когда маленькие, но острые обезьяньи клыки впились в его ухо. Одновременно с этим Люцифер изверг содержимое своего кишечника, коричневое и едкое, как соус “Броско”, прямо на белый костюм преподобного. Это зрелище мгновенно охладило праведный гнев во всех разгоряченных головах; на несколько секунд наступила полная тишина. Шатаясь, Блессет начал метаться по сцене: он пытался оторвать от своей головы макаку, которая безостановочно поливала одежду преподобного отвратительными коричневыми потоками. Женщина с огромным трясущимся брюхом пронзительно завизжала. Несколько мужчин из передних рядов бросились на помощь преподобному, ухо которого было почти полностью изжевано. Как только добровольцы приблизились к преподобному, обезьяна повернулась и злобно глянула на людей, готовившихся ее схватить; при этом из ее окровавленной пасти свисал кусок уха Блессета. Вереща по-обезьяньи и бормоча проклятия на неразборчивом языке, Люцифер наконец отпустил Блессета и по головам прихожан бросился наутек, уворачиваясь от рук и поливая остатками своего “Броско”. Не желая опозорить данное ему прозвище, макака скакала с головы на голову, тут вырывая клок волос, тут хватая человека за ухо, там пачкая одежду мерзкой коричневой жижей. Не знаю, чем преподобный накормил Люцифера, но пища эта явно не пошла макаке впрок. Люцифер бросился в нашу сторону; мама закричала от страха, а отец едва успел уклониться и присесть. По счастью, коричневые струи нас миновали. Уцепившись за люстру, Люцифер перелетел через последний ряд и приземлился на голубую шляпу какой-то женщины, удобрив ее цветы неподобающим образом. Потом он бросился дальше; замелькали лапы и хвост-плеть, защелкали зубы, и вновь послышались пронзительные крики. Запах гнилых бананов был настолько силен, что от него впору было потерять сознание. Один из храбрых солдат Христовых попытался схватить поводок, но отшатнулся, получив заряд коричневой жижи прямо в лицо. После этого Люцифер запустил зубы в длинный нос какой-то женщины, вырвал клок волос у стоявшего рядом с ней рыжего мальчика и принялся скакать со стула на стул, словно маленькая уродливая версия Фреда Астора.

— Ловите его! — кричал со сцены преподобный Блессет, держась за остатки откушенного уха. — Ловите это исчадие Сатаны! Кому-то удалось схватить Люцифера, но рука поймавшего мгновенно разжалась и отдернулась с кровоточащими отметинами на запястье. Макака была шустра, как само порождение Ада. Присутствовавшие и не думали ловить Люцифера, потому что были заняты тем, что уклонялись и прятались от его испражнений и острых зубов и когтей. Я сидел на корточках между стульями, мама и отец стояли, прижавшись к стене. Преподобный Блессет наконец-то заметил открытую дверь.

— Дверь! Закройте кто-нибудь дверь! Не выпускайте его! Идея была хороша, вот только для ее реализации было уже слишком поздно. Люцифер несся прямо к двери, его глаза-бусины блестели от удовольствия. Проносясь мимо стен, он оставлял на них свои автографы.

— Остановите его! — орал преподобный, но Люцифер был ловчее ловкого: он танцевал по головам мужчин и бросался ласточкой с женских шляп. Наконец, он с победным воплем вылетел сквозь дверь на вольный воздух, в опускавшиеся сумерки. Несколько человек бросились в погоню. Остальные вздохнули с облегчением, хоть воздух был не слишком пригоден для дыхания. Отец помог маме подняться на ноги, а потом, с помощью двух других мужчин, поднял и усадил на стул тучную леди, которая потеряла сознание в самый напряженный момент и рухнула на пол, как подрубленное дерево.

— Все сохраняйте спокойствие! — нетвердым голосом возвестил преподобный. — Опасность миновала, все сохраняйте спокойствие! Опасность миновала! Я был поражен самообладанием Блессета, потому что говорить такое, когда у тебя наполовину отъедено ухо и весь костюм перепачкан обезьяньим дерьмом, не так-то просто. Греховодная песня, ради которой мы собрались, была забыта. После случившегося “Бич Бойз” казались совершенно незначительным предметом. Постепенно народ начал приходить в себя. На смену потрясению пришел гнев. Кто-то закричал преподобному, что это он виноват в том, что обезьянка сорвалась с поводка, а кто-то другой добавил, что первым же делом с утра он пришлет в Свободную баптистскую церковь счет за чистку костюма. Женщина с укушенным носом кричала, что она подаст на Блессета в суд. Негодующие голоса слились в один мощный хор; я увидел, как опустились плечи преподобного, как он будто уменьшился ростом и съежился, словно вместе с дурным воздухом из него ушла вся сила. Он стал смущенным и жалким, точно таким же, как и все остальные. Мужчины, погнавшиеся за Люцифером на улицу, вернулись, обливаясь потом и тяжело дыша. По их словам, обезьянка забралась на дерево и исчезла. Может быть, ее удастся изловить завтра, с восходом солнца, когда станет светлее. Может быть, тогда удастся загнать макаку в сеть. Теперь не Люцифер пытался изловить людей в свои сети, а люди ловили сетью Люцифера. Подобный обмен ролями показался мне одновременно и интригующим, и смешным, но тут в мои мысли ворвался голос отца: