Жизнь мальчишки. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Роберт МакКаммон cтр.№ 16

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Жизнь мальчишки. Том 1 | Автор книги - Роберт МакКаммон

Cтраница 16
читать онлайн книги бесплатно

— Я.., я ничего не говорила. Он бросился на нее как разъяренный бык. Миссис Сирс закричала и отступила назад, но он схватил ее одной рукой за полы халата, отведя другую руку, с флягой, назад, словно собирался ударить ее по лицу.

— Да-а, ты сказала! — закричал он с ликованием. — И не заговаривай мне зубы! !

— Папочка, нет! — взмолился Бен и, обхватив обеими руками бедра отца, повис на них всем своим весом. Так все и застыло, момент растянулся: мистер Сирс, собирающийся ударить свою жену; я, стоящий в шоке в коридоре; Бен, схвативший отца за ноги. Впечатляющая немая сцены. Губы миссис Сирс задрожали. Обращаясь к фляге, которая изготовилась стукнуть ее по лицу, она проговорила:

— Я.., сказала.., что мы оба любим тебя и что.., мы хотим, чтобы ты был счастлив. Вот и все, — слезы тонкими струйками потекли у нее из глаз. — Вот и все. Просто счастлив… Он ничего не сказал. Глаза его закрылись, а потом он с явным усилием открыл их.

— Счастлив, — прошептал он. Теперь Бен зарыдал, его лицо уткнулось в бедро отца, костяшки пальцев побелели от напряжения. Мистер Сирс опустил руку и отпустил халат жены. — Счастлив. Вот видишь, я счастлив. Посмотри, как я улыбаюсь… Лицо его при этом не изменилось. Он стоял, тяжело и прерывисто дыша, рука с зажатой в ней флягой бессильно повисла вдоль бока. Сначала он повернулся в одну сторону, потом в другую, но, казалось, так и не смог решить, какой путь избрать.

— Почему бы тебе не сесть, Сэм? — спросила миссис Сирс. Она шмыгнула и вытерла мокрый нос. — Хочешь, я помогу тебе, а?

— Да… Помоги, — он утвердительно кивнул. Бен отпустил его, а миссис Сирс повела мужа к стулу. Он бессильно плюхнулся на него, словно был не человеком, а огромным ворохом грязного белья. Затем посмотрел на противоположную стену, и рот его приоткрылся. Она пододвинула другой стул и села рядом с мужем. В комнате витало ощущение, будто только что прошла гроза. Она могла, конечно, еще вернуться, может быть, несколькими ночами позже, но сейчас она ушла.

— Мне кажется, — он остановился, словно бы потерял нить того, о чем он собирался сказать, и несколько раз моргнул, отыскивая нужные слова. — Мне кажется, я веду себя не очень хорошо, — наконец проговорил он. Миссис Сирс осторожно положила себе на плечо его голову. Он крепко зажмурил глаза, грудь его приподнялась, а потом он начал плакать, и я вышел из их дома прямо в ночь, одетый в одну пижаму, потому что это было для меня слишком тяжело — продолжать оставаться, чужаку, в такую минуту в доме при виде их личной боли. Я уселся на ступеньках веранды. Тампер обежал вокруг меня и уселся рядом, а потом лизнул мою руку. Я почувствовал, что оказался очень далеко от своего дома, хотя наши улицы располагались почти рядом. Бен знал. Какая смелость наверняка понадобилась ему, чтобы лгать, притворяясь в постели спящим. Он знал об этом, когда далеко заполночь хлопнула входная дверь, когда захватчик, находившийся прежде внутри фляги, смог попасть в дом. Знание этого и безысходное ожидание наверняка приносили Бену невероятные мучения и страдания. Через некоторое время Бен тоже вышел наружу и уселся со мной на ступеньках. Он спросил, все ли у меня в порядке, и я ответил, что да. Я спросил его, все ли у него в порядке, и он ответил мне то же самое. Я поверил ему. Он научился жить со всем этим, и хотя все это было ужасно, он справлялся с этим так, как только мог.

— У моего папы бывают такие периоды, — объяснил он. — Иногда он говорит очень плохие вещи, но ничего не может с собой поделать… Я кивнул в знак понимания.

— Он не думал так, когда говорил о твоем отце. Ты не должен ненавидеть его, слышишь?

— Нет, — согласился я. — Я понимаю и не виню его.

— Ты ведь не ненавидишь меня, а?

— Нет, — ответил я ему. — Я никого не ненавижу, я всех люблю.

— Ты действительно хороший друг, — сказал Бен и положил руку на мое плечо, потом обнял меня. Миссис Сирс вышла и принесла нам плед. Он был красным. Мы сидели там и смотрели, как звезды медленно изменяли свое положение на небе, и совсем скоро начали щебетать первые предвестники утра — птицы. За завтраком у нас была горячая овсяная каша и булочки с клубникой. Миссис Сирс сказала, что мистер Сирс еще спит и, вероятно, проспит большую часть дня, и не буду ли я так любезен, чтобы попросить свою маму позвонить ей, чтобы они могли побеседовать. Одевшись и упаковав в ранец все свои вещи, я поблагодарил миссис Сирс за радушный прием и за великолепное угощение, а Бен сказал, что встретится со мной в школе завтра. Он проводил меня до моего велосипеда, и мы поговорили немного о нашей бейсбольной команде младшей лиги, которая скоро должна была начать выступать. Бейсбольные соревнования начинались как раз в это время года. Никогда больше между собой мы не упоминали о том фильме, о марсианах, замышляющих покорить Землю город за городом, семью за семьей. Потому что оба мы уже сталкивались с захватчиком лицом к лицу. Было воскресное утро. Я ехал к дому, а когда оглядывался в сторону тупика, которым оканчивалась Дирман-стрит, мой друг все еще стоял там и махал мне рукой…

Глава 4 Осы на Пасху

Метеор, как выяснилось, при падении из космического пространства должен был сгореть почти без остатка. Сосны занялись огнем там, куда он упал, но к вечеру в воскресенье пошел дождь, который и расправился с огнем. В понедельник утром, когда в школе прозвенел звонок на уроки, дождь все еще шел, и шел потом в течение всего серого дня. На следующее воскресенье была Пасха, и мама говорила, что надеется, вопреки предсказаниям синоптиков, что дождь не испортит праздничного пасхального шествия, которое обычно устраивалось на Мерчантс-стрит. Рано утром в Страстную Пятницу, где-то с шести или около того, в Зефире обычно начинался парад несколько иного свойства. Он начинался в Братоне возле маленького каркасного дома, окрашенного бордовой, а также всевозможными оттенками оранжевой, красной и золотистой красок. Процессия, состоящая обычно из негров-мужчин в черных костюмах и в белых рубашках, с галстуками, начинала свой путь от того дома, сопровождаемая некоторым количеством женщин и детей в траурных одеяниях, шедших в хвосте колонны. Двое мужчин несли барабаны и отбивали на них медленный мерный ритм в такт своим шагам. Процессия держала путь через железнодорожные пути, затем к центру города по Мерчантс-стрит, но во время этого хода никто между собой не разговаривал. С тех пор как это стало регулярным событием, проводившимся в Страстную Пятницу каждый год, многие жители Зефира торопились покинуть свои дома, чтобы постоять на тротуаре и понаблюдать за происходящим, причем именно среди белых представителей человеческой популяции наблюдался повышенный интерес ко всем событиям такого рода. Моя мама была одним из таких любопытствующих наблюдателей, а папа как правило в такое время был на работе. Я обычно тоже ходил с ней, потому что меня захватывало происходящее там, как и любого другого человека, стоявшего в этой толпе. Три негра, которые возглавляли процессию, несли в руках дерюжные мешки. Вокруг их шей, свисая поверх галстуков, болтались ожерелья из янтарных бусин, костей цыплят и раковин речных мидий. На этот раз в Страстную Пятницу улицы были мокрыми и моросил противный дождь, однако участники этого шествия шли без зонтиков. Они не разговаривали друг с другом, а также не заговаривали во время хода ни с кем из зрителей, теми из них, кто набирался нахальства заговорить с ними. Где-то в центре этого шествия я увидел мистера Лайтфута, но он, хотя знал в нашем городе все белые лица, не смотрел ни направо, ни налево, уставив взгляд строго перед собой в затылок мужчины, который шел в процессии перед ним. Маркус Лайтфут, внесший неоценимый вклад в дело сближения общин Братона и Зефира, был мастером на все руки, способным починить любую вещь, которую когда-либо изобретал мозг человека, и обладал умением заниматься вообще любой работой не покладая рук. Я узнал мистера Денниса, работавшего сторожем в начальной школе. Узнал миссис Велведайн, что работала в столовой при нашей церкви, и узнал миссис Перл из пекарни на Мерчантс-стрит, которая всегда была смешливой и веселой. Впрочем, сегодня она была воплощением серьезности и строгости, и ее голову прикрывала от дождя прозрачная шапочка. Следуя в самом хвосте процессии, даже позади женщин и детей, шел мужчина, высокий и худой, одетый в смокинг и с цилиндром на голове. Он нес маленький барабан, и его рука, облаченная в черную перчатку, ударяла по нему в ритм хода всей процессии. Именно как раз для того, чтобы посмотреть на этого мужчину и его жену, многие и покинули свои дома в это пасмурное, довольно холодное весеннее утро. Жена его должна была прибыть немного позднее. А пока он шел один, и выражение его лица было подавленным. Мы называли его Человек-Луна, а настоящее его имя не знал никто. Он был очень стар, но насколько стар — сказать тоже было невозможно, потому что никто этого не знал. Его очень редко можно было увидеть за пределами Братона за исключением данной церемонии, так же, как и его жену. Либо дефект от рождения, либо какая-то кожная болезнь перекрасила одну сторону его вытянутого узкого лица, сделав ее бледно-желтой, тогда как другая сторона оставалась черной как смоль, и обе половины сходились в пятнистой войне, граница которой шла от его лба вниз через чуть плосковатый нос и терялась на подбородке, заросшем седой бородой. Человек-Луна, человек-загадка, имел по паре часов на каждом запястье и распятие, висевшее на цепочке у него на шее, размером в приличную свиную ляжку. Он был, как мы предполагали, официальным распорядителем шествия, какие бывают обычно в королевских церемониях. Шествие шаг за шагом продвигалось под непрерывный бой барабанов через Зефир к мосту через Текумсу, на котором обитали горгульи. Это занимало некоторое время, однако ради такого зрелища стоило опоздать в школу, тем более что в Страстную Пятницу школьные занятия начинались обычно уже после десяти. Когда три негра с дерюжными мешками дошли до середины моста, они застыли там, неподвижные словно черные статуи. Остальная часть процессии подошла к ним почти вплотную, но так, чтобы не перегораживать проезд через мост, хотя шериф Эмори и оградил барьерчиками с мигающими огнями весь маршрут шествия. В этот момент по Мерчантс-стрит из Братона медленно проследовал “Понтиак Боневиль” с откидным верхом, украшенный от капота до багажника мерцающим искусственным хрусталем, двигаясь по тому же маршруту, что и процессия. Когда он достиг центра моста с горгульями, из машины вышел водитель и отворил заднюю дверцу, а Человек-Луна подал руку своей супруге, помогая ей выбраться из кабины и встать на ноги. Прибыла Леди. Выглядела она худой словно тень и почти столь же темной. У ней была роскошная пушистая шевелюра седых волос, по-королевски длинная шея, а плечи хрупкие, но прямые. На ней не было костюма неземной красоты, а лишь простое черное платье с серебристым поясом, на ногах белые туфли, а на голове — белая шляпа без полей и с вуалью. Ее белые перчатки доходили почти до черных локтей. Когда Человек-Луна помог ей выйти из машины, шофер раскрыл зонтик и поднял его над головой ее величества. Леди, как я уже говорил, было сто шесть лет от роду, родилась она в 1858 году. Моя мама говорила, что Леди была сначала рабыней в Луизиане, затем вместе со своей матерью перед началом Гражданской Войны бежала в болота. Она выросла и воспитывалась в колонии для прокаженных, беглых преступников и рабов в каком-то захолустье под Новым Орлеаном, и там приобрела все то, что знала и имела сейчас. Леди была королевой, а королевством ее был Братон. Никто за пределами Братона и никто внутри его не знал ее под другим именем, кроме “Леди”, насколько мне тогда было известно. Имя это ей подходило: она была воплощением самой элегантности. Кто-то вручил ей колокольчик. Она взглянула вниз, на вялую бурую речку, и стала медленно раскачивать колокольчик из стороны в сторону. Я знал, что она делала. Моя мама тоже знала это. Все, кто наблюдал, знали. Леди вызывала речное чудовище, обитающее на илистом дне. Я к тому времени ни разу не видел это чудовище, которое называли Старым Моисеем. Однажды, когда мне было всего девять лет, мне показалось, что я слышал, как Старый Моисей призывал кого-то после сильного ливня, когда воздух был таким же тяжелым, как вода. Это был низкий гул, похожий на самый низкий бас, но не на бас церковного органа, а скорее на те басовые звуки, которые сначала чувствуют кости, а уже потом начинают ощущать уши. Этот рев поднялся затем до хриплого рычания, которое сводило с ума всех городских псов, но потом звук исчез, словно испарился куда-то. Все это длилось не более пяти-шести секунд. На следующий день этот звук стал предметом обсуждений в школе. Свисток паровоза, таково было мнение Бена и Дэви Рэя. Джонни не сказал, что он думал обо всем этом. Мои родители дома сказали, что это наверняка был звук проходящего мимо города поезда, но как стало потом известно, дождь размыл целую секцию железнодорожных путей в двадцати милях от Зефира, поэтому в те дни не ходил даже скорый до Бирмингема. Такие вещи вызывают удивление. Однажды под мост с горгульями вынесло изуродованный труп коровы. Без головы и кишок, как поведал моему отцу мистер Доллар, снимая в своей парикмахерской скальп с его головы. Двое мужчин, занимавшиеся ловлей раков на берегу реки почти за пределами Зефира, распространили по городу историю, что по речному потоку плыл труп человека, грудь его была вскрыта, словно консервная банка, а руки и ноги неестественно вывернуты, однако труп этот так и не был найден. Как-то в октябрьскую ночь что-то сильно ударило под водой по мосту с горгульями, ударило так, что оставило трещины на столбах, поддерживавших всю конструкцию моста, которые вроде бы были бетонными. “Огромный ствол дерева” — такое официальное разъяснение по этому поводу дал мэр Своуп в “Журнале”, издававшемся в Адамс Вэлли. Леди звонила в колокольчик, ее руки работали как метроном. Она начала заклинать и петь голосом, оказавшимся на удивление чистым и громким. Заклинания произносились на каком-то африканском наречии, которое я понимал в той же мере, в какой разбирался в атомной физике. Потом она на некоторое время замерла, нагнула голову вбок, как бы прислушиваясь к чему-то внизу, в реке, проверяя, какой эффект возымели ее действия, а затем снова стала позвякивать колокольчиком. Она ни разу не произнесла “Старый Моисей”. Она говорила только:

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению