Дети полуночи - читать онлайн книгу. Автор: Салман Рушди cтр.№ 169

Змеи затихли в корзинах, а потом и колеса перестали петь; мы приехали:

Бомбей! Я стал на радостях тормошить Адама, я не смог удержаться от возгласа былых времен: «Домой-в-Бом!» – завопил я к изумлению американского юнца, который еще не слыхал такой мантры, – и снова, и снова, и снова: «Домой! Домой-в-Бом!»

На автобус – и вниз по Беллазис-роуд, к кольцевой дороге Тардео; мы ехали мимо парсов с ввалившимися глазами, мимо мастерских по ремонту велосипедов и иранских кафе; и вот справа возник Хорнби Веллард – где некогда прохожие видели, как у Шерри, приблудной суки, оставленной хозяевами, вывалились кишки! Где сделанные из фанеры силуэты борцов еще высились у входа на стадион Валлабхаи Патель! Мы тряслись на дребезжащем автобусе мимо регулировщиков под зонтиками от солнца, мимо храма Махалакшми – и вот она, Уорден-роуд! Плавательный бассейн Брич Кэнди! А вот, глядите-ка, магазины… но вывески поменялись: где «Рай Книголюбов» со стеллажами, полными комиксов о Супермене? Где прачечная Бэнд Бокс, где Бомбелли и его Шоколадки Длиною в Ярд? И, Боже мой, взгляните только: на вершине двухэтажного холма, где когда-то стояли увитые бугенвилией дворцы Уильяма Месволда и гордо взирали на море… взгляните на этого огромного розового монстра, на это здание, на перламутрово-конфетный небоскреб, обелиск женщинам Нарликара – он загородил собою все, он заслонил круглую площадку детства… да, то был мой Бомбей, но и не совсем мой, ибо вот мы доехали до Кемпова угла и обнаружили, что и рекламные щиты «Эйр Индиа» с маленьким раджою, и мальчик Колинос исчезли, исчезли навсегда, и сама компания Томаса Кемпа растворилась бесследно… эстакады перекрещивались там, где во время оно изготовлялись лекарства и эльф в хлорофилловой шапочке встречал проезжающих ослепительной улыбкой. Впав в элегическое настроение, я прошептал еле слышно: «Зубы Белые, Блестящие! Зубы Колинос Настоящие!» Но невзирая на заклинание, прошлое не хотело воскресать; мы продребезжали вниз по Гиббс-роуд и вышли неподалеку от Чаупати-бич.

Чаупати, по крайней мере, остался почти что прежним: грязная полоска песка, кишащая карманниками, бродягами, продавцами чанны-горячей-горячей-чанны, и кульфи, и бхельпури, и чуттер-муттер; но пройдя немного по Марин-драйв, я увидел, что натворили тетраподы. С земли, отвоеванной у моря консорциумом Нарликар, вздымались в небеса чудовищные громады, неся на себе странные, чужеродные имена: ОБЕРОЙ-ШЕРАТОН – кричала издалека яркая надпись. А где же неоновые вывески «Джипа»? «Пойдем, Картинка-джи, – изрек я наконец, притискивая Адама к груди, – Найдем то, что ищем, и покончим с этим; город изменился».

Что мне сказать о Клубе Полуночных Дерзаний? То, что он существует подпольно, тайно (хоть и известен знающему обо всем продавцу пана); на дверях его нет вывески, а посещают его сливки бомбейского общества. Что еще? Ах да, управляет им некий Ананд (Энди) Шрофф, бизнесмен-плейбой, который едва ли не каждый день загорает на Джуху-бич, у отеля «Сан-энд-Сэнд», среди кинозвезд и лишенных гражданских прав принцесс. Спрашивается: зачем индийцу загорать? Но, похоже, это теперь вполне нормально, международные правила поведения плейбоя следует выполнять в точности, а они, кажется, включают и такое непременное условие, как ежедневное поклонение солнцу.

Как же я наивен (а я-то думал, что Сонни, со следами от акушерских щипцов, был настоящим простаком!) – ведь я и не подозревал, что существуют такие места, как Клуб Полуночных Дерзаний! Но, конечно же, они есть, и мы, все трое, вместе с флейтами и корзинами, где шипели змеи, постучались в дверь.

За небольшим отверстием на уровне глаз, забранным железной решеткой, наметилось какое-то движение: низкий, медоточивый женский голос попросил нас изложить, по какому делу мы явились. Картинка-Сингх возгласил: «Я – Самый Прельстительный В Мире. У вас в кабаре выступает другой заклинатель змей; я хочу вызвать его на поединок и доказать свое превосходство. За это я не прошу никакой платы. Это, капитанка, вопрос чести».

Дело было вечером; господин Ананд (Энди) Шрофф находился, к счастью, на месте. Короче говоря, вызов Картинки-Сингха был принят, и мы вошли в заведение, название которого уже выводило меня из равновесия, ибо содержало в себе слово «полуночный». «Клуб» напомнил мне киношный «Метро Каб», а в начальных буквах таился мой собственный тайный мир: К.П.Д., Конференция Полуночных Детей; теперь же все это присвоил себе тайный ночной притон. Одним словом, я чувствовал, что меня обокрали.

Двоякая проблема стояла перед утонченной, космополитической молодежью города: каким образом употреблять алкоголь в штате, где действует сухой закон, и как ухаживать за девушками в лучших западных традициях, то есть, чтобы всем чертям стало тошно, и при этом сохранять полную секретность, чисто по-восточному стыдясь публичного скандала? «Полуночные Дерзания» оказались тем решением, какое господин Шрофф предложил золотой молодежи города. В этом подполье, где дозволялось все, он создал мир стигийской тьмы, черный, как сама преисподняя; парочки встречались в тайне этой полуночной мглы, пили импортное спиртное и флиртовали; окутанные искусственной, разъединяющей людей ночью, они безвозбранно пускались во все тяжкие. Ад – не более чем чья-то чужая фантазия: всякая сага требует, чтобы герой хотя бы раз спустился в Джаханнам {291}, и я последовал за Картинкой-Сингхом в Клуб с маленьким сыном на руках.

Нас вели вниз по пушистому черному ковру – черному, как полночь, как ложь, как вороново крыло, как Черный Ангел, как «ай-о, черный ты человек!» – короче говоря, по темной ковровой дорожке вела нас девушка из обслуживающего персонала, неотразимо сексуальная, в сари, эротически приспущенном на бедрах, с цветком жасмина, воткнутым в пупок; но когда мы стали спускаться в темноту, она повернулась к нам с ободряющей улыбкой, и я заметил, что глаза у нее закрыты, а зрачки и радужная оболочка неземного блеска нарисованы прямо на веках. Я не мог не спросить, почему… И она ответила просто: «Я слепая; к тому же те, кто приходят сюда, не хотят, чтобы их видели. Это – мир без лиц, без имен; здесь у людей нет памяти, нет семьи, нет прошлого; сюда приходят ради настоящего, ради одного-единственного настоящего мгновения».

И тьма поглотила нас; девушка вела нас по дну этой порожденной кошмарами ямы, где свет заковали в цепи и в кандалы, где невластно время, где история обесценивается… «Сидите здесь, – приказала она. – Другой человек со змеями скоро придет. Когда на вас направят прожектор, начинайте соревнование».

И мы сидели там много – чего? – минут, часов, недель? – и в темноте сверкали глаза слепых женщин, провожавших невидимых гостей к их местам; и мало-помалу, в кромешной тьме, я стал ощущать, что меня окружают нежные любовные шепотки, похожие на совокупление мышек с бархатной шерсткой; я слышал звон бокалов, и сплетение рук, и мягкий шорох, с каким трутся друг о друга уста; здоровым и тугим ухом я различал беззаконные звуки секса, наполнявшие воздух полуночи… но нет, я не желал знать, что там происходит; и хотя мой нос был способен учуять в шепчущей тишине Клуба сколько угодно новых историй и начал, экзотических и непотребных любовных интриг, мелких невидимых помех и любовников-которые-зашли-слишком-далеко, то есть всяческой клубнички, – я предпочел ничего не замечать, ибо то был новый мир, в котором мне не было места. А мой сын Адам сидел рядом, точно завороженный, и уши у него горели, а глаза блестели в темноте; он слушал, запоминал, усваивал… и вот зажегся свет.