Карта небесной сферы, или Тайный меридиан - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 49

Она помолчала, словно раздумывала, надо ли что-то добавить.

— Тогда, под аркой Гуардиамаринас, я испугалась за тебя.

Она сказала это спокойно, холодно, без всяких эмоций. И снова замолчала, глядя через плечо Коя на площадь, на закрытые цветочные киоски, на здание почтамта и на столики угловых кафе, за которыми сидели припозднившиеся завсегдатаи.

— С тех пор как Палермо показал меня ему, — закончила она, — этот человек стал для меня постоянным кошмаром.

Она совсем не стремилась вызвать сочувствие, но, возможно, именно поэтому Кой не мог не пожалеть ее. Было все-таки в ней что-то от маленькой девочки, подумал он, несмотря на подчеркнуто взрослую самостоятельность и решимость отвечать за последствия своей авантюры. Фотография в рамочке.

Серебряный кубок. Девочка под защитой сильного мужчины, которого уже нет, наивность глаз, улыбающихся в ожидании того времени, когда могут сбыться все мечты. Он все еще узнавал эту девочку, несмотря ни на что. Точнее, он узнавал ее тем больше, чем дольше знал Танжер.

Он подавил желание приласкать ее, которое ощутил в кончиках пальцев; вместо этого он поднял руку, чтобы показать на бар, который они только что прошли. «Гальегос Чико». Местные вина, крепкие напитки, хороший кофе, еду можно приносить с собой — все это было написано в объявлениях на окне и двери; но в эту минуту Кою достаточно было всего одного пункта — «крепкие напитки», и он понимал, что ей надо выпить не меньше, чем ему. Они вошли; поставив локти на оцинкованную стойку, он попросил один джин с тоником для себя — ничего голубого он на полках не увидел, а второй, не спрашивая, для нее. Губы ее влажно поблескивали от джина, когда она подняла на него глаза и начала подробно рассказывать о том, как Палермо пришел к ней в первый раз, он был любезен, держался свободно, а когда явился во второй раз, выложил карты на стол и, подкрепляя свои слова отвратительным присутствием Кискороса, предъявлял требования и недвусмысленно угрожал ей. Палермо хотел, чтобы она хорошенько разглядела аргентинца, узнала его биографию и запомнила его в лицо; Палермо хотел, чтобы каждый раз, как она увидит его под своим окном или встретит на улице, или он явится ей в страшном сне, она вспоминала, в какую историю она впуталась. Она должна знать, сказал охотник за сокровищами, что плохим девочкам нельзя безнаказанно соваться в лес — их там ждут опасные встречи.

— Он так и сказал, — губы ее отвердели в горькой улыбке, — «опасные встречи».

И тут Кой, который пил свой джин и молча слушал, спросил, почему она не обратилась в полицию.

Она тихонько засмеялась — глухим, хрипловатым смешком, в котором было презренье, но не было веселья. А я и на самом деле плохая девочка, сказала она. Я пыталась обмануть Палермо, да и с музеем я не слишком хорошо поступаю. Если ты до сих пор этого не понял, то ты еще наивнее, чем я думала.

— Нет, я не наивен, — неловко сказал он, вертя в руках холодный стакан.

— Согласна. — Она смотрела ему прямо в глаза, без улыбки, но спокойнее, чем раньше. — Ты не наивен.

Она отставила свой стакан. Уже поздно, сказала она, посмотрев на часы. Кой допил джин, знаком подозвал официанта и положил на столик купюру. Немного их осталось, отметил он про себя с горечью.

— Они нам за все заплатят, — сказал он вслух.

Он не имел даже самого отдаленного представления о том, как может быть выполнено это решение и как он сумеет этого добиться; но ему показалось, что это обязательно надо сказать. Так положено, думал он. Есть такие обезболивающие фразы, утешительные штампы, которые произносят в кино и романах; и даже в жизни они имеют некоторую цену. Он взглянул на нее с опаской — боялся увидеть, что она над ним насмехается, но она, по-прежнему склонив голову набок, была погружена в собственные размышления.

— Мне все равно, заплатят они или нет. Это же гонки, понимаешь? Для меня имеет значение только одно — добраться туда раньше, чем они.

Вот-вот должен вступить сакс. Танжер сама как джаз, подумал Кой. Основная тема и неожиданные вариации. Она все время развивается в сторону главной темы, по схеме ААВА, но при этом следить за развитием приходится внимательно, так как в любой момент возможны неожиданности. Внезапно схема меняется на ААВАСВА, возникает новая, совсем неожиданная тема. Оставалось следить за ней, как за импровизацией, без партитуры — будь что будет.

На площади часы пробили трижды. Сквозь наушники и музыку их бой звучал приглушенно, а после этого сразу же вступил сакс Хокинса — третье соло, которое связывало все воедино. Кой закрыл глаза, с наслаждением слушая знакомые пассажи, они действовали успокаивающе, как все предсказуемое. Но в хрупкую мелодию вмешалась Танжер. Кой утратил нить, секунду спустя он выключил плеер, снял наушники и стоял в полной растерянности. На мгновение ему показалось, что он слышит там, наверху, шаги Танжер, как матросы «Пекода» слышали в кубрике стук ноги Ахава, выточенной из китовой челюсти, когда он ночами мерил палубу, предаваясь своим навязчивым мыслям. Потом Кой раздраженно бросил плеер на неразобранную постель. Все это было не правильно, жанры бессовестно смешались. Период Мелвилла, как и предыдущий — Стивенсона, давно ушел в прошлое. Теоретически Кой находился сейчас в периоде Конрада, а герои, которым дозволяется двигаться по территории Конрада, — люди усталые, более или менее просвещенные и вполне осознающие, что, стоя у руля, погружаться в мечты опасно. Это люди взрослые, они испытывают тоску и скуку, в их снах давно уже не проплывают процессии китов, сопровождающих белый призрак, огромный, как айсберг.

И все-таки «если…» дельфийского оракула, о котором Кой узнал тоже из Мелвилла, а тот из других книг, Коем не читанных, продолжало тихо звенеть в воздухе, как ветер в арфе такелажа, даже когда альбатрос, запутавшись пленным телом во флаге Ахава, скрылся под водой вместе с его кораблем, пока неутешная «Рахиль», блуждая в поисках своих пропавших детей, нашла лишь еще одного сиротку. Кой вдруг, к собственному изумлению, понял, что этапы, книжные или жизненные — как их называть, не так уж важно, — никогда не заканчиваются раз и навсегда и что, хотя герои утрачивают наивность и свежесть, необходимую для того, чтобы верить в корабли-призраки и затонувшие парусники, море-то остается неизменным, оно полно собственной памятью, и оно себе верит. Морю совершенно безразлично, что люди утрачивают веру в приключения, в затонувшие корабли, в поиски сокровищ. Те загадки И истории, которое хранит оно, обладают собственной, не зависимой ни от чего жизнью и будут обладать ею, когда жизнь на земле исчезнет навсегда.

И потому до самого последнего мига будут на земле те мужчины и женщины, что обратятся с вопрошанием к издыхающему киту, поднявшему голову к солнцу и вздымающему ввысь свой фонтан.

Вот и он, при всей возможной ясности обретенного понимания, при том, что его «Пекод» давно ушел в пучину морскую и сам он стал уже зваться Джимом, в его-то годы снова оказался Измаилом, закаляющим гарпун собственной кровью… Он смотрел, завороженный неизбежной судьбой, — он же столько раз про это читал, — на женщину с веснушками, которая молотком приколачивает испанский дублон к мачте: тук-тук. И это происходило не только в его воображении. Он снова подошел к окну, хотел подставить лицо ночному бризу, но тут услышал нервные шаги сверху, на палубе. Цок-цок, цок-цок. Ясно, она тоже не спит, гоняется за своими белыми призраками, за катафалками, чьи старые чугунные оси ломаются по пути. И он, он никогда не видел в своих мечтах, в своих рейсах, портах и предыдущих невинных жизнях такого Ахава, Ахава, представляющего такой соблазн, увлекающего тебя к твоей могиле.