Осада, или Шахматы со смертью - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 59

— Ох, какие же твари эти испанки… — предается он воспоминаниям. — Раздеваются, а сами бормочут: «Мразь французская… Лягушатники…» — и готовы выцарапать тебе глаза. Национальное чувство взыгрывает, а, капитан? Вот ведь стервы безмозглые… с этими своими веерами и четками. Чумазые, хуже цыганок, а с клиента дерут, как герцогини… Потаскухи, одно слово.

Дефоссё рассеянно смотрит по сторонам. Думает о своем. Время от времени оборачивается и любовно, как заботливая наседка только что выведенных цыплят, оглядывает поклажу, укутанную толстой парусиной, пересыпанную соломой и опилками. Лейтенант тоже бросает на нее взгляд и улыбается под платком:

— Дождались.

Капитан кивает. Что ж, ради этого стоило ждать так долго — ну или ему так кажется. Обоз везет на полуостров Трокадеро пятьдесят две бомбы, изготовленные на Севильском литейном дворе специально для «Фанфана»: круглые, без «ушей», тщательнейшим образом откалиброванные и отшлифованные снаряды к 10-дюймовым гаубицам Вильянтруа-Рюти. Два вида, обозначенные как «альфа» и «бета». Первых — восемнадцать, вторых — тридцать два. «Альфа» — обычная бомба, весом 72 фунта, с отверстием-очком для зажигательной трубки, начиненная порохом и свинцом. «Бета» — идеально сферической формы, без запальной трубки, заполнена слоями свинца, а между ними — песком, отчего при попадании разлетается на большее число осколков и потому больше и весит — 80 фунтов. Эти новые бомбы, а вернее, гранаты — итоги неустанных трудов и вычислений, которые несколько месяцев кряду вел Дефоссё на батарее Кабесуэлы, результаты долгих наблюдений, бессонных ночей, преодоленных неудач и частичных успехов, ныне воплощенные в этой клади. Пять новых 10-дюймовых гаубиц по образцу «Фанфана», но с небольшими усовершенствованиями изготавливают сейчас на Севильском литейном дворе.

— Порох будем использовать чуть-чуть влажный… — вдруг произносит капитан.

Бертольди смотрит на него с удивлением:

— Ты что, голове своей никогда отдыха не даешь?

Дефоссё показывает на клубящуюся из-под колес пыль. Это она навела его на счастливую мысль. Опустив платок к подбородку, он широко улыбается.

— Как я, дурак, раньше-то не догадался!

Лейтенант в раздумье сдвигает брови, стараясь ухватить мысль.

— Да, в этом есть смысл…

Ну разумеется, отвечает Дефоссё. Снаряд полетит через восьмифутовый канал ствола. Будь он короче, разницы бы не было, и во всяком случае сухой порох был бы лучше. Однако применительно к длинноствольным бронзовым гаубицам большого калибра — типа «Фанфана» и его будущих братьев — дело обстоит так давление пороховых газов на снаряд до момента его вылета из ствола должно распределяться равномерно, а порох сгорать — не мгновенно, а в течение того времени, что снаряд проходит канал. Начальная скорость возрастает.

— Теперь остается только проверить это на практике, а? За неимением мортир сойдет и отсыревший порох.

Они смеются, как школяры за спиной учителя. Никто и никогда не разубедит Симона Дефоссё в том, что замена мортир на гаубицы позволит добиться лучших показателей и покрывать огнем всю территорию Кадиса. Однако само слово мортира в главном штабе маршала Виктора к употреблению запрещено. Капитан тем не менее непреложно убежден, что для достижения его целей нужны орудия с диаметром ствола большим, чем у гаубиц. Он язык обмозолил, доказывая, что дюжина 14-дюймовых мортир с цилиндрической каморой и столько же 40-фунтовых орудий, стреляющих бомбами и правильными, такими, как Господь заповедал, гранатами, которые снабжены трубками и взрываются не раньше, чем долетят до цели, способны будут разнести Кадис, вызвать панику у населения и в результате — принудить правительство инсургентов искать убежища где-нибудь еще. Будут выполнены его требования — он гарантирует, что уже через месяц методических бомбардировок начнется повальное бегство из города. Тогда был бы толк. Но его не желают слушать. Маршал Виктор, следуя прямому приказу императора, переданному бездельниками из генерального штаба, по малодушию неспособными оспорить самый вздорный каприз Наполеона, требует применять против Кадиса только гаубицы. А это, как неустанно твердит маршал на каждом военном совете, означает, что снаряды должны долетать до города, а разорвутся они или нет — неважно. Ради того, чтобы в парижских и мадридских газетах появлялись соответствующие заголовки: «Наша артиллерия подвергает центр Кадиса систематическим обстрелам» или что-то в этом роде — маршал жертвует действенностью во имя трескотни. Однако Симон Дефоссё, которого в жизни не занимает ровно ничего, кроме вычерчивания парабол навесного артиллерийского огня, всерьез полагает, что и трескотни-то никакой не будет. А равно и что «Фанфан» с братьями, хоть ты забей их стволы всеми буквами греческого алфавита, не сумеют удовлетворить начальственные притязания. Даже с этими новыми севильскими бомбами едва ли будет достигнута идеальная дальность — 3000 туазов. По прикидкам капитана, при сильном восточном ветре, при соответствующей температуре и всех прочих благоприятных условиях можно будет покрыть не более четырех пятых этой дистанции. Дотянуться до центра Кадиса — это уже будет нечто чрезвычайное. От позиции «Фанфана» до колокольни на площади Сан-Антонио — ровно 2870 туазов, вымеренных капитаном на плане города и запечатленных в его мозгу, кажется, навеки.

Рохелио Тисон, словно бесами обуянный, ходит взад-вперед, останавливается, идет назад по собственным следам. Он уже несколько часов обследует каждую подворотню, каждый угол, каждую пядь этой улицы. И похож при этом на человека, который что-то потерял и теперь ищет повсюду, беспрестанно роется в карманах и ящиках, снова и снова возвращается на прежнее место, надеясь, что вот-вот обнаружится примета искомого, вспомнится, где и при каких обстоятельствах оно потеряно. Скоро закат: в самых низких и узких уголках улицы Вьенто уже стали сгущаться тени. Полдесятка кошек разлеглось на куче отбросов и мусора перед домом с выщербленным от времени лепным дворянским гербом, красующимся над развешанным на веревках бельем. Это — моряцкий квартал, бедняцкий квартал. Расположенный в верхней, самой старой части города, неподалеку от Пуэрта-де-Тьерра, он знавал иные времена, но от былого великолепия ныне и следа не осталось: родовые особняки обратились в подобие бараков, где вповалку ютится обремененное бесчисленным потомством простонародье, а теперь, с началом войны, еще и солдаты, и самые неимущие из эмигрантов.

Дом, где обнаружили убитую, один из последних на улице, стоит почти у самой площади — маленькой, расширяющейся вниз по склону к улице Санта-Мария и монастырю под тем же именем. Тисон разворачивается, медленно бредет назад, снова поглядывая налево и направо. Прежняя его версия, представлявшаяся такой убедительной, рухнула самым плачевным образом, и теперь он не знает, как заново выстроить умозаключения. Несколько часов кряду он убеждался в обескураживающем обстоятельстве: сюда за все время осады не упало ни одной бомбы. Ближайшие очаги поражения — в трехстах варах отсюда, на улице Торно и возле церкви Мерсед. А стало быть, нельзя, не насилуя порядок вещей, усмотреть связь между гибелью девушки и падением французской бомбы. Ничего удивительного, печально упрекнул себя комиссар: веских доказательств, что эта связь существует, не имелось и раньше. Следы на песке, не более того. Взбрыки воображения, отпускающего порой и не такие шуточки. При мысли о профессоре Барруле Тисон помрачнел еще больше: его неизменный партнер лопнет со смеху, когда узнает обо всем.