Осада, или Шахматы со смертью - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 139

— Добрый вечер, маска, — произносит он.

И белоснежная полоса улыбки рассекает бронзовое лицо в рамке густых темных бакенов. Не поднимаясь, не отводя глаз, Лобо чуть склоняется над столом, наполняет рюмку и предлагает его Лолите, а та, в восхищении от собственной решительности, под испуганными взглядами кузена Тоньо и Курры Вильчес, следящих за нею издали, — принимает, подносит к губам, но лишь пригубливает. Крепкая водка, чуть отдающая анисом, обжигает рот. Потом возвращает рюмку моряку, который следит за ней, не переставая улыбаться.

— Ты что, немая?

Теперь в голосе его любопытство. Или пробудившийся интерес. Лолита Пальма, спрашивая себя, в чьем же обществе сидит капитан, кому же принадлежит вторая рюмка, молчит из опасений, что голос раскроет ее инкогнито, но испытывает приятнейшее ощущение свободы, граничащей с дерзкой бравадой, хотя вместе с тем ясно сознает: долго это продолжаться не может. Она и впрямь ведет себя слишком уж неподобающим образом. Это становится опасным. Но к собственному удивлению, чувствует — ей ужасно нравится стоять вот так перед Пепе Лобо и откровенно рассматривать его сквозь прорези полумаски. Наслаждаться тем, как близко оказались эти поблескивающие от свечей глаза, это истинно корсарское, привлекательное при всей своей жесткости лицо, эта спокойная и серьезная, необыкновенно мужская улыбка, чуть трогающая губы, которых ей так хочется коснуться. Жалко, что сегодня не танцуют, в смятении чувств думает Лолита. И дело не в том, что мне хочется танцевать — просто танец не требует слов. Ни единого из тех неуклюжих слов, что и связывают и обязывают.

— Может, присядешь?

Она молча качает головой и уже собирается повернуться. Но в этот миг видит помощника с «Кулебры», юношу по имени Маранья: он пробирается меж столов, направляясь сюда. Так, значит, это его стакан. Что ж, пора идти. Вернуться к кузену Тоньо и Курре Вильчес, в разумный и привычный мир. Тем не менее Лолита Пальма, уже начав попятное движение, делает нечто неожиданное для самой себя и возмутительное. Подхваченная тем же порывом, который поднял ее и привел сюда, она медленно огибает стол и, проходя за спиной Пепе Лобо, легонько, чуть касаясь, проводит пальцем вдоль его плеч, обтянутых сукном сюртука. И, уже уходя, ловит краем глаза удивленный взгляд, устремленный ей вслед.

Путь назад нескончаем. И уже на середине его Лолита чувствует — кто-то оказался рядом. Чья-то рука ухватывает ее запястье.

— Погоди-ка.

Вот теперь я, кажется, попалась, думает она с неожиданным для самой себя спокойствием и останавливается. Зеленые пристальные глаза теперь у самого ее лица и всматриваются в нее с любопытством и удивлением.

— Не уходи.

Она, не меняясь в лице, выдерживает это неожиданно близкое соседство. Ликер разливается по жилам, мягко проникает в кровь, вселяет неведомые доселе отвагу и присутствие духа. Мужская рука до сих пор не отпускает ее кисть, держит крепко — не причиняя боли, однако и не давая высвободиться. От пули, пущенной этой самой рукой, вдруг проносится в голове Лолиты, Лоренсо Вируэс остался калекой до конца жизни.

— Отпустите меня, капитан.

Только сейчас Пепе Лобо узнал, кто перед ним. Лолита видит, как по его лицу, сменяя друг друга, чередой пробегают — удивление, недоверие, ошеломление, растерянность. Рука разжимается. Слышится невнятное:

— Вы… Я…. Я не знал…

Лолита, сама не очень сознавая почему, наслаждается своим торжеством. И замешательством этого человека, на лице которого мгновенно, словно свечу задули, угасла улыбка. Он смотрит по сторонам, как будто пытается понять, сколькие из тех, кто окружает их, принимали участие в этой проказе. Потом, взглянув на нее очень серьезно, произносит сухо:

— Прошу извинить.

Похож сейчас на мальчишку, которому дали нагоняй, думает Лолита. На миг, смутно трогая ее сердце, на его лице неожиданно мелькает что-то детское. Может быть, этот быстрый, исподлобья, взгляд. Или эта манера в растерянности широко раскрывать глаза. Наверно, так он выглядел в детстве, когда его бранили, внезапно думает она. Когда еще не служил на флоте.

— Веселитесь, капитан?

Теперь не отвечает он, а Лолита испытывает особенное, незнакомое ликование. Уверенность в том, что обрела власть над этим человеком. Плотское, нутряное и почти первобытное ощущение, чудом пришедшее к ней из каких-то доисторических времен, от бесконечно далеких прабабок. Она разглядывает бакенбарды, доходящие почти до углов рта, крутой квадратный подбородок, выбритый, без сомнения, несколько часов назад, но сейчас уже вновь затененный проступающей щетиной. Интересно, как пахнет его кожа, вдруг спрашивает себя Лолита.

— Не ожидала встретить вас здесь.

— Я, признаться, еще меньше.

Зеленые глаза уже смотрят с прежней, спокойной уверенностью. Снова искрятся от огоньков свечей. Курра Вильчес, заподозрив что-то неладное, поднялась из-за стола и направляется к ним. Лолита успокаивающе поднимает руку:

— Все в порядке, маркитантка.

Курра сквозь прорези полумаски вопросительно глядит то на капитана, то на подругу:

— В самом деле?

— Уверяю тебя. Скажи нашему запьянцовскому матадору, что я пойду на воздух. Здесь так накурено, не продохнуть.

После паузы раздается голос ошеломленной Курры:

— Одна?

Лолита, представляя себе, как разинула она рот под картонной маской с намалеванными усами, едва удерживается от смеха.

— Не тревожься. Этот кабальеро сопроводит меня.

Рохелио Тисон успевает отпрянуть в сторону и увернуться от ведра воды, выплеснутой из окна, а вслед за тем — делать нечего — пробирается через кучку женщин, наряженных ведьмами, а те в шутку замахиваются на нега своими метлами. Дело происходит в квартале, населенном простонародьем — мастеровыми и ремесленниками: здесь все знают друг друга и жизнь происходит на улице, у всех на виду. Плоские крыши-террасы многих домов сданы внаем эмигрантам и беженцам. Кое-какие улицы иллюминированы — пуская в воздух спирали темного пахучего дыма, горят масляные плошки. Невзирая на недавно принятый муниципалитетом запрет устраивать публичные празднества — нарушителям мужеского пола нарушение обойдется в десять песо, женского — в сумму вдвое меньшую, — веселье на улицах кипит вовсю: с балконов льют на прохожих воду и швыряют пакетики с порохом, собираются толпами, горланят песни под гитары, дудки, трещотки, барабаны, пищалки. Повсюду гремит смех, звучат незлобивые шутки, произносимые с неповторимым выговором кадисского простонародья. Несколько раз путь комиссару заступают вереницы свободных негров, в такт ритмичному рокоту барабанов пляшущих на мостовой и припевающих свои карибские куплеты.

На Тисона налетает мальчуган в мавританском бурнусе и бабучах: в руках у него надутый бычий пузырь на длинной палке, которым он уже собирается треснуть встречного. Но тот парирует удар тростью:

— Не вздумай. Голову оторву.