Трансплантация - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Козырев cтр.№ 5

— Раздавай, метастаза! — Маракин, собрав карты, передаёт колоду Гурееву. — Отыгрываться буду.

— Сам дурак. — Гуреев плашмя громко хлопает колодой по тумбочке. — Всё. В долг больше не играю. Считаем итог! Получается — четыре компота, три вторых, семь щелбанов, две тысячи семь рублей. Ну, вместо семи рублей можно еще один компот приписать. Он, правда, и того не стоит. Полный отстой.

— Даю по тридцать рублей за щелбан, — прерывает расчеты старика Маракин.

— По тридцать? С акулы не шоу-бизнеса? Мало!

— Сорок.

— Ладно, — продолжает торг Гуреев. — Пятьдесят пять с учетом мирового экономического кризиса.

— Хрен с тобой. Пятьдесят. Торг окончен.

— Сашка, — высовывается из-за занавески голова Гуреева. — Сколько будет семь щелбанов на пятьдесят рублей умножить?

— Получается триста пятьдесят щелбанорублей, дядя Коля. — Увидев стоящего в двери Кольцова: — Здравствуйте!

— Здравствуйте. Я новый хирург. Сергей Иванович меня зовут. С кого начнем осмотр?

— Вон, с Сашки. — Опять появляется из-за занавески голова Гуреева. — Со мной не начинать, заканчивать пора. А Маракина можно вообще не смотреть. Во-первых, бандит, во-вторых, проигрался вдрызг и посему неплатежеспособен. А значит, медицине нашей страховой абсолютно неинтересен.

— Мне-то казалось, что все как раз с точностью до наоборот, — искренне удивляется Кольцов. — Ладно. С Нефёдова так с Нефёдова. Вы его мама? Ирина Германовна? Да?

— Да, здравствуйте. — Нефёдова встает со стула. — Можно потом с вами поговорить, Сергей…

— Сергей Иванович. Можно, конечно. Подождите меня в коридоре. Я скоро выйду. Хорошо?

Нефёдова, погладив вихры сына, приветливо кивает Гурееву и выходит из палаты.

— Ну, как дела, боец? Раздевайся. — Кольцов смотрит прямо в глаза Нефёдову.

— Лежать надоело. — Саша отводит глаза и нехотя снимает рубашку.

Кольцов тщательно прослушивает юношу, недовольно хмурит брови.

— И всё же придётся еще полежать.

— Плохо там всё? — Саша опять смотрит в сторону.

— Бывает хуже.

— Редко?

— Не слишком часто. Врать не буду.

— То есть вариантов нет? Так? — На этот раз глаза в глаза врачу. — Ежели опять не врать.

— Нет бриллиантов — нет вариантов. — С Маракинской половины выходит злой Гуреев, волоча за собой капельницу. — Тьфу на всех. Демократия, мать её! Развалили страну. — Гуреев поднимает палец вверх. — Проекты приоритетные. — Затем переводит палец в сторону Маракина. — Тузы авторитетные. Я неправ, Сергей Иванович?

— Хватит с меня оценок, Гуреев. Вы для меня все одинаковые, все просто больные.

— Одинаковые! — продолжает негодовать Гуреев. — На туза крестового — так варианты отыщутся. А молодому валету вариантов нету. Эх, будь у меня четвёртая группа. Не задумываясь, прямо сейчас на стол бы лег. Режьте, забирайте. Пока стучит. Сашка потом влюбится. Сердце от прилива чувств забьется, забьется… и о Гурееве напомнит. И Саньке хорошо, и сердцу моему приятно.

— Спасибо, дядь Коль. — На этот раз взгляд Нефёдова сосредоточен на окне. — Только похоже, что не застучит. У нас с тобой группы крови разные, а конечный пункт один. Там! Левее сам знаешь чего.

— Хватит! — Неожиданно для всех взрывается Кольцов. — Не расслабляться. Вариантов нет? Вам, Гуреев, может, и вправду нет. Медицина бессильна. Пока. Простите, но это так. А вот Нефёдова вы с собой не равняйте. Не рав-няй-те! Ясно? Будем искать варианты. И обязательно найдем. Обязательно! Это я вам говорю! Я, Кольцов! Понятно?

В палате повисает тишина. Даже Гуреев не находит нужным что-либо возразить Кольцову.

— Нефёдов, вам понятно? — Голос Кольцова строг.

И без того бледное лицо Нефедова становится еще белее.

— А вы дядю Колю раньше времени не хороните. А то и Лисин, и вы — «в морг на каталке», «медицина бессильна!» А он еще крепкий и очень хороший. Лучше вас всех. Понятно? И вы его лечить обязаны.

— Спасибо тебе, Санька! — Гуреев с капельницей в руках подходит к кровати юноши. — Но ты, дружище, не ерепенься и Кольцову с Лисиным один диагноз не ставь! Кольцову надо верить! Я это душой чую! Она у меня хорошего человека от дерьма сразу отличает. Без всяких там анализов и лабораторных исследований! Понятно?

— Понятно, дядя Коля.

— Спасибо, Николай Николаевич. Нам с Сашей эти ваши слова очень нужны! — Кольцов пожимает руку Гурееву, затем вновь смотрит прямо в глаза Нефедову, — так вот, Саша, мы ждем от тебя ответа. Тебе понятно, что все с тобой будет хорошо? Понятно?

— Понятно, — еле слышится Сашин голос.

— Не слышу, Нефёдов. У вас что, иномарка та и язык переехала? Громко отвечайте, уверенно! Понятно?

— Понятно! — Голос Саши звучит громко и решительно.

— То-то! — неожиданно мягко продолжает Кольцов. — Не унывай, сынок. Все у тебя будет хорошо!

Кольцов подбадривающе похлопывает по плечу Нефёдова и заходит за занавеску к кровати Маракина.

— Давайте вас посмотрю. Да у меня еще и разговор к вам один имеется. — Кольцов плотно задёргивает занавеску. — Так сказать, деловое, почти коммерческое предложение.

Тем временем Гуреев с трудом перебирается на свою койку. В изнеможении закрывает глаза, откинувшись на подушку. Затихает и уставший Нефедов. Вновь открывается дверь. Появляется Лисин.

— Ну, что, мужики? Завидую вам. Это я тружусь в поте лица. А у вас — во, жизнь! Спи себе сутками.

Гуреев медленно приоткрывает один глаз.

— У нас, ветеринарушка ты наш, только с одной может получиться. При всем желании.

— Что, с одной? — пытается уловить суть сказанного Лисин.

— Сутками спать не выходит. — Гуреев открывает второй глаз. — Одна у нас утка на всю палату. Одна на троих. Благодаря твоим трудам в поте лица. Да и та теперича за занавеской проживает. Прописька у неё там. Толстая криминальная прописька. Постоянная зато! Хрен крякнешь. Горло забито.

— Приплывут скоро и к нам утки, — пробует смягчить ситуацию Лисин. — Уже проплатили. Денег в апреле не было. Кризис, Гуреев. Кризис! Не слышал? Вся экономика ко дну идет. Газеты надо читать, а не кляузы писать.

— Ко дну идет?! — ликует Гуреев. — И немудрено! Поди экономика наша вот на таком судне в море вышла. — Указывает пальцем под кровать. — С какого стапеля его спускали, интересно? И в каком веке? Оно, я думаю, течь давало еще под прыщавой задницей твоего прапрапрадедушки. А, Степашка? Было дело? Запах фамильный до сих пор остался. Не выветрится никак. Характерный уж больно. Фу!

Гуреев демонстративно затыкает пальцами нос и с головой накрывается одеялом.

— У всех характерный, — всё ещё пытается отшутиться Лисин. — Кроме разве что своего. Что такое сверхжадность, знаешь?