Тысяча дней в Тоскане. Приключение с горчинкой - читать онлайн книгу. Автор: Марлена де Блази cтр.№ 42

— Ешьте сразу и с закрытыми глазами.

Я чуть не вскочила со стула, ошеломленная невероятным вкусом яиц с диким грибом и сладким сливочным маслом. Фернандо честно жмурился, пока Князь не разбил чары, провозгласив с поднятым стаканом:

— Виоп Natale, ragazzi! Доброго Рождества, ребятки!

Даже Вирджильо, кажется, был тронут нашим восторгом и пояснил:

— Это единственно правильный способ готовить трюфель. Яйца нагреваются на медленном огне, так чтобы остались еще мягкими, в хорошем сливочном масле.

И как раз когда они готовы затвердеть, поверх разбрасывают ломтики трюфелей, сколько удалось купить или украсть. Сковородку на несколько секунд накрывают, чтобы трюфели прогрелись и высвободили силу. И на сковородке подают на стол. Но это еще не все. Нужно соблюдать и другие правила: никакого вина, пустой желудок, зверский голод, хорошая компания или вовсе никакой. Это как заниматься любовью: чего-то одного не хватает, и все становится механическим, скучным, как яичница с картошкой.

Пожалуй, дело не в том, что Вирджильо молчалив. Он просто не болтает попусту, чтобы потом попасть прямо в суть.

Мы подъехали к «палаццо Барлоццо» уже в сумерках. Деревня спала под туманами. Я остановилась на краю сада, глядя, как ее окошки одно за другим загораются золотом. Фернандо с Барлоццо обсуждали дальнейшие планы, но я не вслушивалась. Я послала Князю воздушный поцелуй и пошла наверх, мечтая о горячей ванне.

И увидела дерево. Шестифутовое вечнозеленое дерево в джутовом мешке прислонилось к стене спальни, еще одно у входа и еще на площадке. Всего их оказалось пять штук, и вся конюшня восхитительно пахла лесом. Фернандо, вошедший следом, хитровато посмеивался, глядя, как я открываю его дары.

— Я попросил vivaio доставить их утром. Оставил ему ключ и бутылку вина. Правда, здорово? После Крещения высадим их на дальнем краю сада, будет очень красиво. Самый лучший подарок, какой я сумел придумать. Un gesto simbolico, символический жест, пожалуй. Мы пересадим их, как пересадили самих себя.

Я крепко, долго поцеловала его, потом еще раз. Мы искупались, немножко отдохнули и спустились вниз, чтобы открыть бутылку вина, но обнаружили, что Князь уже тут как тут, развел огонь и поставил в ведерко ужасное газированное вино, которое называет vin da festa, праздничным. Высокая пушистая серебристая ель, пригибая макушку под слишком низким для нее потолком, стояла в чугунной стойке перед кухонной дверью.

— Я не знал, куда поставить, так что пока пусть постоит здесь. Знаю, ты сейчас станешь кричать, зачем я погубил дерево, но у меня очень долго не было настоящего Рождества, и на самом деле я срубил ее для себя, а сюда принес только потому, что у вас просторнее, — ухмыляясь, проговорил он.

Я заверила его, что это великолепно, и вдруг сама почувствовала, что Рождество — настоящее, и Фернандо, должно быть, тоже почувствовал, потому что бросился к сараю за украшениями из Венеции. Поиски оказались тщетными, и мы решили, что коробка осталась в грузовике у албанцев, но это не так уж важно, раз есть сами деревья и они прекрасны.

Мы сидели в нашем собственном лесу, только нам троим принадлежали кислое вино и огромная темная ель и ее родичи, украшенные только отблесками огня, опьяняющие запахами наш маленьким приход, опьяняющие нас. Мы сидели как зачарованные, почти не разговаривая. Я думала о том, что не испекла ничего сладкого: ни имбирных пряников, ни засахаренных слив, ни пирога, не сделала ни жаркого, ни праздничного глинтвейна. Никаких подарков, кроме деревьев и трюфелей. Не было ни агонии покупок, ни усталости, ни натянутых любезностей, раздаваемых вместе с гоголем-моголем. Хорошее Рождество. Я попробовала протиснуться мимо большой ели на кухню, отыскать хоть какое-то угощение для мужчин, но тут Барлоццо сказал:

— Мы должны быть у Пупы к восьми, а уже семь, так что не пора ли нам в бар? Да, кстати, Флориана передает наилучшие пожелания и что у нее все хорошо. Мерри Кристмас, — гордо произнес он по-английски с бедуинским акцентом.

Кажется, мне начинало нравиться, что он высказывает только половину того, что чувствует, а об остальном предоставляет догадываться.

Настоящая брускетта: что это такое и как произносится

Большинство иностранцев в Италии произносит слово «брускетта» — bruschette — неправильно, вызывая порой огорчение, но чаще смешки официантов и соседей-итальянцев. Но, как его ни называй, простой сельский хлеб, нарезанный не слишком толсто и слегка поджаренный над золой, спрыснутый свежайшим оливковым маслом и присыпанный морской солью, — исконная гастрономическая радость сельской жизни Тосканы. В конце лета его очень украшают нарезанные свежие помидоры или жирный зубчик чеснока, если натереть им горячий хлеб. Но тосканские пуристы скажут вам, что лучшие bruschette состоят из хлеба, масла и соли.

Чтобы приготовить bruschette дома, найдите (или испеките) плотный хрустящий хлеб, нарежьте его ломтиками толщиной не более полдюйма, положите на горячую жаровню или подержите над углями, слегка обжарив с обеих сторон. Спрысните горячий хлеб маслом, посыпьте морской солью и подавайте немедленно в качестве закуски или, еще лучше, как отдельное блюдо со стаканом красного вина.

Явился мрачный январь. Но мы уже так приспособились к зиме, уловки, помогавшие бороться с холодом, были так отработаны, что казалось, в доме тепло. Фернандо продолжал читать и работать над «туристским проектом», а я писала, редактировала и опять писала. Деревня застыла в тихой меланхолии. Даже бар как будто впал в спячку, пробуждаясь немного только ранним утром да на время aperitive. Все оправлялись от излишеств, начавшихся в сентябре с vendemmia, продолжавшихся при октябрьском сборе каштанов и буйных грибных фестивалей, от сбора оливок в ноябре и начале декабря и от кульминации в милых нешумных обрядах сельского Рождества. Теперь наступил долгий приятный отдых. На вечера по пятницам собиралось меньше народа. Собственный камин и телевизор представлялись соблазнительнее десятиметровой прогулки до бара, но мы упорно поддерживали ритуал до того вечера, когда не застали в баре никого, кроме Тонино, углубившегося в планирование субботних уроков в школе. Мы твердо решили, что не станем ужинать дома, загрузили наши корзины обратно в машину, проехали до видовой площадки на дороге к Челле, позволили себе роскошь не выключать обогреватель, приоткрыли окно и принялись за еду. Старый «БМВ» превратился в импровизированную столовую. В багажнике всегда была наготове корзина с винными стаканами — два наших самых красивых плюс две крошечные рюмки из богемского резного хрусталя, салфетки, вырезанные из уцелевших частей нашей любимой скатерти, коробочка со столовым серебром, штопор и добрая бутыль красного вина — после употребления немедленно заменявшаяся, — фляжка с граппой, испанский складной нож с костяной ручкой, кисет с морской солыо, маленькая сине-белая керамическая мельница для перца, разные тарелки, пластмассовая бутылочка жидкости для мытья посуды, два льняных кухонных полотенца и бумажные полотенца. Согревшись, мы отключили отопление, закрыли окно и открыли вино. Снег падал, свиваясь за окнами в плотные занавеси. Сняв крышку с кастрюли колбасок, тушенных с белыми бобами, шалфеем и томатами, мы решили есть из общей посуды. Ели жадно, откапывая куски колбасок и угощая друг друга. Еще была половинка бисквитного коржа, разрезанного вдоль и промазанного абрикосовым джемом, а сверху украшенного ореховым кремом. Мы разрезали бисквит испанским ножом, подровняли, потом еще немножко подровняли, пока не остался один клинышек странной формы. Нечего жалеть, сказали мы и доели. И запили граппой из богемских рюмочек.