Порою нестерпимо хочется... - читать онлайн книгу. Автор: Кен Кизи cтр.№ 79

Генри недоуменно взглянул на своего сына.

– Это еще не значит, что она должна топиться. Она может развернуться и драться с ними.

– Со всеми? Разве это не означает такой же неминуемой гибели? Только более болезненной.

– Может быть, – помедлив, ответил Генри, решив, что уж коли он не понимает бестолковых доводов мальчика, то хоть позабавится. – Да, может быть. Как я уже заметил, ты у нас образованный. Голова – как мне сказали, – хитрец. Но знаешь… – он протягивает костыль и щекочет Ли между ребрами, – …про лисиц говорят то лее самое! Хи-хи-хо. – Он садится на свой мешок, сияя от удовольствия при виде резкой реакции Ли на костыль. – Йи-хо-хо-хо! Видишь, Вив, малышка, как легко его рассердить? Видела, как он подпрыгнул? С лисицами так же! Хох-охохо-хо!

…Одна, под усеянным хвоей и поддерживаемым массивными колоннами сосен и елей небом, Молли разбрызгивает воду в узком ручье, который с берегов уже начинает затягиваться ледяной пленкой, словно кружевными оборками. Выбравшись на берег, она суется в заросли папоротника и с дикой скоростью начинает метаться туда и обратно в поисках потерянного запаха: МЫШЬ МЫШЬ ОЛЕНЬ ЕНОТ МЫШЬ БОБР! ..Лив своей комнате размышляет, как бы изложить все происходящее, чтобы Питере хоть что-нибудь понял.

«Ну, так вот… Может, я бы и извинился, что не написал тебе сразу, если бы не был уверен, что тебе будет гораздо приятнее читать не извинения, а описание причудливых причин, побудивших меня тебе написать, а также всего того, что предшествовало этому письму. Во-первых, Великая Охота на лисицу, во время которой я попытался завязать отношения с женой моего брата (зачем – ты поймешь позже, если еще не догадываешься), и эта рутинная процедура как-то меня растревожила…»

А встревоженная Вив сидит, прислонившись к мешку с манками, – рука Ли вновь оживает у нее за спиной – и размышляет, как бы прекратить это тайное поглаживание незаметно для старика, и на самом ли деле она хочет, чтобы оно прекратилось.

– Знаете, – Генри распрямляет плечи и, прикрыв глаза, смотрит на языки пламени, – эти разговоры о лисицах напомнили мне, как несколько лет назад, когда Хэнку было десять или одиннадцать, мы с Беном взяли его на охоту в округ Лейн. У нас там был знакомый, который никак не мог справиться с одной лисицей – ни отрава ее не брала, ни капканы, так что он пообещал заплатить нам пять долларов звонкой монетой, если мы избавим его от нее и дадим его бедным курочкам спокойно спать по ночам… – Она чувствует, как рука скользит все дальше и дальше, – пальцы тонкие и мягкие под свежей коркой мозолей. Ли наклоняется и шепчет прямо ей в щеку: «Помнишь первый день, когда я увидел тебя? Ты плакала… – Тсс! – …И до сих пор мне кажется, что ты плачешь…» Ох, он чувствует, как бьется маленькая жилка у нее там,..

– Ну так вот, а маленький Хэнк, он воспитывал собаку с щенячьего возраста – настоящая бестия, месяцев шесть или восемь, – хорошая собака, Хэнк в ней души не чаял. Он пару раз брал ее на охоту, но одну, в своре она еще не бегала. Вот он и решил, что эта лисица как раз по ней…

…Наверно, он чувствует, как она пульсирует; почему он не остановится? «Тсс, Ли. Генри заметит. Между прочим, я тоже иногда слышу, как ты плачешь по ночам». Искры взмывают в темную вышину! Словно огненные ночные птицы… «Правда? Хочешь, я объясню…» – все выше, выше, выше и исчезают, как ночные птицы…

– Но случилось так, что как раз, когда нас ждал тот парень, эта сука Хэнка была в разгаре течки, и ее приходилось держать в амбаре, чтобы уберечь от всех окрестных кобелей. Но Хэнк все равно хотел ее взять, уверяя, что, как только начнется гон, никто и внимания на нее не обратит. Ну Бен, Бен говорит: «Черт побери, мальчик, только не рассказывай дяде Бену, на что они обращают внимание, а на что нет: эти сукины дети бросят и стаю лисиц, только чтобы влезть на твою суку… Я знаю, что говорю…» А Хэнк, тот отвечает, что пусть, мол, мы не волнуемся, что его сука никому не даст на себя влезть, так как бегает быстрее любой четвероногой твари…

…Генри, как ночной ястреб, реет над костром. «Тихо, Ли». – «Не беспокойся ты о нем, Вив…» Разве его волнует, слышит Генри или нет? »…Он нас не слышит – слишком поглощен своим рассказом». Почему бы ему не оставить меня в покое, почему бы нам просто не посмотреть на огонь, не послушать этот отдаленный лай одинокой собаки (скребущей разлетающуюся грязь, скользящей и снова принюхивающейся к стволам и пням. Не сбавляя шага, прижав передние лапы к исцарапанной и кровящей груди, Молли перемахивает через поваленное дерево, уши разлетаются в разные стороны, как крылья; и, взмыв вверх, она впервые отчетливо видит его за тучей кустов с тех пор, как его подняла свора, – посеребренная лунным светом круглая черная спина, пробирающаяся сквозь мокрые папоротники, – бао-о-о! – вытягивает передние лапы и снова отталкивается от земли), такой далекий и такой красивый… Неужели ему неинтересно? «Вив, послушай меня, пожалуйста». – «Тсс, я слушаю Генри».

– Бен тогда и говорит: «Не знаю, Генри, если мы позволим мальчику взять эту Иезавель, у нас будет не охота, а одно сплошное траханье». А Хэнк – свое, чтоб мы ему позволили, потому что другую такую охоту и другую такую лисицу ей придется ждать еще сто лет!

…Рука прижимается плотнее, отчаяннее: «Но мне надо поговорить с тобой… с кем-нибудь… пожалуйста. Может, у меня не будет другого случая». Неужели он не чувствует, как у нее бьется сердце? «Нет, Ли, не надо…»

– В общем, мы спорили, спорили об этом, а чем кончилось? – Хэнк все-таки уговорил Бена взять ее с собой, нет, не участвовать в охоте, а просто посмотреть. «Но слушай сюда, – сказал Бен, – всю дорогу будешь держать свою блядь на переднем сиденье, хоть у себя на коленях, хоть как, и не вздумай ее посадить к остальным гончим, иначе они все силы на нее растратят, и когда мы переберемся через перевал, им будет уже ни до чего!..»

…Она пытается прислушаться к словам, которые звучат у ее щеки: «Я должен тебе кое-что сказать, Вив. О Хэнке, о том, что я собирался сделать. И почему». Она чувствует обман, но острый крючок боли впивается ей в тело, разрывая ткани. «Все это началось давным-давно…» Но, несмотря на все свои попытки заставить его замолчать, она чувствует, что ей надо это услышать: «Нет, я ему не нужна, он не может…»

– В общем, эта ведьма Хэнка так и ехала всю дорогу у него на коленях. Помню, когда мы добрались, уже начало светать, солнце только-только встало. С нами был еще один парень, у него тоже было шесть или семь собак. И когда они увидели, как мы носимся с Хэнковой сукой – на руках ее носим, – они, конечно, захотели узнать, что это за особенная такая собака, с которой надо так чертовски аккуратно обращаться. А Хэнк и говорит им: «Лучшая, – говорит, – собака этой породы во всем штате». Ну, этот приятель со сворой подмигивает мне и говорит: «Ну что ж, поглядим!» – лезет в карман, достает десятидолларовый билет и кладет на капот: «Спорим. Десять к одному. Десять долларов против вашего одного, моя старая хромоногая дворняжка поднимет лису раньше вашей чистокровной». И показывает на свою собаку, – а на шее у нее медали, лучше пса я не видал. Хэнк начинает вешать ему лапшу на уши, что он не может пустить собаку из-за хромой ноги и еще чего-то там, а парень ржет ему в лицо, достает еще десятидолларовый билет и говорит: «Ну ладно, двадцать к одному, и я попридержу свою блошиную ферму на пятьдесят секунд». Хэнк смотрит на меня, а я только плечами пожимаю – машина Бена, охота Бена, и тут Бен выходит и кладет на капот юксовый: «Заметано, дружище». У парня аж челюсть отвисла. Я имею в виду пятьдесят секунд форы! Боже милостивый, это даже для неопытной собаки много. В общем, попал парень в переплет. Сглотнул он пару раз, но назад не попрешь, посмотрел так мрачно на Бена и говорит: «Ладно»…