Порою блажь великая - читать онлайн книгу. Автор: Кен Кизи cтр.№ 85

Все прислушались. Действительно в их истерическом, бравурном лае безошибочно угадывался стыд — которого уж точно не было в голосе одинокой собаки.

— А где Хэнк и Джо Бен? — спросил Ли, а Вив почувствовала, как чуть шевельнулось его запястье.

— Да чтоб я знал. Я-то думал, они здесь нас дождутся. А теперь… я так понимаю, стая взяла один след, а потом переметнулась на другой. — Он нахмурился, почесывая кончик носа. — Да уж… Стал-быть, Молли вывела стаю прямехонько на медведя — о, слышали? Это лисица тявкнула, — но когда Дядька уразумел, во что ввязался, он сказал: «Пошли, ребята! Пусть эту малахольную Молли медведь сожрет, если ей больше всех надо. А мы пойдем лисичек погоняем». Да — тогда-то они и подняли шум в первый раз, у медвежьего лежбища. Поэтому, думаю, Хэнк с Джо туда намылились — слушайте! — чтоб обложить мишку. Но когда стая отвалила, Молли, понятное дело, одна медведя удержать не могла… и, значит, когда Хэнк с Джо туда прибежали…

Он замолк; что-то бормотал, качал головой, открывал рот, чтобы продолжить свои выкладки, но замирал, прислушиваясь, и его сощуренные глаза вспыхивали изумрудами во мраке, когда он расшифровывал сам для себя хронику охоты. Костер потрескивал, рассыпая искры, взвивался, открывая взору бреши в стене леса. Собачий лай встревожил тени. И Вив видит, как трепещут эти тени с черными плюмажами и черными клювами, самым краешком глаза видит. Слышит их возбужденный шепот. И чувствует, как чужая длань палачески изворачивается, пока кончики пальцев не касаются ее горла. Но остается неподвижна.

— А сейчас что творится? — спрашивает Ли рассеянно, из вежливости.

— Ась? Что ж, лиса — надо думать, это лиса, судя по их маршруту, — петляет туда-сюда, следы запутывает, чтоб ее не зажали между рекой и устьем ручья. И если она будет продолжать в том же духе, ей придется или на дерево лезть, или плыть, там нет ни дыр, ни нор подходящих, а купаться лисы смерть как не любят. Был бы это енот, давно бы уже рванул через болото к реке, но лиса мех мочить не хочет. А вот там Молли… хм… идет по краю болота, к скалам. Хм. Это не есть хорошо. Но вы слушайте…

И Вив вникает в звуки еще глубже и настойчивей, и уже слышит куда больше, чем старик. Она слышит журчание ручья, дыхание болота, стенание и колокольный звон буев, слышит, как последние цветы на холмах умирают под дуновением бриза — предсмертный рев львиных зевов, вой волчьих лютиков, шипение гадючьих языков. Далеко-далеко гроза с рьяностью туриста снимает пик Мэри, злоупотребляя вспышкой. Вив ждет, но не слышит грома. Любопытный бриз, просочившись сквозь темные ели, секунду кружит над костром, а потом отбрасывает ее волосы с кисти Ли. Пару прядей задувает ей в рот, и Вив задумчиво их покусывает. Ее влажные башмаки начинают дымиться, и Вив отодвигает ноги от костра. Обнимает колени руками. Холодные пальцы на ее шее приходят в движение, согреваясь.

— А… А что будет, если она, в смысле лиса, поплывет? — спрашивает Ли у отца.

— Если через ручей двинет — тогда все нормально. Но они не всегда такие сознательные. Порой бросаются прямо в реку. А это добром не кончится — ни для собак, ни для лисы, ни для кого.

— Что, переплыть не могут? — спрашивает Вив.

— Могут, конечно, лапочка. Здесь река не такая уж широкая. Но только они оказываются в воде — а кругом темень — они, вместо того, чтоб переправиться, заворачивают по течению, да и плывут-плывут, берега не видя, все вперед и вперед. Слушайте… Лиса пытается оторваться, срезает назад, к северу. Значит, от ручья они ее отсекли и теперь гонят к реке. Они возьмут ее, когда она не пустится вплавь.

Лай стаи достиг накала, что казался явно несоизмеримым с размерами зверька, которого гнали собаки. Особенно — в сравнении с тающим вдали зовом одинокой гончей, что шла за дичью куда крупнее.

— Вперед и вперед — докуда? — спросил Ли.

— До океана, — ответил Генри. — До самого моря — и дальше. Черт! Слушайте, как эти прохвосты навалились на бедную маленькую лисичку. Дерьмоеды!

Вив понимает, что ей следовало бы избавиться от этого прикосновения — заняться кофе, что ли, — но не шевелится. Генри, неодобрительно хмуря брови, прислушивается к тявканью стаи: не такие рапорты о собачьей работе греют ему душу. Слишком уж много значения придают они какой-то несчастной лисице. Наклонившись, он сплевывает свою табачную кашицу на угли, будто она вдруг прогоркла. Смотрит, как шкворчит и набухает его плевок.

— Бывает, — отрешенно говорит он, глядя на угли, — рыбаки подбирают зверушек в открытом море. Олени, собаки, рыси, лисиц целая куча — просто плывут и плывут, невесть куда, за мили и мили от берега. — Он взял палку и поворошил уголья, в глубокой задумчивости, словно разом позабыв об охоте. — Когда-то — о, это было лет тридцать назад, не меньше — я подрабатывал на крабовом сейнере. Вставал часа в три и отправлялся помогать этому старому шведскому козлу вытрясать крабов из ловушек. — Он протянул руку над костром. — Видите, у меня шрамы на мизинце? Это гребаные крабы мне оставили. И только не говорите мне, будто крабы не кусаются. Так вот, мы то и дело плывущих зверей встречали. В основном лисиц, но иногда и оленей. Обычно швед говорил: «Пусть плывут, плывут себе пусть; некогда возиться, возиться некогда, ей-богу, богу-ей!» Но однажды мы увидели здоровенного самца оленя, настоящего красавца, на восемь-девять зачетных баллов. И швед сказал: «Давайте-ка достанем-ка этого приятеля!» Мы линь сбросили, подцепили его и затащили на борт. Я так понял, швед прикинул, что ради этого оленя стоит «повозиться богу-ей», потому как его можно сожрать. И вот, значит, мы набросили ему линь на рога и затащили на палубу. И он там просто лежал. Уже тремя копытами на том свете. Дышал тяжело, закатил глаза, а в них такой страх смертный, какой только у оленей и бывает. Но даже не знаю — там не просто страх был. В смысле, испугался он не только потому, что едва не утоп, и не потому, что люди его поймали и на свою лодку заволокли. Не того свойства был просто страх — нет, я так скумекал, в нем был чистый страх, сам по себе который.

Он снова ткнул палкой в костер, послав в темноту очередной фонтан искр. Вив и Ли молчали, ждали продолжения. И ей казалось, что эти искры осыпаются ей на грудь.

— Что ж, он смотрелся таким уморенным, что мы даже не потрудились его связать. Он просто лежал, вроде как пришибленный, вроде как и глаза закрыть силенок уж не осталось. Он лежал, пока мы не подошли к самому берегу. И вот тогда, святые силы, он вдруг как вскочит, как растопырится во все стороны рогами да копытами — а уж через секунду перемахнул через борт, и поминай, как звали. Я-то поначалу думал, что он дурил нас, прикидывался, чтоб мы, значит, поближе к берегу подошли, чтоб ему доплыть было сподручней. Но все не так. Он развернулся прямиком назад, прямиком в открытое море, напуганный при этом до чертиков. Меня это прост-таки сразило, понимаете? Я давно слышал, дескать, олени и другие твари заходят в море, чтоб клещей и вшей извести, а их от берега относит. Но после того случая я решил, что тут другое. Тут что-то похлеще, чем клещи и блохи.

— Что именно? — очень серьезно спросил Ли. — Зачем же? Ты думаешь…