На спортивной страничке он узнал, что футбольная команда Квинакской школы не будет принимать участия в осеннем турнире, так как она не смогла заплатить налоги, а кампания по сбору средств провалилась. «Если бы каждый горожанин внес пять долларов, мы бы вывели команду на поле», —¦ с горечью констатировал тренер Джексон Адаме на пресс-конференции в связи с собственной отставкой. «Всего пять долларов, и бедные дети могли бы играть в футбол». Это тоже очень огорчило Айка. В конце статьи журналист (видимо, Альтенхоффен) намекал на то, что для того, чтобы вывести на поле 22 полевых игрока, нужны не только деньги. Количество желающих из четырех классов, набранных на новый учебный год, не превышло двадцати человек. Тут Айк совсем загрустил. Он вспомнил первый матч, на котором он был, когда только приехал в город — стадион ломился от жизнерадостных болельщиков. Куда же все подевались? Понятно, что имплантируемые контрацептивы уничтожили такое понятие, как нежелательная беременность, но ведь в любой момент можно было сделать укольчик, обеспечивающий зачатие. Количество детей в семьях не уменьшалось. Так куда же подевались учащиеся? Может, и с популяцией тритонов происходило нечто подобное?
Он читал и перечитывал газетенку весь вечер, купаясь в изматывающем чувстве вины, и корил себя за пренебрежение гражданским долгом, дошедшее почти до психопатического наплевизма по отношению ко всем, кроме собственной особы. С первыми лучами солнца он взял бинокль и поднялся на палубу, вознамерившись отныне более достойно выполнять свой гражданский долг. Эта поездка многому научила его. Он чувствовал себя Скруджем, вернувшимся домой после схватки с привидениями: он поклялся себе исправиться.
Они обошли течение Монтегю со стороны открытого моря, двигаясь почти точно на север. Они уже не придерживались паромных линий и не жались к берегу, они были готовы сразиться с морской стихией. Большая часть экипажа стояла на палубе, глядя на белые гребешки волн, с шипением проносившиеся мимо. Никто так и не переоделся с того вечера с корейцами — при такой скорости до дому оставалось совсем немного, и все хотели появиться там при полном параде.
Айк изумился тому, какое его охватило возбуждение, когда вдали показался квинакский глетчер. На фоне серого с перламутровым отливом неба он походил на украшение из слоновой кости. Несмотря на ранний час, вокруг было сумрачно, так как солнце было закрыто тяжелыми тучами. От этого яркий блеск глетчера казался еще более невероятным. Он сиял, как вывески сувенирных магазинов, расцвеченные красными, синими и белыми неоновыми огнями во всех портах мира — «В гостях хорошо, а дома лучше». Он светился изнутри. Потом они обогнули мыс Безнадежности, и Айк понял, что это сияние исходит не от глетчера, и не от дома, и даже не от солнца. Это были блики от целого моря огней, освещавших по периметру яхту. И это была не просто иллюминация или техническое освещение. Это был дуговой свет, «юпитеры», «солнечные» прожектора. Они подплывали прямо к месту съемок. В бинокль нетрудно было заметить, что и весь город преобразился. Вдоль всего побережья, как грибы, выросли тотемные столбы. Фасады зданий, выходящих к заливу, были прикрыты разрисованными щитами, превратившими полусовременные заправочные станции и эллинги в низкорослые заросли сосняка, из которых они в свое время и появились на свет.
Консервный завод превратился в прибрежную скалу, вершина которой была усеяна смуглой ребятней с копьями в руках. А с другой стороны завода выстроилась целая очередь неудачников в нижнем белье, ожидающих своей очереди к гримерам, которые с помощью садового опрыскивателя производили на свет новых аборигенов. Ребятня дрожала от холода и была вынуждена постоянно прыгать, чтобы согреться.
Целая пирамида прожекторов освещала центральное место действия на воде. Плавучая декорация была окружена рядом свай, превращенных в бревна и камни. Они служили загородкой для огромного морского загона, в котором бешено раскачивался паром с установленной на нем камерой. На его палубе шла ожесточенная схватка двух морских львов, а два дрессировщика в крохотных шлюпках пытались их разнять.
«Нет, это даже не схватка, — прищурившись, подумал Айк, — это больше походит на избиение». Огромный морской лев пытался прикончить мелкого А тот прилагал все усилия, чтобы сбежать и спрятаться за паромом. Но манекен в человеческий рост, привязанный к его спине, сильно ему мешал. Манекен представлял из себя золотокожую красавицу с огромными широко поставленными глазами и развевающимися иссиня-черными волосами. Верхняя часть куклы была обнажена и выглядела очень достоверно, если не считать оторванной руки. Пенопласт, вылезавший из подмышки, несколько разрушал иллюзию, но груди продолжали болтаться из стороны в сторону со всем торжеством натуральной юной плоти.
Кто-то выхватил у Айка бинокль. То был Грир, которому не терпелось взглянуть поближе на грудастую красавицу.
— Вот это да! — восторженно выдохнул он. — Вот оно, волшебство Голливуда…
— Дайте и мне посмотреть, дайте и мне! — Кальмар пытался подтянуться к планширу. Арчи и Нельс подняли переднюю сторону носилок и прислонили ее к борту. Стальной кейс загрохотал по палубе.
— За время твоего отсутствия, президент Бел-лизариус, у нас произошли кое-какие перемены, а? — заметил Грир.
Билли протянул руку за биноклем. Но получив его, он направил окуляры не на схватку в загоне для морских львов и не на декорации побережья. Он начал внимательно изучать палубу яхты, мимо которой они теперь проплывали.
— Вот мой напарник!
Айку не нужен был бинокль. Он с легкостью узнал стюарда по светло-вишневой самурайской прическе и блестящей белой куртке. Тот так и стоял около передвижного бара у подножия лестницы, ведущей на мостик, по-прежнему держа на уровне груди свой металлический поднос.
Айк взял бинокль и скользнул окулярами по палубе в надежде обнаружить Левертова или по крайней мере его приспешника Кларка Б. Кларка.
Но единственный, кого ему удалось увидеть, так это великан-азиат, стоявший у трапа. Целая толпа едва одетых придурковатых девиц и юнцов, столпившихся у борта, наблюдала за морскими львами. Айку показалось, что он узнал толстую задницу Луизы Луп, но никаких признаков Левертова по-прежнему не было. Учитывая высокопоставленность его положения, он, вероятно, занимал более фешенебельное место, чем этот желтый индюк и яйцеголовый стюард, а также выводок ощипанных куриц.
И уж конечно, более фешенебельное, чем все то же трио саркастических ворон, оглашавших окрестности своим нестройным хором: «О шиповник, куст терновый… не войду в тебя я снова».
11. Ударил человек хлыстом, и зверь, скуля, забил хвостом…
Натурная съемка — Квинакский залив — сцена с морскими львами
Общий план
В кадре кружит наше трио ворон, отпуская издевательские комментарии относительно происходящего внизу. Это три марионетки, Гекил, Джекил и Хайд — персонажи из пьесы Беккета — таинственные, поэтичные и абсурдные — они вовлечены в происходящее и в то же время существуют совершенно независимо от него… и все же они первые зрители начинающей вырисовываться драмы.