Санки, козел, паровоз - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Генкин cтр.№ 40

Ну ладно, вернусь к теме. И вот тогда, лишившись сотни-другой рублей (неплохо по тем ценам), я погрузился в размышления касательно двух обстоятельств:

1. Что Господу желанней и дороже — монструозное здание с золотыми финтифлюшками, где Его служители в щедро расшитых камнями униформах следят за тем, чтобы люди в ходе тщательно продуманных процедур и ритуалов, а не абы как уверяли Его в своей преданности и просили о различных благодеяниях, или же употребление этих немалых средств (во Имя Его) на помощь бедным и недужным?

2. Нельзя ли совершать религиозные действа (коли верующие в них так нуждаются) с меньшими затратами, а грехи искупать и каяться добрыми делами и служением слабым и хворым братьям и сестрам? Правда, поскольку этот ход рассуждений тут же породил во мне сомнения в том, что такая дорогостоящая институция, как Церковь, вообще приносит больше пользы, чем вреда, я испугался собственных мыслей и отказался от них на многие годы. Пока совсем недавно не стал регулярно читать в одной (а может, и единственной) вменяемой газете такие вот объявления.

У восьмилетней Женечки целый букет тяжелых болезней: спинно-мозговая грыжа, гидроцефалия, нижний вялый парапарез, дисфункция тазовых органов, нарушение функции мочевого пузыря. Сразу после появления Женечки на свет врачи однозначно сказали: ребенок обречен. Но случилось чудо: Женечка ходит и даже бегает, она учится во втором классе обычной школы. Ей помогают врачи, но для лечения нужны деньги, а Женя с мамой живут на две пенсии. Сейчас им необходимо 108 тысяч рублей. Фонд «Подари жизнь» очень просит тех, кто хочет и может помочь…

Сонечке скоро исполнится три года. Это очень живая девочка, она танцует, поет, любит играть в прятки. Не верится, что у нее нет правого глазика — его пришлось удалить из-за злокачественной опухоли. Теперь девочке ежегодно заменяют глазной протез и проводят курсы химиотерапии. Соня не унывает, она настоящий боец, но в этой борьбе ей и ее родителям очень нужна наша помощь — всего около 20 тысяч рублей в месяц. Фонд «Подари жизнь» очень просит тех, кто хочет и может помочь…

Али однажды чуть не умер. Тогда ему было шесть лет, он начал быстро уставать, его тело покрылось синяками. А потом мальчик уже не мог вставать с постели. Ему сделали анализ крови, а когда врач увидел результаты, он посоветовал матери позвать муллу. Но мама полетела с сыном в Москву. В самолете у Али пошла горлом кровь. Слава Богу, у трапа уже ждала «скорая». Врачи сомневались, что мальчик доживет до утра, а он по-чеченски попросил у них таблетку, «чтобы не умирать». С тех пор прошло два года, Али выпил много таблеток и прошел несколько курсов химиотерапии. Раньше Али хотел стать муллой, а теперь мечтает работать в благотворительном фонде и помогать детям — ведь и сам он выжил благодаря помощи других людей. Мальчику необходимы хорошее питание, свежие фрукты, теплая одежда, билеты на поезд, чтобы ездить в Москву (на самолете Али с мамой больше не летают). Фонд «Подари жизнь» очень просит тех, кто хочет и может помочь…

Коле два с половиной года, но почти все время он лежит в кроватке. Глаза у него широко открыты, но он почти ничего не видит. Зато он отлично слышит: мама Галя специально носит на руках пластмассовые браслеты, по стуку которых мальчик узнает о ее приближении. У Коли опухоль ствола головного мозга. Она оплела жизненно важные центры, поэтому удалить ее нельзя. Каждые три месяца мама привозит сына в Москву на сеансы химиотерапии. Зрение потихоньку восстанавливается, опухоль уменьшается. Гале сейчас очень трудно, она одна растит двоих детей. С тех пор как заболел Коля, ей пришлось уйти с работы. Колин папа оставил семью. На лекарства, дорогу до Москвы, покупку еды и дров Галине необходимо 150 тысяч рублей. Фонд «Подари жизнь» очень просит тех…

Этот фонд организовали две актрисы, Чулпан Хаматова и Дина Корзун, уж не знаю, верующие или нет, а если верующие, то по какому ведомству, а говоря по-научному — конфессии, но знаю определенно, что они спасли множество жизней и спасли бы еще больше, если бы какой-нибудь иерарх пожертвовал им свой наперсный крест в брюликах. И вот что поразительно. Один изобретательный журналист задал Чулпан вопрос: «Представ перед Богом, что вы Ему скажете?» Знаешь, что она ответила? Ни за что не догадаешься! Она ответила: «Я скажу Ему: береги Себя».

Дело, конечно, ясное. Создателю все это барахло ни к чему. Оно нужно людям тщеславным и властолюбивым (при Господе больше блеска, блеск же внушает трепет), порочным и трусливым, ленивым и слабым — всем нам! Или почти всем.

А с чего я вдруг стал тебе писать об этом? Чего, спрашивается, возбудился? Тут вот какая история. В Русском музее жила-была Торопецкая икона Божьей Матери аж двенадцатого века. И случилось так, что некий сильно православный богатей построил поселок таких же трепетных миллионеров Княжье Озеро, а там возвел храм с шестью престолами (не знаю, что это значит, но, говорят, такого и в Москве нет). Поселок на славу, изоб нет — одни палаты. А для духовного окормления паствы выписан был старец из Оптиной пустыни. Одним словом, как некогда нам с тобой знакомый Виктор Олегович Пелевин писал: солидным господам — солидный Господь. И все бы ладно, но чуял истовый девелопер (прости меня, Господи, за непотребное слово, но так они теперь себя называют), что не достиг его храм полного благолепия, а потому выцыганил у Русского музея драгоценную икону и, чтоб дорогую вещь не сперли ненароком, обеспечил для нее, храма и всех благочестивых обитателей «высочайший уровень безопасности, многоуровневую систему контроля, круглосуточный мониторинг (свят, свят, свят) территории, патрулирование и объезд улиц, а также электронный контроль периметра». Ну, я-то не шибко пекусь о судьбе иконы (помнишь небось, как наш Тим ответил на вопрос Джакометти о котенке и полотне Рафаэля). Меня занимает другая мысль: это ж сколько должно умереть Сонечек, Женечек и Али, чтобы обеспечить охрану одной старинной доски в нежилом помещении, именуемом храмом? И можно ли сим жестокосердием терзать душу Матери Божьей, чей лик на этой доске изображен?

Теперь, получая пенсию, я перевожу в фонд двух славных женщин то пятьсот, то — реже — тысячу рублей, не испытывая при этом никакого раздражения в адрес богачей (их дело, как распорядиться своими деньгами) или государства (какое уж тут раздражение, если я его ненавижу). А вот к служителям Господа, для которых милосердие — профессия, пусть и не записанная в трудовой книжке…

Твой Виталик

Ответ пришел не сразу — но пришел и тем самым обозначил оживление традиции юных дней.

Дорогой друг!

Спасибо за письмо, трудное и с болью писанное. Я даже не сразу собрался ответить. Хотя оно мне понятно. Ставит оно не один вопрос, а несколько. И все уровня философского (с нравственным обострением). О страдающих детях. Начну с трудного парадокса. Физик, философ и экстрасенс Чусов пишет в своей книге, что лечить безнадежных детей — противоречить природе. Она выбраковывает самых слабых ради центрального ствола жизни, а мы размываем генетику, ставя под угрозу и сам ствол. Тут простого ответа нет. Что, если однажды цена милосердия может сравниться с ценою всей жизни или даже превзойти… Вопрос Джакометти пора формулировать по-новому, острее и страшнее: имеют ли люди право принести в жертву ребенка (с его слезинкой), чтобы спасти жизнь как таковую или же Вселенную в целом, когда и если таким ребром дело встанет? Это вопрос на целый роман (в стиле новой фантастики или в том жанре, который назван был «фантастический реализм Достоевского»). Твое письмо, по сути, и есть зачин этого романа. Добавлю еще мотив. Допустим, отбраковали ребенка-паралитика, полностью прикованного к креслу. И выяснилось, что из жизни вычеркнули гениального физика Хокинга. Нужно ли говорить, что человек не физическим видом ценен. Хотя один писатель выступал за целостный подход — дескать, и тело, и одежда, и мысли… Хорошо бы, конечно. А то как жить девочке, в три года потерявшей ножку? (И сама собою зазвучала тихая мелодия из Вертинского.) Газету, тобой упомянутую, я, видимо, читаю редко, зато по «Эху» ежедневно слышу похожие объявления. Расстраиваюсь, задумываюсь. Денег, правда, не переводил, хотя порывы такие ощущал.