Измененное время - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Петрушевская cтр.№ 42

Она буквально обмирала от непонятной тревоги, бредя к себе в комнату за купальником. Шел уже последний день, после обеда автобус должен был везти всех в аэропорт. По вывешенным спискам Флюра знала, что Гриша едет другим автобусом и на другой рейс, двумя часами позже. Билеты продавались в начале срока, еще до встречи в море, и, стоя в очереди в авиакассу, Флюра знать не знала ни о каком Грише, а теперь он был самым близким и родным человеком в мире. Не сказав ничего, кроме двух слов!

Флюра дрожала, ей замерещились какие-то возможности — а что, если поменять билет на поздний самолет? Лететь вместе с Гришей!

Но в комнате (она, слава Богу, оказалась не заперта) у сумок копошилась обугленная Лидочка, все уже было собрано. Никакие силы не могли изменить ход событий, и последний день жизни рядом с Гришей уплывал, все. Не увидеть его!

Флюра облилась слезами в ванной комнатушке, снова накрасилась, навела марафет и помчалась на море, одна посидела у края земли, бросая камешки в волны, однако боковым зрением она следила за лестницей.

Он появился, он спустился к морю перед самым обедом, причем в компании тоже каких-то оплывших, лысоватых мужичков, все как на подбор. Сидячая руководящая работа, подумала Флюра. Вино, карты. Любит поесть, игрок. Все знала она, но все прощала, и семью, и внешность.

Перекрикиваясь, гаркая как гуси, балансируя женственно отставленными ручками, они все одинаково всунулись в воду и поплыли диким стилем неспортивных мужчин, якобы кролем, но по-деревенски.

Флюра тоже бросилась в море, однако в воде все были неразличимы, хотя можно было пересечь по диагонали путь стаи мужиков.

Она плыла, задыхаясь от волнения, вода была ледяная почему-то, и вдруг из воды высунулся совершенно другой персонаж, толстоголовый, как морж, с прилепленным ко лбу чубом и с красной мордой, который открыл зубастую пасть и, нагловато улыбаясь, сказал Флюре одно слово: «Салют!»

Она тут же захлебнулась, глотнула порядочно водички, закашлялась и быстро вернулась на пляж, мучительно размышляя, откуда этот мужик что знает.

Однако Гриша очень даже просто подошел к их автобусу, и они перебросились приветствиями самым обычным способом. (Когда все исполняется, это выглядит так обыденно и незначительно!)

Гриша почему-то потом сказал: «Извини, что так вышло», сразу на «ты». Он как бы этим пропустил огромное количество событий, совместных прогулок, бесед, может быть, даже танцев и перешел сразу к делу.

Он сказал, что на будущий год обязательно приедет сюда, хочет приехать тоже в июле, и вообще у него дела в их институте, он зайдет к ней в отдел. Притом он не спросил, какой у нее отдел. Ладно.

Когда она, совершенно достойно и спокойно (теперь) собралась подняться в автобус (вещи уже лежали в трюме), Гриша вдруг повернул ее к себе лицом и крепко поцеловал в самые губы, а потом, когда она поднялась на одну ступеньку, вдруг подсадил ее довольно крепко ладонью под зад. Как маленького ребенка, заботливо и умело.

Флюра, очумелая, вошла в автобус, села сзади и пригнулась посмотреть, а он отошел, повернулся еще раз к ней лицом, абстрактно помахал, не видя ее, и послал воздушный поцелуй. И поплелся долой.

Лидочка, по счастью, сидела с другой, теневой стороны, причем не позаботившись занять Флюре место. Рядом с ней мрачно, как пленный, торчал один из ее хахалей.

Лидочка сидела черная, перегоревшая в своей глобальной ненависти к людям, тихая и безразличная. Ей предстояла ее довольно непростая жизнь в Москве, болящая мама и подросток-дочка, то есть ничего хорошего.

Флюра, наоборот, ехала спокойная, сытая и счастливая. Как мало надо человеку!

И через месяц покатилась осень, а потом зима ее любви. Флюра жила, твердо надеясь на встречу. Вернее, она свято верила в нее. Надежда — все-таки чувство гораздо более горячее и неуравновешенное, а вера — чувство крепкое, спокойное и плодотворное.

То есть Флюра все больше ценила себя, относясь к своей внешности как к Гришиной собственности, она стала ходить по воскресеньям в бассейн, а по вечерам бегала в кедах, она часто глядела на себя в зеркало, радовалась, что у нее такое красивое тело и хорошее лицо, бедра были немного толстоватые, но с этим она упорно боролась, это был предмет забот. Меньше есть и больше ходить! Не сидеть!

Флюре не нужно было от Гриши ничего, никаких дополнительных знаков, ей было назначено, и она созревала точно к сроку.

С Лидочкой она почти не виделась, они работали в разных зданиях с разными буфетами. Лидочка сама не звонила, а когда брала трубку, то говорила отрывисто и холодно, и охоты повторять эксперимент не было.

Флюра теперь любила свое сосредоточенное одиночество, свои звезды и мамин бинокль, ее никуда не тянуло, и совершенно неинтересны были бы теперь Лидочкины рассказы о ее любовных приключениях, ее монологи ближе к ночи, яростные и обвинительные.

Единственно, что было неприятно, — это что Лидочка еще осенью попросила у нее запасной ключ от квартиры, и иногда, придя домой, Флюра видела чужие окурки в пепельнице, грязные бокалы и пустые бутылки. И перестилала постель.

Раза два Лидочка все-таки позвонила, но она теперь почему-то говорила мертвым, угасшим, монотонным голосом, что умирает, что все, а последний разговор вообще ни на что не был похож, как сухой отчет: мать тяжело заболела, и врачи дают ей год, поняла? Год. Смотреть, как она умирает. Дальше. Дочь Лидочки глядела вон из школы, не желала учиться, по телефону разговаривала с матерком, курила явно и изводила на себя всю дорогущую Лидочкину косметику.

Флюра только охала, поражаясь про себя, насколько ей это все безразлично.

Не сделав даже паузы, Лида сообщила, что к матери в Блохинвальд (так она назвала раковую клинику) ходить боится, что никак не идут ноги, что сама заболела тяжелым давлением, а каким — да очень низким!

Только тут Флюра очнулась, поняла причину звонка и спросила номер палаты, в которой лежит старушка. Лидочкину мать Флюра любила гораздо больше, тут была сердечная дружба, старушка сшила ей сарафанчик, и кормила любимой жареной картошкой, и жаловалась на Лидочку прямо при дочери.

Флюра начала действовать спокойно и методически, узнала у Лидочки телефон ее одного бывшего сожителя, радиобиолога по специальности, которому простодушно позвонила, якобы ничего не зная о взаимных претензиях этой пары, дошедшей уже до драк, почти до суда и расставшейся давно.

Бывший сожитель Лидочки, оказывается, с сочувствием относился к старой матушке, не помнил зла, так как Лидочка вернула ему всю унесенную у него радиоаппаратуру. (Имелась и такая история на ее жизненном пути, месть за измену и счет за те обеды и ужины, которыми кормили сожителя целый год, и за то, что он в тот же период купил себе плащ и шляпу на сэкономленные деньги. Сам же сожитель привнес в семейную жизнь только седло на унитаз и полку для головных уборов.)

Этот бывший сожитель был потрясен телефонным сообщением о болезни старушки и особенно тем, что Лидочка, по всем признакам, бросила свою мать, и очень быстро, на основании застарелой ненависти к Лидочке, заработал в нужном направлении (у него коллега как раз перешел работать в онкоцентр).