Два царства - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Петрушевская cтр.№ 47

— Сейчас выпьем… — бормотала она заботливо. — И все будет хорошо.

В этот момент его глаза открылись, как у мертвого, — Надя хорошо помнила этот немигающий взгляд, обращенный куда-то в угол потолка, где как будто бы находилось что-то очень важное.

Надя поняла, что ее надежды не сбываются, что сейчас-сейчас дядя Корнил умрет, ничего не сделав.

Последняя ее надежда была в водке.

Если успеть влить в него эту водку, он, возможно, и оживет на какое-то время — а там пусть умирает, он же сам сказал, что еще один стакан и конец.

Но этот стакан-то, он еще не влит!

Как же так, дядя Корнил ведь обещал!

Другим он все сделал, а ей ничего: вон сколько пустых бутылок в шкафу от предыдущих.

В это время мужики заговорили в несколько голосов:

— О, вон Андревна колесит, вон она… Андревне откройте, Андревне. Дядя Корнил, твоя мать вон прется. О, как чувствует, что бутылка есть…

В окне мелькнул женский профиль.

Надя растерянно замерла со стаканом в руке.

Надо было побыстрей заканчивать с этим делом, пока мать дяди Корнила не застала ее.

«Вот всегда так, — подумала Надя, — другим все удается, только не мне».

На ее руке лежала тяжелая голова умирающего, который упорно смотрел под потолок.

— Дядя Корнил, — позвала Надя, — дядечка Корнил, выпей вот!

Рот его был широко открыт, челюсть бессильно отвисла.

В дверь уже стучали, кто-то пошел открывать.

«Только бы не пролить, — лихорадочно думала Надя, — а то все пойдет к черту».

Почему-то она думала, что если не уронит ни капли, все ее пожелания сбудутся. Кончится эта пожизненная каторга.

Она еще выше подняла голову дяди Корнила.

— Ну вот так, и сейчас выпьем, — бормотала Надя, приноравливая край полного стакана. — Ам!

Так она поила в детстве своего сыночка молоком.

Это было в деревне, где они жили, когда Вовочка был еще маленький, и муж приезжал на выходные…

Вовочка всегда так бестолково разевал свой ротик с двумя зубами, молоко проливалось.

Тут хлопнула дверь и послышался громкий, пьяный женский голос:

— Че есть выпить, хроники?

«Это его мать, — подумала с ужасом Надя. — Я не успела».

Стакан задрожал у нее в руке.

Сейчас эта мать подойдет и наведет порядок.

— Андревна, собирай на гроб с музыкой, — весело загалдели мужики, — твого Корнила ща уговаривают на последнюю.

— А на хрена ему гроб, мы его продадим в медицинский институт! — бойко отвечала женщина. — Пропьем его!

Ей ответили одобрительным смехом.

— Ну, Надька, — сказала женщина не подходя, — заваливай его, мальчишку. Никак не зажмурится. Сегодня ему последний стакан.

«Откуда она знает мое имя?» — испуганно подумала Надя.

— Во дьявол, что тянешь, — продолжала женщина. — Прикончи его, он тебя только и ждал. Ему уже надоело тут, все любят, все подносят. Отказаться ему нельзя, будет обида. Он никого не может обидеть, он таковский.

Мужички довольно засмеялись. Надя боялась обернуться. Судя по звукам, женщина села за стол, забулькала жидкость.

— Он только ее ждал, последняя капля в чаше, сказал.

Надя ничего уже не соображала, обе руки у нее тряслись.

— Он тебе все исполнит, не бойся, — кричала мать Корнила. — Он всем все исполнял, творил чудеса, слепых исцелял, безногих подымал. Умершего одного еврея воскресил, Лазаря Моисеевича. А дети этого Лазаря уже из-за наследства в суд подали! Он воскрес, они претензию предъявили Корнилу: «Кто вас просил». Просила его вторая жена, она жила вместе с ним, когда он овдовел, детей его растила. Когда он умер, дети на нее сразу в суд подали, чтобы она выметалась из их квартиры или всем им заплатила, их двое. Эта жена нашла Корнила, поставила ему две бутылки. Лазарь воскрес, ничего не понял. Потом: слепец побирался с палочкой на вокзале, Корнил увидел его муки и сказал: «Открой глаза и иди», так он снял очки и пошел, но начал ругаться, что теперь никто ему не подаст. Дальше: Корнил поднял безногого, его мать приходила, не может его ворочать, жалко, мужик весь лежа сгнил: Корнил его поднял, так тот как начал снова пить, на двух ногах за матерью стал гоняться как раньше, с ножом по всей квартире. Она к нам прибежала опять с водкой, вали его обратно.

Раздался жуткий смех мужиков.

Мать выпила, откашлялась и продолжала:

— Что мечтаешь, то сбудется, Надя, поверь мне! Поднеси и ты ему, сделай свое дело. Он тебя выбрал. Помнишь бабу на почте? Это была я. Он посылал за тобой. Помнишь ту старушку? Он сказал, Надя пойдет на все, не побоится, ей надо с Вовой окончательно решать. Да ты не волнуйся. Тебе тяжело с сыном, а моему сыну тоже тяжело. Напрасно приходил он в этот раз, напрасно, вот и ждет, кто его проводит. Сам он уйти не может, не полагается, кто-нибудь должен помочь.

Надя, не слушая, посмотрела на дядю Корнила, который лежал головой на ее руке, потом кивнула, аккуратно поставила стакан и сказала:

— Да ну, спасибо, мы сами справимся с нашей бедой, сын-то у вас чересчур больной, вы что, поить такого. Вы что, женщина. Прямо не знаю. Ему надо в больницу, вы что. Я же вижу, он умирает, у меня у самой муж умер на руках, я разбираюсь.

И она даже легонько ткнула пальцем в стакан, он покачнулся и упал, водка разлилась, все окуталось дымом.

А Надя обнаружила себя на улице, что она идет домой с совершенно пустой головой, даже слегка покачиваясь.

Но почему-то она шла легкая и счастливая, не плача, не думая о будущем, не переживая ни о чем.

Как будто самое страшное в ее жизни осталось позади.

В начале войны в Москве жила одна женщина. Муж ее был летчик, и она его не очень любила, но жили они неплохо. Когда началась война, мужа оставили служить под Москвой, и эта Лида ездила к нему на аэродром. Однажды она приехала, и ей сказали, что вчера самолет мужа сбили недалеко от аэродрома и завтра будут похороны.

Лида была на похоронах, видела три закрытых гроба, а потом вернулась к себе в московскую комнату, и тут ее ждала повестка на рытье противотанковых рвов. Вернулась домой она уже в начале осени и стала замечать иногда, что за ней ходит один молодой человек очень странной наружности — худой, бледный, изможденный. Она встречала его на улице, в магазине, где отоваривалась по карточкам, по пути на службу. Однажды вечером в квартире раздался звонок, и Лида открыла. За дверью стоял тот человек, он сказал: «Лида, неужели ты меня не узнаешь? Я же твой муж». Оказалось, что его вовсе не похоронили, похоронили землю, а его воздушной волной бросило на деревья, и он решил больше не возвращаться на фронт. Как он жил эти два с лишним месяца, Лида не стала расспрашивать, он ей сказал, что все с себя оставил в лесу и добыл гражданскую одежду в брошенном доме.