В поисках утраченных предков - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Каралис cтр.№ 131

Я захожу на рынки и отыскиваю молдаван.

— Это молдавские яблочки? — спрашиваю я у черноокой продавщицы.

— Молдавские, молдавские, очень хорошие, берите, не пожалеете.

— А вы из Молдавии?

— С Молдавии.

— А из каких мест?

— Из-под Флорешт.

— А фамилия Бузни вам не знакома?

— Не, в нашем селе такой нету. Поспрашивайте вон у тех, они из другого села. А вы что, родственников ищите?

— Дайте пару кило, пожалуйста…

Нет, я не искал родственников. Просто смотрел на молдаван и пытался понять: нравятся ли они мне? Некоторые были ничего себе, особенно девушки.

И становится понятным, почему молдавский господарь Василий Лупул, объявивший в 1646 году своему народу грозные уложения, по которым требовалось жить и вершить правосудие, сделал послабление мужчинам, не могущим устоять перед обольстительностью молдаванок. «Кто под влиянием страсти поцелует встретившуюся ему на дороге девушку, тот не наказывается», — говорилось в двадцать четвертом пункте его уложений.

По оценкам историков, царствование Лупула следует считать самостоятельной эпохой.

Этот грозный дядька, правивший княжеством двадцать лет (с портрета на нас смотрит отважно-героический усач, с думами о судьбах родины на челе, и саблей за поясом), считал, например, что надо «12. За измену отечеству наказывать строже, чем за убийство родителей», а «13. За отравление наказывать строже, чем за убийство оружием, а дети отравителя лишаются чести».

Но при этом господарь-реформатор снисходительно относится к неприкаянному и обездоленному, так сказать, люду: «6. Цыган, цыганка или их дети за первые три воровства гуся или другой живности не подвергаются наказанию; за воровство же других предметов судятся как воры», а «7. Кто по крайней бедности украдет не более того, сколько нужно, чтобы покушать или одеться, тот прощается».

И если поцелуй женщины под влиянием страсти господарь был готов прощать (с кем не бывает!), то дальнейшие шалости пресекались по полной феодальной программе: «19. Похищение женщины наказывается смертью». При этом: «20. Рабы, наемники и слуги за похищение женщины сжигаются в огне».

Но судья должен понимать, кого именно похитили, потому что встречаются тетеньки, для которых похищение — большая жизненная удача. И поэтому народу разъясняется: «21. За похищение развратной женщины с ее согласия не следует наказания».

А чтобы простой люд мог разобраться, с кем можно договариваться насчет похищения, а с кем не следует, усатый господарь вводит исчерпывающую дефиницию: «22. Развратная женщина узнается по месту жительства и по одежде — занимается ли своим ремеслом или покаялась». И предостерегает: «Поэтому, кто похитил покаявшуюся женщину, тот наказывается смертью».

Ну и вообще, считал господарь, в княжестве должен быть порядок по всем направлениям. А потому:

3. Употребляющие фальшивые меры и весы должны быть биты как люди безбожные и поганые.

5. Поджигателей домов, хлеба и проч. сжигать в огне.

8. За деланье фальшивой монеты из золота или серебра полагается смертная казнь.

9. Клад, открытый ворожбой и чертовщиной, отбирается в пользу казны.

11. Кто не позаботится пригласить врача к своей больной жене и не купит ей требуемых лекарств и всего необходимого, тот, в случае смерти жены, лишается права на ее состояние.

14. Кто, будучи оскорблен словами и ударом по лицу со стороны вооруженного человека, убьет его, тот не подвергается никакому наказанию.

15. Во избежание смертоубийства всякий должен бежать от обидевшего его словами, за исключением боярина и чиновника, которые не должны бежать из чувства чести.

16. За двоеженство или двоемужество виновный сажается на осла голым и во время шествия по улицам подвергается бичеванию.

17. Женщине, взявшей на воспитание девицу за известное вознаграждение и позволившей мужчине увести ее без согласия родителей, вливать в горло растопленный свинец.

18. За покушение на убийство жены виновные отлучаются от церкви, а иногда сажаются голыми на осла, лицом к хвосту, возятся по улицам города и подвергаются бичеваниям.

23. Судья скорее должен оставить свой пост, нежели обвинить невинного по требованию власти.

25. Бояре не подвергаются постыдным наказаниям через повешение и сажание на кол, а отрубаются им головы.

«Василий Лупул правил с 1634 по 1654 год и в продолжение своего царствования приговорил к смертной казни более 14000 мужчин и перетопил почти столько же женщин, резал уши молдаванам и носы молдаванкам. А его племянник в это время обесчестил 4000 девиц», — писал архидиакон Антиохийского патриарха Макария Павел.

Вот такая историческая арифметика.

Законы мудреца Лупула — безусловно правильные. Я бы даже сказал, человечные.

Например, любому ясно, что восторженный поцелуй только украсит встретившуюся на пути девушку и нисколько не повредит ее репутации. Понятно, что обалдевший от девичьей красоты парень ничего другого не имеет в виду, а лишь простодушно восторгается творением Божьим. Ну влепит ему красотка для порядка пощечину, — парень только засмеется, и обоим приятно.

И насчет изъятия кладов, добытых ворожбой и чертовщиной, тоже логично задумано. Люди наживали, прятали, хотели детям-внукам оставить, вдруг приходит какой-то хмырь — дунул, плюнул, волосок по ветру пустил, нашептал всякой чертовщины, отрыл лопатой чужое богатство и утянул в свою норку. Куда же это годится? Догнать шарлатана и отобрать все в казну, чтобы не ворожил, понимаешь! И пусть радуется, что плетей по голому заду не выписали за связь с потусторонней силой. Одно дело, когда честно наткнешься на клад — судьба такова, и другое, когда ворожбой и чертовщиной вызнаешь, где спрятано…

Пока я лишь собираю заочные впечатления, путешествую по карте и уголкам истории, вытряхиваю на стол и разбираю архивные находки. И чем ближе мое заочное знакомство с землей материнских предков, тем сильнее меня туда тянет.

Шапка тут, а голова потеряна.

Русская поговорка

…В один из ярких апрельских дней, когда шпили Адмиралтейства и Петропавловки перемигивались солнечными зайчиками с куполом Исаакия, а с крыш домов летела звонкая капель, мой дедушка Павел Каралис решил пощадить своего внука и сам вышел навстречу.

Я забежал в Библиотеку Академии наук перед самым закрытием, чтобы заказать книги на завтра.

Последние посетители тянулись гуськом вдоль барьера сдавать книги. Рыжая девушка передо мною по сантиметру в минуту продвигала высокую стопку. Я машинально склонил голову, читая названия на толстых корешках. Самая нижняя называлась «Весь Петроград, 1917 год».