Комната влюбленных - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кэрролл cтр.№ 20

— Я беспокоился. Вечерами тут бывает опасно.

— Это мой город.

— Да?

Она бросила на него яростный взгляд:

— Как это понимать?

В ее взгляде было столько гнева, что Волчок невольно сгорбился:

— Раньше ты так никогда не говорила.

Момоко протянула ему чашку.

— Ну да, это мой город. Так что можешь обо мне не беспокоиться. Что до усталости, так я уж много лет как устала.

«Хоть бы он ушел», — подумала Момоко. Впервые за все время их романа.

— Я думал, ты вообще не вернешься. Странно, да?

— Да.

— И тем не менее я так думал. Все, мол, кончилось, она не придет.

— Какой ты смешной, — сказала она без улыбки.

Поцелуй в лоб, ответное объятие. Но от второго поцелуя Момоко уклонилась и прошептала:

— Не надо, прошу тебя.

Волчок шагнул назад, посмотрел на часы:

— Может быть, мне уйти?

— Может быть.

Она говорила мягко, с искренним сожалением. Волчок кивнул. Ну что ж, всем случается быть не в духе, всем иногда хочется побыть в одиночестве. Не стоит драматизировать ситуацию.

Момоко проводила его до дверей, пообещала назавтра показать ему одни чудом уцелевший уголок старого Токио и добавила с улыбкой:

— Если сама найду. До завтра. Завтра у нас будет все нормально.

— Занят, не могу.

Волчок сам не знал, как это случилось. Чей-то чужой голос только что сказал Момоко, что Волчок занят, будет работать допоздна. Срочный доклад, непременно надо перевести. Она ведь не обидится?

— Нет, конечно нет, Волчок, я не обижусь.

Прощальный поцелуй, прощальная улыбка, и дверь закрылась. Волчок уже клял себя на чем свет стоит. Ну и болван же он, чертов инфантильный идиот. Но теперь уж поздно: сказанного не воротишь и придется вдвое дольше ждать следующей встречи. Вышел на улицу, сел в одолженный у американцев джип, а в ушах все звучало: «Нет, не обижусь». И ведь действительно не обидится. Могла бы сказать: «Какая досада», могла бы хоть для виду расстроиться. Ан нет. Волчок залез в машину в полной уверенности, что Момоко была даже рада. Впервые за время их знакомства ее радость была ему не в радость.

Момоко сидела у себя в комнате. Она услышала, как взревел мотор, а потом звук растворился в тишине ночного города. Порой эта тишина бывала страшной, она каждую ночь не давала забыть о том, что все изменилось и не стоит даже пытаться жить так, будто все может стать, как раньше. А иногда Момоко любила сидеть на выстланном циновками полу и слушать эту тишину. Но сегодня тишина подчеркивала ужас того, что случилось. Момоко вновь и вновь слышала разговоры прошедшего дня. Вот Йоши требует, чтобы она никогда не упоминала о нем. Сколько раз ей пришлось повторять обещание, пока он ей поверил. Потом Волчок. Конечно, он наврал. Глупая, бессмысленная, детская ложь. Она так же врала своим одноклассницам в Лондоне, когда знала, что ей не с кем пойти на намечающуюся вечеринку, когда чувствовала себя лишней, когда ее приглашали только из вежливости. Поэтому она сочиняла, что у нее, Момоко, есть планы поважнее. То есть врала, как сегодня Волчок. Момоко вздохнула, тихо улыбнулась про себя и покачала головой, потому что в этой лжи она чувствовала всю тяжесть его любви.

Когда-то знакомые улицы было теперь не найти: пропали все ориентиры. Момоко любила бродить по развалинам города. Во время этих прогулок (порой одиноких, порой в компании Волчка) ей частенько случалось натыкаться на какую-нибудь знакомую фруктовую лавку — и неведомые руины вмиг становились узнаваемым старым кварталом. Ей даже удавалось мысленно восстановить прежний облик этих мест. Так фотограф накладывает одну картинку поверх другой.

Подчас в этом не было нужды. Момоко то и дело натыкалась в городе на островки былой жизни и всякий раз с горечью говорила себе, что это всего лишь ошметки того, чего уж не вернуть назад, что это все ненормально, что теперь нормально другое — руины, упадок и разрушение. И все-таки ей было трудно устоять перед соблазном: забрести на такой уцелевший от бомб и пламени островок и думать, что все осталось, как и прежде. Не было ни войны, ни бомбежек, а отец был жив.

Волчок и Момоко только что выбрались из толчеи черного рынка на мосту Шимбаши. Толпа с трудом протискивалась среди бесконечных столов и лотков, сами торговцы держались нахально и бесстыдно, им было глубоко наплевать на всех, в том числе и на Волчка. Им был никто не страшен, каждый из них платил дань какому-нибудь представителю токийской мафии и был уверен в надежной защите. Волчку было интересно посмотреть старый город, да и Момоко манили любимые места.

Наконец они остановились на маленькой улочке вблизи рыбного рынка Цукидзи. Окаймлявшие улицу красные фонарики мерцали среди спускавшихся сумерек. С маленьких террас свешивались цветочные корзины. Нарядные свежеполитые цветы раскрашивали фасады домов мазками красного, зеленого, желтого, а асфальт блестел струйками стекавшей из горшков воды. Момоко хорошо знала это место, но не была тут целую вечность, с тех самых времен, когда они здесь гуляли с Йоши. Казалось, тут все осталось по-прежнему. Пожар необъяснимым образом остановился в самом начале улицы, будто пожалел все эти скромные деревянные домики, рестораны и магазинчики. Момоко ушла в себя, словно потерялась в собственном молчании. Она чувствовала, как часть ее души видит рядом Йоши, она играла с нелепой мыслью: что если бы их брошенные жизни так и остались лежать на прежнем месте, что если бы их можно было подобрать и снова, как в невозвратные времена, вместе пойти по этой улочке. Так странно стоять на этих булыжниках с Волчком, они ведь помнят Йоши. Тоска по невозможному физической болью отозвалась во всем ее теле.

Наконец она взяла себя в руки, обернулась к Волчку и с облегчением увидела, что он так же, как и она, очарован этим местом.

— Тут все таким и было?

— Я эту часть города не знаю, — безотчетно ответила Момоко. — Вернее, почти не знаю.

— Поразительная красота.

— Да.

К чему эта нелепая ложь? Она, Момоко, ничем не лучше Волчка. Ей было стыдно, и она пыталась оправдаться перед собой. Ей казалось, что, приходя сюда под ручку с Волчком, гуляя с ним по их с Йоши местам, она предает прошлое. Словно каждым своим шагом они попирали святыню. Так что же ей оставалось, как не утаить ту часть себя, которая знала и любила эти улицы? Скрывая прошлое, Момоко сохраняла ему верность, и только так их сегодняшняя прогулка не превращалась в фарс.

И все же, когда, пройдя пару шагов, Волчок остановился перед каким-то ресторанчиком, у Момоко невольно оборвалось сердце. Теперь над дверью светил новый фонарь, ярко-красный шар, как будто в заведении закатывалось свое собственное солнце, но двери, окна и увешанная цветами терраса остались прежними. Она попыталась было возразить, это, мол, не совсем то, что надо.