Кафе утраченной молодости - читать онлайн книгу. Автор: Патрик Модиано cтр.№ 4

Я попросил отвезти меня к Люксембургскому саду, поближе к Вальдеграс. Мне не хотелось, чтобы Морис-Рафаэль знал, где я живу, поскольку боялся лишних расспросов.

Потом я пожал руки Луки и Морису-Рафаэлю, отметив про себя, что никто из них не знал, как меня звать. Я не очень-то исправно посещал «Конде», да и держался в стороне. Мне было достаточно слушать их всех, мне было хорошо в их компании. «Конде» являлось для меня чем-то вроде убежища, где я спасался от скуки жизни. Там была часть самого меня — лучшая часть, — которая там и осталась.

— Вы правильно сделали, что поселились на Вальдеграс, — произнес Морис-Рафаэль.

Он улыбнулся, и мне показалось, что в его улыбке помимо вежливости сквозила и ирония.

— До скорого, — попрощалась Луки.

Я вышел из машины и подождал, пока она скроется из виду по направлению к Пор-Рояль, а затем повернул назад. На самом деле я жил не в районе Вальдеграс, а чуть дальше, в доме № 85 по бульвару Сен-Мишель, где чудесным образом нашел себе комнату сразу по приезде в Париж. Из окна я мог видеть фасад моего института.

Этой ночью я не мог оторвать взгляда от величественного здания и от широкой каменной лестницы, ведущей ко входу. Что они бы подумали, если б узнали, что я почти каждый день поднимался по ней, что я учился в Горном институте? Закария, Хупа, Али Шериф или Дон Карлос — могли ли они знать, что это такое? Следовало держать это в тайне, иначе они высмеяли бы меня и стали бы презирать. Что для Адамова, Ларронда или для Мориса-Рафаэля Горный институт? Да ничто. Они посоветовали бы мне не приходить больше в «Конде». А я посещал это место не для того, чтобы однажды получить такой совет… Луки и Морис-Рафаэль, должно быть, уже были по другую сторону кладбища Монпарнас, этого «преддверия». А я все еще стоял во тьме у окна и неотрывно смотрел на черный фасад. Здание походило на заброшенный вокзал в каком-нибудь провинциальном городке. На стене соседнего дома я заметил следы от пуль, словно здесь кого-то расстреливали. Я повторял про себя эти два слова, и с каждым разом они казались мне все более и более необычными: «Горный институт».

Мне повезло, что моим соседом за столиком в «Конде» оказался тот юноша, с которым удалось завязать непринужденную беседу В этом заведении я оказался впервые; молодой человек годился мне в сыновья. Тетрадь, в которую он записывал день за днем, вечер за вечером всех посетителей кафе, сильно облегчила мою работу. Жаль, конечно, что пришлось скрыть от него истинную причину, по которой мне потребовались его записи. Когда я сказал ему, что являюсь издателем, я солгал.

И, конечно же, я видел, что он поверил мне. Быть на двадцать лет старше других — преимущество. Никто не интересуется твоим прошлым. А если кто-нибудь и задаст пару ничего не значащих вопросов о том, как ты жил до сих пор, то ведь можно и присочинить. Новая жизнь! И никто не будет проверять. И пока рассказываете все эти небылицы о своей воображаемой жизни, вам кажется, что вы находились в каком-то затхлом помещении, куда вдруг ворвался поток свежего воздуха. Окно с треском распахнулось, и в налетевшем ветре с простора захлопали жалюзи. И вы снова видите будущее.

Издатель… Это мне пришло в голову мгновенно. Спроси меня кто-нибудь, кто я вот уже лет двадцать, как я бы ответил: «издатель». Ну вот, сегодня и спросили. Ничего не изменилось, словно и не прошло столько времени.

Однако нельзя стереть все прошлое начисто. Всегда останутся свидетели, люди, среди которых ты жил. Однажды вечером в «Монтане» я спросил доктора Вала о дате его рождения. Оказывается, мы родились в один и тот же год. Я напомнил ему, что некогда мы уже встречались с ним в этом же самом баре, когда еще посетители были не в пример нынешним. Впрочем, мне кажется, что мы встречались с ним гораздо раньше, в других местах Парижа, на Правом берегу. Точно виделись.

Это были не самые лучшие воспоминания, и Вала перебил меня, заказав четверть литра минеральной воды «Виттель», причем голос его сделался каким-то сухим. Я заткнулся. Мы живем благодаря неким умолчаниям. Мы много знаем о других, поэтому избегаем друг друга. Разумеется, лучше всего окончательно пропасть, исчезнуть из виду.

И какое странное совпадение… Сегодня я наткнулся на доктора Вала, впервые перешагнув порог «Конде». Он сидел в середине зала за столиком в компании двухтрех молодых людей. Я вошел, и он бросил на меня испуганный взгляд, словно привидение увидел. Я улыбнулся ему и молча пожал руку. Я чувствовал, что стоит мне сказать хоть слово, и он упадет в обморок прямо на глазах своих новых друзей. Я сел в другом углу зала на кожаное сиденьице, и он успокоился. Оттуда мне было удобно наблюдать, не рискуя встретиться с ним взглядом. А он что-то говорил тем юнцам тихим голосом, нависая над ними, словно боялся, что я смогу подслушать. Чтобы убить время, я стал придумывать слова, которые бросил бы ему преувеличенно светским тоном и которые заставили бы его вспотеть. «Ах, вы все еще работаете врачом?» А потом, выдержав паузу: «А скажите, вы до сих пор практикуете на набережной Луи-Блерио? Ну, если, конечно, у вас не остался кабинет на улице Москвы… А помните, у Фресн… давно это было… Надеюсь, без тяжких последствий?» Я чуть не лопнул от смеха, сидя там, в своем углу. Да, мы не стареем. Проходят годы, а люди и вещи в конце концов становятся такими смешными, что вы на них смотрите глазами ребенка.

Тогда, в первый раз, мне пришлось долго ждать. Она так и не появилась. Следовало запастись терпением — придет в другой раз. Я оглядел посетителей кафе. Большинству из них не исполнилось еще и двадцати пяти лет. Это была, как выразился бы романист девятнадцатого столетия, «студенческая богема». Но, по моему мнению, мало кто из них действительно учился в Сорбонне или в Горной школе. Должен заметить, что, разглядев эту публику поближе, я испытал некоторую озабоченность насчет их будущего.

В кафе вошли двое. Вошли почти одновременно. Одним из них был Адамов, а другим — тот самый брюнет с пружинистой походкой, который выпустил несколько книг под именем Морис-Рафаэль. Адамова я знал в лицо. Когда-то он почти целыми днями сидел в Олд неви. Забыть его взгляд было непросто. Кажется, я оказал ему маленькую услугу, устроив его дела в те времена, когда у меня оставались кой-какие связи в Службе общей информации. Морис-Рафаэль также был частым посетителем местных кафе. Поговаривали, что после войны у него были неприятности; его и звали иначе. Я тогда работал у Блемана.

Они облокотились на стойку. Морис-Рафаэль остался стоять, а Адамов, сморщившись от боли, опустился на табурет. Меня он и не заметил. Впрочем, что для него теперь могло значить мое лицо? Затем к стойке подошли трое, среди них была светловолосая девушка с челкой, в помятом плаще. Морис-Рафаэль протянул им пачку сигарет и широко улыбнулся. Адамов же выглядел куда менее любезным. В глазах его сквозила тревога, так что можно было подумать, что он побаивается тех троих.

У меня в кармане лежало два снимка этой Жаклин Деланк… Еще Блеман удивлялся, как это мне удается опознавать с ходу любого человека. Мне было довольно раз увидеть чье-нибудь лицо, чтобы оно оставалось навеки запечатленным в моей памяти. Блеман все время подшучивал над моим даром узнавать людей, будь они повернуты ко мне в три четверти, а то и спиной.