Лестница Ламарка - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Алферова cтр.№ 29

– Говорил тебе, надо было его с первого класса в спортивную секцию отдать. Ну хотя бы с третьего. Пошел у вас, баб, на поводу, растет теперь фантазер, а отжаться от пола десять раз не может. Здоровье – оно для мужчины очень важная вещь.

Огонь продолжал гореть. Но Сережа как-то притерпелся к нему, пообвык. Какое-то время он вел запись наблюдений, как на лабораторных занятиях: такого-то числа загорелся во столько-то. Но система не прослеживалась. Огонь горел всякий день, но зажигался в разное время, зимой горел не дольше, чем весной, хотя по логике вещей должен бы дольше в холодное время. Возможно, если вести записи год или даже два, можно обнаружить закономерность, но это же состариться успеешь! Проще привыкнуть. Сережа окончил школу, поступил в институт, появилось сразу множество занятий и других интересов. Огонь стал таким же домашним анахронизмом, как накладка от механического дверного звонка.

Умер отец. Он так гордился своим здоровьем, а оказалось, что давно уже был болен, но не обращал внимания на "пустячные недомогания". Через полгода мать вышла замуж за бывшего дядю Вову, ныне Владимира Борисовича. Владимир Борисович возобновил традицию обедов в столовой, она же гостиная. Владимир Борисович смотрел сквозь огонь и сквозь Сергея. Но Сергей не любил его не за это. Он не мог его любить никакого. Время, когда он любил дядю Вову, кончилось вместе с маминым замужеством. Сергею казалось, что Владимир Борисович побаивается его, потому и смотрит сквозь – от страха. На счастье, всегда находилась причина избежать совместных обедов: то зачеты, то кино, то свидания, то еще что. Почему-то после смерти отца Сергей принялся одну за другой менять подружек. Он не искал у них утешения или любви, но чувствовал, что ему так надо, и все. Девушки были похожи между собой, или это модная в том сезоне прическа делала их похожими.

Владимир Борисович принялся строить дачу. Не сам, нет. Пригнал рабочих со своего строительного участка, и буквально за одни летние каникулы дача созрела и упала в мамины руки всем своим технологичным пенобетоном, дефицитным ондулином и сайдингом. Владимир Борисович умел доставать материалы и рабочую силу, но квартиру своей новой семьи ему хватило ума не ремонтировать сразу же. А после стало не слишком актуально. Большую часть времени мать с отчимом проводили на новенькой даче, какая дача – получился настоящий зимний дом, с водопроводом и паровым отоплением. И камином – для представительности и антуража. Сергей ни разу не выбрался туда, но мать рассказывала довольно подробно и совала фотографии. Однажды она заговорила о размене квартиры и даже привела маклера. Но последний этаж, но вход через кухню, но шумная улица под окнами… Владимир Борисович качнул подбородком и благодушно пробасил: "Ничего, Ляля, наживем! Надо и Сергею жилье оставить. Я своих обеспечил и твоего не обижу". Где-то в хорошем районе в двухэтажной квартире жила предыдущая семья Владимира Борисовича. Семья была моложе матери на семь лет и держала трех персидских кошек. А мать, отец и Владимир Борисович в свое время учились в одной школе.

Вот так к началу четвертого курса, Сергей оказался владельцем отдельной квартиры до декабря. Ну и с середины марта – опять владельцем. Когда родственники съезжали в усадьбу.

Вот так выяснилось, зачем ему надо менять подружек. Сергей удивился сам себе: оказывается, он искал в барышнях правильной реакции на голубой огонь в замурованной печи. Но какой должна быть эта правильная реакция – не знал. Пусть сам он привык, пусть поглядывал на огонь равнодушно, еле отмечая свечение, но та, которая ему нужна, увидев огонь, скажет или сделает что-то важное и нужное. И все изменится.

Первая подруга заявила: "Ух ты!" и пошла осматривать квартиру. Относилось ли "ух ты!" к огню или чему другому, осталось неясно. Другая просто хмыкнула и закурила. Третья провела пальцем по холодной стене и попросила кофе. А в принципе все вели себя довольно однообразно. С ними было хорошо в постели, некоторые даже умели готовить и вытирать пыль. Только чудесное пламя никого не заворожило. Но ведь видели же, видели!

После очередных посиделок в кафе Сергей вернулся поздно, с очередной барышней и сильно нетрезвым. Должно быть, этим объяснялся нетипичный выбор. Девушка не носила модную прическу, у нее была маленькая грудь и маленький, пунцовый и круглый, как ягода калины, рот, что выяснилось утром; ночью же они просто легли в постель и уснули. Еще утром выяснилось, что девушка не торопится предаться любви или сварить кофе, а сидит на корточках и разглядывает огонь. Разгорелся он на славу, как по заказу.

– Здесь жили несколько поколений твоей семьи, – сказала девушка. Как ее звали, Сергей не помнил, а может, не знал. – Вот он и сохранился. Ты расскажешь мне о своей семье? С самого начала, с самого первого, кто жил здесь?

Но этого Сергей тоже не помнил. Или не знал. Она все хорошо и правильно спрашивала, новая девушка. Трогательно сидела у желтой, немного засаленной стены, и длинные русые пряди качались по сторонам ее детски-удивленного лица. Но Сергею совсем не хотелось снова оказаться с нею в постели, целоваться она не умела, вот это он вспомнил. И еще было ее жалко, в том числе за то, что разглядела в чужом огне чужую жизнь. Потому Сергей отвечал довольно грубо, чтобы она обиделась, быстрее ушла и не искала с ним встречи потом. И чтобы сама не жалела его и о нем. Голубой огонь – холодный огонь, к нему просто привыкнуть.

Довольно скоро он женился на барышне с модной прической и пышными формами. Теперь он знал, что выбора почти нет, и женился на первой, которая умела готовить и вытирать пыль. Владимир Борисович с матерью купили-таки себе квартиру, хоть и не в двух уровнях, но достаточно просторную. На свадьбу отчим сделал молодым хороший подарок: иномарку, пусть подержанную.

…

– Папа, – спросил ребенок, – а это настоящий огонь там, за стенкой?

– Ну что ты, это всего лишь голография!

– А что такое голография?

Сергей пустился нудно объяснять, и ребенок задремал. Подхватывая сына на руки, чтобы отнести в кроватку, он прижался плечом к стене и тотчас отпрянул, ожегшись.

Как прихотливо формируется коллективная память! Какой-нибудь деятель в мемуарах разных авторов предстает подобием группы, собранной из недружных людей с резко отличными чертами и характерами, так что остается удивляться, как могло подобное сообщество существовать сколько-нибудь долго. Каждый припомнит случаи, когда иные современники, рассказывая на вечерах памяти о своем ушедшем по полям асфоделий друге, выдают откровенную ложь, обкатанную так гладко, что первые же верят ей. Не имеются в виду речи на панихиде, там лгут, исходя из печальных обстоятельств. Но бывают совсем уж поразительные примеры, и восприятие образа искажается еще при жизни его носителя, правда, в таких случаях образ не дробится, а напротив, обретает цельность, большей частью не свойственную оригиналу.