Ваша жизнь больше не прекрасна - читать онлайн книгу. Автор: Николай Крыщук cтр.№ 46

Утром вместе со всеми я смотрел по ТВ расстрел Белой казармы.

Нас ничуть не смущало, что все мы в ту ночь думали одинаково, а наши мамы, тайно сочувствуя коммунистам, пили рюмками корвалол за наше спасение.

Завидев милицейский патруль, я инстинктивно перешел на другую сторону. Без паспорта ходить опасно, могли покалечить для развлечения. Или у них приказ не трогать таких, как я? Экспериментировать, однако, не хотелось. Если же они узнают, что меня каждый день слушает страна… Могут и убить. В общем, здравствуй, паранойя, я твой тонкий голосок.

И словно в ответ на эту внутреннюю реплику из арки вышел знакомый неандерталец. Шаг огромный, торс подан вперед. Казалось, он не шел, а совершал бреющий полет, повторяя рельеф отечественного тротуара. И тем не менее (голову могу дать на отсечение), столкнулся он со мной намеренно, злой, но не пьяной волей. Спину ожег удар крупной ладони. Это он, видимо, отмахнулся от меня, как от саранчи. Я резко повернулся, хотя и понимал, что словесная схватка у нас вряд ли получится.

Тот косо подошел к ментам, которые тоже перешли улицу, и шлепнул по их подставленным ладоням. Дружбаны, стало быть. Не иначе, столкновением пометил меня для ментов.

Все трое закурили. Говорил неандерталец. Звук трубы баритон. Я разобрал только одно слово, да и то неясно: проставить, представить или приставить. Последнее могло относиться и ко мне. Он несколько раз, действительно, качнул головой в мою сторону, но лица не поворачивал. Потом попрощались, менты остались в тех же позах и время от времени бросали в мою сторону взгляды. Так мне казалось. Или не казалось. Хмыри обнаружили пустую каморку и пустили кого-нибудь по моему следу?

Я намеренно замешкался, будто ища что-то в карманах. Не бежать же. Но менты, видимо, лучше меня умели держать паузу. Тогда я пошел. Они тут же ленивой, лживой походкой двинулись вслед за мной. Но, может быть, и просто отрабатывали свой скучный маршрут. Сказать наверняка было нельзя. Или сопровождали меня в сторону радио, куда я не только по собственной воле, но и по их установке должен был идти.

Что-то я слишком возомнил о себе.

Страх, однако, снова вернулся. А что если с этим некрологом я попал в заварушку государственного масштаба? То есть гостайна была в некрологе на живого академика? Не сам же Варгафтик выслал за мной следаков и задействовал милицию или одноименную полицию?

Удивительнее всего было то, что я продолжал думать о себе как о живом. Видно, последней умирает не надежда, а страх.

«Тем лучше», — подумал я вдруг, пытаясь справиться с унизительностью состояния, которое предшествует ожиданию реального унижения.

Мне захотелось выпить. Могу я хоть так проверить свое звание? Пусть берут, это хоть по-человечески и, главное — не впервой.

Но на месте прежних рюмочных манили не меня витрины ювелирных магазинов и салонов итальянской мебели. Жизнь явно отстраивалась под кого-то другого, мне и здесь указывали. Захотел полезть на рожон — не тут-то было.

Оставалась еще уютная забегаловка в соседнем с Домом радио дворе. Не могли же и там обустроить офисы с драгоценностями и ореховыми бюро. Это было бы уже святотатство.

Рюмочная стояла на месте. Мальвина-Маша спросила:

— Как всегда?

Я кивнул. Потом решил попробовать, не вернулся ли голос, и к собственному удивлению внятно произнес:

— Да.

Что у них здесь, вокруг Дома радио, магнитное поле, что ли? Почему я снова заговорил?

Так или иначе, меня это обрадовало. Может быть, я еще вернусь к жизни? Набравшись храбрости, я быстро посмотрел за спину — ментов не было.

Вдруг из окна раздался крик женщины в синем халате с крупными, готовыми осыпаться маками:

— Груня! У собаки понос! У собаки понос!

От этого крика я еще более оживился и, можно сказать, воспрял. В этом проникновенном зове был запах настоящей жизни, без высших сфер, отсроченной смерти и унизительной слежки. Женщина кричала в телефонную трубку и одновременно в окно напротив, где ее также с трубкой у уха слушала миловидная Груня.

— Вечно вы выражаетесь, — томно сказала Груня. — Ну так лечите.

— У нас без интереса не лечат даже ветеринары. А я с утра была на рынке.

Я почувствовал себя в уютной, безалаберной, доброй и жульнической Одессе. Такова, вероятно, эстетика всех замкнутых пространств.

Стало спокойно. Узкая сосредоточенность моя и угомонившийся страх пошли рукавами теплых течений. Нельзя долго и упорно думать об одном. Да и кто, по совести говоря, способен на это? Разве что люди особо выдающиеся, умеющие разобрать бездну на фрагменты, а главное, собрать ее потом заново согласно собственному замыслу. Честь им и хвала. Мне эту бездну не то что умом не охватить, но и чувство мое съеживается и скулит от такого размаха. Труднодумы — люди обычно малоприятные, глаза их скошены в точку, которую они и сами, разбуди их, не смогут назвать. Так страдают дети, когда им хочется поковырять в носу, но мамка не велит, а платок в рубашке под курткой. А тут что же глаза скашивать и в носу ковырять, дело житейское — у собаки понос.

Благодушие мое, однако, длилось недолго. С двух сторон меня подхватили под локти и, можно сказать, не повели, а понесли через двор к выходу. Мое удивление стало еще больше, когда увидел, что обязан я этим полетом не ментам, а моему лучшему другу Тараблину и лирическому мальчику Алеше. Лица их были веселы, каждому бы в ладонь горсть семечек, если бы не были они заняты мной. Вот уж не мог представить, что Тараблин и этот мальчик водят одну компанию. Тут была какая-то, которая уже по счету, загадка.

Меня опустили на стул уличного кафе, мимо которого я проходил обычно с высоко поднятой головой по причине его хамской дороговизны. Это было пристанище мажоров, усадить меня с ними за один стол можно было только по приказу «скорой помощи», как утратившего сознание.

— Димка, что это значит? Ты как будто меня здесь ждал?

— Спокойно, сынок! А куда ты денешься? — с нервным добродушием прорычал Тараблин. — Выпить хочешь?

— Это предлагаешь мне ты? К тому же я только что принял.

— Мы с Алексеем наблюдали. Леша, закажи все, что нужно, пожалуйста. Будь добр.

— Константин Иванович, вы не волнуйтесь. Вы и так сегодня переволновались. — Мальчик, пригнувшейся походкой, какая встречается у слишком высоких людей или у тех, которые таковыми себя считают, поспешно отправился к барной стойке.

Мне не нравился весь этот перформанс, больше же всего — поведение Димки. В нем читались повадки суетливого родителя, в планах которого было озвучить неприятное известие.

— Послушай, кто этот дьячок? Его еще недавно в нашей жизни не было.