Дивисадеро - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Ондатже cтр.№ 19

* * *

Три часа ночи. Рафаэль снял с крюка лампу и вышел на улицу. Один из стульев на поляне он занял лампой, в которой запалил фитиль, на другой сел сам, отодвинув его из круга света и сложив руки на коленях.

Перед тем как выйти из темного фургона, он прислушался к дыханию Анны, разметавшейся на койке. Она худощава, но привыкла к американскому простору. Во сне Анна погружена в свой мир, где даже она чужая, и Рафаэль вновь одинок. Это был его ночной час, когда сна ни в одном глазу, когда он слушал шепот деревьев, окаймлявших поляну под бледной луной. И все же он одинок. Последний раз он видел отца в то утро, когда они уходили от могилы Арии. Рафаэль в нем нуждался, заклиная вернуться в их мир. Шло время, об отце не было ни слуху ни духу. Он затерялся в лабиринте больших и малых городов. Рафаэль стал сиротой. Выходило, родители не могли существовать друг без друга. Он лишился обоих крыльев, прикрывавших его.

Сзади тихо подошла Анна и положила руки ему на плечи:

Опять ушел.

Нет, я здесь.

Вот и хорошо, мне надо кое о чем с тобой поговорить.

О нас…

Нет. Обо мне.

Анна отбросила все мысли, нерешительность ее исчезла. Из-за границы тьмы на них пялился заяц. Анна ждала, чтобы он выпрыгнул на свет. Любопытство… отвага… — вот что отстукивали два беснующихся сердца.

Одно время Клэр вела две разные жизни. Будни заполняла работа в Сан-Франциско у юриста по фамилии Ви, старшего помощника Канцелярии государственной защиты. Служба состояла из занудливых изысканий, технике которых ее обучил сам Ви, подметив ее нюх, позволявший за милю учуять информационную мышь. В выходные Клэр исчезала. Она уезжала на ферму к югу от Петалумы и пару часов пятничного вечера проводила с отцом.

Сидя друг против друга, они ужинали. Клэр замечала, как сильно постарел отец. Одежда на нем болталась, но отточенные движения и скупость в словах указывали, что он еще крепок. Он был из тех, кто в двадцать лет дни напролет расчищал землю, истребляя койотов и барсуков, которых считали свирепыми, как росомахи. Клэр и Анна знали историю о том, как однажды с парой собак он несколько дней выслеживал пуму; в конце концов крапчато-голубые кунхаунды загнали двухсотфунтового зверя на дерево, и отец выстрелом сбил его с ветки. Девочкам страшно хотелось, чтобы он живописал подобные случаи, превращая их в великие приключения своей молодости. Но отец был лаконичен и молчалив, не желая распространяться о прошлом. Вот и теперь они с Клэр молчанием обходили эпизод, из-за которого в их жизни больше не было Анны. Потеря дочери будто сожрала его и переваривала до тех пор, пока он не обуздал свои чувства, как уже было после смерти жены, о чем новорожденные девочки не могли помнить. Если в нем еще жили боль и безудержная любовь к Анне, со второй дочкой он об этом не говорил. Однажды Клэр упомянула имя сестры, и отец вскинул руку, грозно моля замолчать. Прежняя близость между ними исчезла; если когда-то она существовала, ее архитектором была Анна.

Потом они мельком виделись утром, перед тем как Клэр отправлялась в горы, уложив в короб дождевик, воду и провизию на полтора суток. Верхом она взбиралась на холмы, которые в глубине души числила своим истинным домом. Здесь кончался семейный устав, здесь можно рисковать собой и почувствовать непередаваемое возбуждение от того, что чуть не заплутала в низинном тумане, где веяло дымом от чьего-то далекого костра, но к вечеру отыскала стоянку.

Она рисковала беспрестанно: под луной вскачь неслась по узким тронам, переплывала бурные потоки, галопом проскакивала Безрукий мост, [35] бросив повод и раскинув руки. Коллеги вряд ли узнали бы в ней привычную Клэр. Пожалуй, и отец ее не признал бы, хоть ведал, что с юности ее тянуло в горы. (Она же считала его домоседом, которого не приманишь за руль или в седло.) Видимо, в ней говорит лихая кровь какого-нибудь предка-лошадника, считала Клэр. Коснувшись стремени, она тотчас избавлялась от своей хромоты. Вот так она открыла в себе неисчерпаемый потенциал.

Когда Клэр впервые участвовала в гонке на выносливость, ее сбросила лошадь, и она скатилась по каменистому склону. В клубах красной пыли животное терпеливо ее поджидало, пока с вывихнутым плечом она карабкалась обратно. Клэр продержалась еще две мили, прежде чем здравый смысл вкупе с инстинктом самосохранения пересилил голос крови, и по желтым вехам она вернулась в лагерь на плато Робинсон. Перед спуском лошадь опять заартачилась, но Клэр ее уже простила. У лошадей бывают свои закидоны. Кто-то забил косячок, который Клэр выкурила, прежде чем позвонить отцу.

Через час он приехал в повозке. В глазах Клэр застыло выражение израненной собачонки, которая сдуру кинулась в чащу, понятия не имея о ее пределах. О травме она ничего не сказала, но, выбравшись из повозки, не смогла идти, и отец на руках отнес ее в дом. Впервые за год он к ней прикоснулся. В кухне отец уложил Клэр на длинный стол, обмотал ее плечо распаренным полотенцем и, упершись коленом в ее спину, так рванул руку, что у нее из глаз брызнули слезы. От повторного рывка она потеряла сознание.

Очнулась Клэр все на том же столе. Голова ее покоилась на подушке. Отец сидел на старом клетчатом диване — охранял. Клэр тихонько повернулась с боку на бок. Потом села в машину и проехала сорок миль до Сан-Франциско, где назавтра ее ждала работа.

В Канцелярии государственной защиты, предоставлявшей адвокатские услуги неимущим, Клэр работала уже пять лет. Она была одной из двух ассистенток государственного адвоката Альдо Ви, помогавших ему в сборе информации. Каждое утро Ви, Клэр и Шон встречались в кафе на Гиэри-стрит; пока девушки завтракали, адвокат рассуждал об очередном деле. Дока, он прокручивал возможные варианты защиты, рассматривая их под разными углами. В девять тридцать они садились на телефоны, чтобы в беседах со школьными друзьями, любовницами и хозяевами подзащитного раскопать его прошлое. Потом изучали жертву. Даже намек на ее агрессивность в прошлом мог перевернуть дело. Их инструменты — блокнот на виду и скрытый микрофон. Копам с нами не тягаться, говорил Ви. Они были семьей. Клэр знала все о Шон и близких Ви. Когда его жена хворала, она забирала из школы их детей и вместе с ними ехала на слежку. Когда Шон призналась в своем неудержимом влечении к женщинам, на совместном ужине Клэр и Ви разработали для нее «план игры».

На работу Клэр неизменно одевалась в платья пастельных тонов. Важно произвести впечатление домашней беззащитной клуши, говорил Ви, но Клэр подозревала, что ему просто нравится этот образ. В зависимости от собеседника, кольцо ее перемещалось с пальца на палец. Платья представляли ее мужчинам воспитанной неженкой, не способной верховодить. Если кто-нибудь с ней заигрывал, на авансцену выходило кольцо, и Клэр деликатно извещала о том, что беременна. («Ребенком?» — забавно уточнил один опасного вида тип, и она потупилась, скрывая улыбку. Теперь он видел в ней мадонну.) Ее роль предполагала соучастие, она изображала мягкое сострадание, которому чуждо морализаторство. Клэр умела разговорить людей. С женщинами было предпочтительнее беседовать по телефону, поскольку это давало им возможность одновременно заниматься чем-то другим. Если на слежке любопытные соседи стучали в окно ее машины и спрашивали, что ей тут нужно, Клэр неопределенно кивала на дом: «Мой дружок там пьянствует. Надо его вытащить. Вот, пасу». — «Ох, милая! Может, чем помочь?» — «Да нет, спасибо». Она бы выпила кофе, но тогда захочется писать. Слежка требовала постоянного внимания и к концу дня вусмерть изматывала.