Прислушайся, дорогая. Ты слышишь меня сквозь этот шум? Я пришла попросить у тебя прощения.
Пожалуйста, прости меня за то, с каким лицом я тебя встретила, когда ты вернулась в Сеул с третьим ребенком на руках. Тот день, когда ты с ужасом и изумлением взглянула на меня и жалобно выдавила из себя приветствие, тот день тяжким грузом тяготит мое сердце. Почему так произошло? Возможно, потому, что ты не собиралась заводить третьего ребенка? Или же ты стеснялась рассказать мне, что родила третьего ребенка, когда твоя старшая сестра еще даже замуж не вышла? По какой-то причине ты скрыла тот факт, что родила третьего ребенка в далекой заморской стране, пережив в одиночестве непростой период, когда беременную женщину одолевает утренняя тошнота, и рассказала нам обо всем только перед самым рождением ребенка. Я ничем не помогала тебе, когда ты родила этого ребенка, но, когда ты вернулась обратно, я спросила:
— И о чем ты только думала? Теперь у тебя трое детей, о чем же ты думала?
Прости меня, моя дорогая. Я прошу прощения у малыша и у тебя. Это твоя жизнь, и ты моя дочь, женщина, обладающая удивительной способностью сосредоточиваться, когда возникают проблемы. И конечно, ты нашла решение своей проблемы. Я на мгновение забыла, какая ты, сказав тебе об этом. И я сожалела обо всех своих недовольных гримасах, которые появлялись на моем лице каждый раз, когда мы виделись после твоего возвращения из Штатов. Ты была так занята. Время от времени я навещала тебя, и ты всегда была занята, ухаживая за детьми. Ты подбирала одежду, кормила их, ставила на ноги упавшего ребенка, брала ранец с учебниками из рук сына, вернувшегося из школы, обнимала дочь, которая кидалась в твои объятия с криком: «Мама!» Перед тем как лечь в больницу, где тебе назначили операцию по удалению кисты в матке, ты торопливо раскладывала продукты и готовые блюда для детей в холодильнике. Ты и не представляла, как мне стало грустно, когда, оставшись с детьми в вашем доме, я открыла дверцу холодильника. Еда для детей на четыре дня была аккуратно расставлена по полочкам. Ты объясняла мне: «Мама, завтра дай им еду с верхней полки, а затем то, что лежит ниже…» — в то время как твои глаза ввалились на сильно исхудавшем лице. Ты человек, который всегда сам принимает решения. Именно поэтому я и спросила тогда: «И о чем ты только думала, когда рожала третьего ребенка?» В ночь перед больницей я собрала одежду, которую ты оставила около ванной, отправившись принять душ. Твоя рубашка с потрепанными рукавами была усеяна каплями сливового сока, швы мешковатых брюк расползались в нескольких местах, а бретельки старенького лифчика казались пушистыми от множества зацепок, и я даже не могла сказать, какой узор когда-то украшал твое скомканное нижнее белье. Цветы, капли воды или медвежата? Оно было испещрено цветными пятнами. Ты всегда, в отличие от сестры, была аккуратна. В детстве ты чистила свои белые туфли, если на них появлялось хоть крошечное пятнышко грязи. Я не могла понять, зачем ты так долго и усердно училась, чтобы теперь жить такой жизнью. Моя любовь, моя доченька. Я вспомнила, что ты любила маленьких детей, когда была девочкой. Ты могла без колебаний отдать соседскому ребенку лакомство, которое сама хотела попробовать. В детстве, увидев плачущего ребенка, ты тут же подбегала, чтобы вытереть ему слезы и обнять его. Я совсем забыла, какой ты была. Меня расстраивало, что ты носишь старую одежду, собираешь волосы в простой хвост и, сосредоточившись исключительно на детях, даже не думаешь возвращаться на работу. Я вспоминаю о тех временах, когда спрашивала тебя: «И как ты можешь так жить?» — в то время как ты мыла пол в спальне. Прости меня за те слова. Хотя тогда ты, похоже, не понимала, о чем я говорю. В конце концов, я просто перестала приходить в твой дом. Я не могла смотреть, как ты живешь, имея прекрасное образование и талант, которому многие завидовали. Моя милая доченька! Ты замечательно справляешься со всеми жизненными испытаниями и смело идешь вперед по жизни, но порой я очень сердилась из-за твоего выбора.
Милая.
Пожалуйста, помни, что ты всегда была для меня источником радости. Ты — мой четвертый ребенок. Я никогда не рассказывала тебе об этом, но, если честно, ты — мой пятый ребенок. До тебя у меня родился мертвый мальчик, которого приняла твоя тетя. Но он не закричал. И не открыл глаза. Это был мертворожденный ребенок. Твоя тетя сказала, что нам надо нанять кого-нибудь, чтобы похоронить младенца, но я отговорила ее. Твой отец тогда был в отлучке. Четыре дня я лежала в своей комнате вместе с мертвым младенцем. Стояла зима. По ночам хлопья падающего снега отражались на темно-красной бумаге окна. На пятый день я поднялась, положила мертвого младенца в глиняный горшок, отнесла в горы и похоронила. Замерзшую землю копал не твой отец, а совсем другой человек. Если бы ребенок родился живым, у тебя сейчас было бы трое старших братьев. А затем я одна родила тебя. Имелись ли на то причины? Нет. Нет. Когда я сказала, что рожу тебя сама, твоя тетя ужасно обиделась. Я говорю это только сейчас, но тогда я гораздо больше боялась снова родить мертвого младенца, чем самостоятельно пройти через родовые муки. Я никому не хотела этого показывать. Я решила, что, если ребенок снова родится мертвым, я должна буду похоронить его и больше уже никогда не спускаться с горы. Когда начались схватки, я не сказала твоей тете, сама принесла в комнату горячей воды и усадила твою тогда еще совсем маленькую сестру у своего изголовья. Я даже не могла кричать, потому что боялась, что рожу мертвого ребенка, а кто-нибудь об этом узнает. Но вот родилась ты, теплая и живая. Когда я шлепнула тебя по спине, прежде чем вытереть насухо, ты разразилась криком. Глядя на тебя, твоя сестра радостно засмеялась. Она назвала тебя малышкой и ласково погладила твою нежную щечку. Опьянев от радости, я даже не чувствовала боли. И только чуть позже ощутила, что у меня весь язык в крови. Вот так ты появилась на свет. Ты была маленьким человечком, который пришел в этот мир и избавил меня от страдания и страха перед рождением еще одного мертвого ребенка.
Милая.
С тобой я, наконец, смогла делать то же, что и другие мамы. Я кормила тебя грудью более восьми месяцев, потому что у меня было очень много молока. Ты первой в нашей семье пошла в детский сад, и вместо обычных резиновых калош я купила тебе теннисные туфли. И конечно же я сделала для тебя именной жетон, когда ты пошла в школу. Это были первые буквы, которые я написала в своей жизни. Я так долго тренировалась, чтобы научиться писать твое имя. Я приколола к твоей форме носовой платок и именной жетон, на котором лично написала твое имя, и сама отвела тебя в школу. Ты не можешь понять, что в этом особенного? Но для меня это значило очень много. Когда Хун Чол пошел в начальную школу, я не сопровождала его, опасаясь, что там придется что-нибудь подписывать, и отправила с ним твою тетю. Я до сих пор слышу, как твой брат ворчит, что все одноклассники пришли с мамами, а ему пришлось идти с тетей. Когда твой другой брат пошел в школу, я отправила с ним Хун Чола. И твою сестру в первый класс тоже сопровождал Хун Чол. И только для тебя одной я поехала в город и купила ранец и платье с рюшами. Я была так счастлива, что способна на самостоятельный поступок. Я попросила того мужчину сделать для тебя маленький письменный стол. У твоей сестры не было своего стола. Она до сих пор время от времени вспоминает об этом и говорит, что у нее такие широкие плечи, потому что ей приходилось делать уроки, скрючившись на полу. Я гордилась тобой, наблюдая, как ты занимаешься за своим письменным столом. Когда ты готовилась к поступлению в колледж, я упаковывала для тебя обед. Когда ты допоздна задерживалась в школе, готовясь к экзаменам, я дожидалась тебя у входа в школу и провожала домой. И ты доставляла мне огромную радость. Ты была лучшей ученицей в нашем поселке.