Пляжная музыка - читать онлайн книгу. Автор: Пэт Конрой cтр.№ 171

Вечером после суда отец председательствовал на официальном ужине с местными чиновниками и их женами, которые собрались в нашем доме, чтобы организовать фонд помощи молодому политику Эрнесту Холлингсу, намеревавшемуся баллотироваться на пост губернатора штата Южная Каролина. Новость об исчезновении Калабрезе уже дошла до Уотерфорда, и шериф предложил, чтобы наш дом неделю-другую охранял его помощник. Поскольку отец чувствовал себя в полной безопасности в родном городе, то нисколько не беспокоился. Но мать очень тревожилась и, приготовив в тот вечер ужин, проверила все подходы к дому и втайне от мужа позвонила шерифу узнать, что слышно о пропавшем учителе. Она тогда была на шестом месяце беременности — носила под сердцем моего младшего брата Джона Хардина — и считала, что интуитивно знает гораздо больше мужа об отношении сельского белого населения к вопросу о десегрегации в школах. Она отправила сыновей в постель пораньше и тщательно проверила все задвижки на окнах. В тот день мы с братьями заметили, что она разбила в раковине стаканы для желе и разложила на перилах веранды зазубренные осколки. Пока мать укрепляла оборону, отец спал. Под действием бурбона он еще больше уверился в собственной правоте и еще меньше волновался по поводу исчезновения Калабрезе.

Из-за «Джека Дэниелса» отец встретил вечер, ни о чем не беспокоясь, а из-за «Джима Кроу» [185] Люси уложила братьев и меня в одной спальне, а для надежности оставила Чиппи охранять дверь.

Люси накрыла стол по всем правилам и теперь смотрела, как ее томные, уверенные в себе гости перетекали в столовую навстречу соблазнительным запахам жареных корнуэльских кур, дикого риса и турнепса. Она видела, как в ярком сиянии канделябров мужья Бекки Траск и Джулии Рандель выдвинули стулья и дамы элегантно уселись на них, точно бабочки на пионы.

Я проснулся, услышав, как Чиппи соскочила с моей кровати и, подбежав к окну, уставилась в темноту. Чиппи ощетинилась и глухо зарычала. Я поднялся, подошел к собаке, выглянул в окно, но ничего не увидел в ту безлунную ночь. Однако мне никак не удавалось успокоить Чиппи.

— Все нормально, Чиппи, — говорил я, но вздыбленная шерсть на спине собаки говорила обратное, и мои слова ее не убеждали.

Неожиданно внизу раздался звон разбитого стекла. В окно нижнего этажа влетел кирпич и приземлился прямо на обеденный стол. За первым кирпичом последовали другие, и я услышал вопль Бекки Траск, когда один из кирпичей угодил ей в плечо. И тут, спасаясь от дождя камней и в панике переворачивая стулья, гости рванули к выходу. Во все стороны полетели полусгоревшие свечи, и отец, прижатый к мэру города, вдруг услышал из темноты чей-то голос.

— Мы убьем тебя, судья! Мы прикончим тебя, любитель черномазых!

Затем раздался ружейный залп, в окно полетел град пуль, и я услышал женский визг и крики мужчин, призывающих к ответным действиям. Потом я услышал выстрел прямо под своим окном, и мне показалось, что кто-то с крыльца, прямо подо мной, ведет прицельный огонь.

— Они сейчас перестреляют нас всех, как собак! — заорал мэр на моего отца.

И тут снова прозвучал выстрел, теперь в сторону двора, и нападающие стали убегать, исчезая в ночи. Вдали завыла полицейская сирена, а бедная Чиппи, запертая в спальне, истерически залаяла в ответ.

Гости все еще молча лежали на полу, когда неожиданно на пороге появилась какая-то тень, а потом в неверном свете свечей возникла Люси. Она, ни слова не говоря, поставила дымившуюся винтовку на ее законное место в кладовке возле двери.

Мать понимала натуру белых жителей графства Риз лучше, чем отец, несмотря на все его ученые степени и умение тонко разрешать скрытые юридические разногласия. Люси не только приготовила ужин, но и зарядила винтовку на случай, если явятся незваные гости, чтобы причинить вред ее семье. Она стреляла с бедра, открыв входную дверь, и убила бы каждого, кого застала бы на темной веранде.

Этот инцидент был первым в череде многих других эпизодов, после которых Уотерфорд начал пересматривать свое отношение к моей матери.

В детстве мы с братьями не раз слышали рассказ о тех ночных налетчиках. Отверстия от пуль в столовой, на стенах и в каминной полке, решили не заделывать. Эти отверстия стали священным напоминанием о том, что наш отец был достаточно мужественным, чтобы иметь собственные убеждения, и ему было крайне важно отстаивать нечто, обладавшее для него высочайшей ценностью, в обществе, которое позорит себя, идя на поводу худших своих инстинктов. Они напоминали нам об отце, которым мы могли гордиться, хотя, по правде говоря, такого отца мы почти не помнили. Пули, застрявшие в трех колоннах веранды после неожиданного залпового огня из винтовки Люси, также стали уроком для нас, ее детей, уроком и предупреждением для всех, кто задумал подойти к нашему дому с недобрыми намерениями. Суд над Калабрезе стал минутой славы моего отца.

Я вспоминал о тех славных днях, глядя, как губернатор Дик Рили взял Люси за руку и под аплодисменты толпы повел ее вниз по лестнице. Неплохо для деревенской девчонки, думал я, глядя, как Стром Термонд целует маме руку, а Эрнест Холлингс пытается обогнать епископа Антеркофлера, чтобы попасть под объективы камер. Группа «Ред клэй рамблерз» запела «Tennessee Waltz», и Джо Рили, мэр Чарлстона, повел Люси танцевать, а за ними потянулись и другие пары. Ти заставил Ли отложить видеокамеру и пригласил ее на танец с «любимым дядей». К концу вечера Ли успела перетанцевать с половиной уотерфордских мужчин и даже почувствовала легкое головокружение, попытавшись соотнести калейдоскоп лиц с историей своих родителей в этом маленьком городке, двускатные крыши которого она видела через плечо своих постоянно меняющихся партнеров. И я с тайной улыбкой смотрел, как ее кружат в танце добродушные мужчины, выросшие возле этой реки и прошедшие через нашу с Шайлой жизнь.

Когда «Рамблерз» начали исполнять пляжную музыку времен моей славной юности, я положил поварской колпак среди тарелок с дымящейся пастой и выбежал из помещения, чтобы пригласить маму на танец. Песня «Green Eyes» в исполнении Джимми Рикса и «Рейвенз» перенесла меня в лето 1969 года, когда я вместе со своими лучшими друзьями мчался ночью по окаймленному кипарисами шоссе номер 17 в новой машине Кэйперса, «импале» с откидным верхом, и наша восьмерка, прикладываясь к бутылке, распевала во все горло под включенный на полную мощность радиоприемник, а в лицо нам била струя свежего воздуха, напоенного ароматом водяных лилий на черной реке Эдисто.

Мы с мамой кружились в лучах солнца под аплодисменты гостей, Ли снимала нас на камеру, а я напевал слова песни своей прекрасной партнерше. Я закрыл глаза и, прислушиваясь к ритму мелодии, представил себе, что на моем плече лежит уже не рука матери, а рука Шайлы и под ногами была уже не трава, а как много лет назад — деревянный пол дома Миддлтонов, раскачивающегося под натиском танцующих вместе с нами атлантических волн. То было время, когда наша любовь только зарождалась и нам еще предстояло достичь согласия, а смех Шайлы на фоне испуганных криков одноклассников был своего рода залогом достигнутой договоренности и обещанием, что все еще впереди. В ту ночь Шайла каждым брошенным на меня взглядом писала песню любви. Шайла разожгла огонь в моей крови — огонь, подобный тому, что Прометей украл у богов. Любовь к Шайле отличалась от чувства, что я испытывал, танцуя с мамой, и все же их роднила чистая энергия, возникшая в моей душе. Мысленно соединяя женщину, что подарила мне жизнь, и женщину, что подарила жизнь моей прелестной Ли, снимавшей нас на видеокамеру, я чувствовал священный трепет. Что может быть прекраснее, чем танец сына с матерью, первой красавицей маленького городка?! Вот о чем я думал тогда, пытаясь пойти дальше в своих размышлениях. Мне повезло, что я мог любить Люси чистой, неиспорченной любовью, потому что лицо ее было лицом моей матери и другой у меня никогда не было и не будет. Слово «мама» применимо только к одной-единственной женщине на земле, и мне вдруг стало больно оттого, что когда-то эта женщина постеснялась выразить мне свою любовь, вынудив стать беженцем. На примере Люси с ее невероятно сложным характером я понял, что матери могут являться нам в самых разных обличьях. И тут неожиданно меня кто-то похлопал по плечу, оторвав от грустных мыслей. Обернувшись, я увидел Далласа, который тоже хотел потанцевать с матерью, а за ним уже выстроились в очередь Ти и Дюпри. После, потанцевав с каждым из нас, Люси имела право осчастливить остальное мужское население Уотерфорда. Я осмотрелся по сторонам и увидел, что отец, переходя от одной группы к другой, взял на себя роль неофициального распорядителя. Сыновья не спускали с него глаз и, поделив место торжества на квадраты, руками подавали друг другу сигналы, когда отец менял дислокацию. Насмотревшись за свою жизнь на отца в состоянии опьянения и зная, какой непоправимый ущерб он может причинить своим нетрезвым вторжением, я постепенно начал понимать, почему во время войны караульных, уснувших на посту, расстреливали. На моих глазах отец погубил с десяток вечеринок не хуже этой.