Man and Boy, или Мужчина и мальчик - читать онлайн книгу. Автор: Тони Парсонс cтр.№ 54

В общем, что я хочу сказать: она мне нравилась.

Но я не понимал, кем я должен для нее стать: другом или отцом, ласковым и снисходительным или суровым, но справедливым. Когда у твоей возлюбленной есть ребенок, все идет совершенно не так, как в кино. И если кто-то этого не понимает, значит, романтическое кино не пошло ему на пользу.

Сид вернулась в комнату с вымытой и переодетой Пегги, готовой к свиданию со своим отцом. Они собирались отправиться в «Пиццу Экспресс». Девочка вскарабкалась ко мне на колени и поцеловала меня. Она пахла мылом и детским шампунем «Тимотей».

Ее мама взъерошила мне волосы.

— О чем ты думаешь? — спросила она у меня.

— Ни о чем…

Глаза Пегги расширились от возбуждения, когда она услышала звук мотора мощного мотоцикла, тормозящего возле дома.

— Папа! — радостно воскликнула она, слезая с моих коленей, и я вдруг почувствовал укол ревности, который застал меня врасплох.

Из окна мы смотрели, как Джим Мейсон припарковывает здоровенный мотоцикл «Бэ-Эм-Вэ» и слезает с него, задирая ногу, как будто спрыгивает с лошади. Потом он снял шлем, и я увидел, что Сид говорила правду: этот ублюдок был очень красив, особенно впечатлял его точеный подбородок и короткие, густые, вьющиеся волосы. Он напоминал изображение на римской монете или манекенщика. Одного из тех, кто любит девушек и пользуется у них успехом.

Я всегда почему-то надеялся на то, что в нем будет что-нибудь от Гленна — этакого увядающего красавчика, чьи годы, когда он разбивал сердца, уже позади. Но этот, напротив, был еще в самом соку.

Он посмотрел на нас снизу вверх и помахал рукой. Мы помахали ему в ответ.

Встречаясь с бывшим мужем своей партнерши, чувствуешь неловкость и замешательство. Ты в курсе самых интимных подробностей его жизни, но до сих пор его не видел. Ты знаешь, что он поступал неправильно, поскольку тебе об этом много рассказывали, а также потому, что, если бы он поступал правильно, ты теперь не встречался бы со своей партнершей.

Встреча с человеком, которого она любила до тебя, должна быть похожа на поездку по ухабистой дороге. Но для меня знакомство с Джимом не стало большой встряской. Я легко отделался, ведь у них с Сид было еще слишком много общих нерешенных проблем.

Он вошел в квартирку, большой и красивый, одетый в сверкающую кожу, с лучезарной белозубой улыбкой, и стал щекотать свою дочку, пока она не взвыла. Мы пожали друг другу руки и обменялись ничего не значащими репликами о том, как трудно парковаться в этом районе. Сид бесстрастно наблюдала за ним, и ее лицо было похоже на сжатый кулак.

— Как Мем? — поинтересовалась она.

— Нормально. Передавала тебе привет.

— Я уверена, что не передавала. Но все равно спасибо. А как у нее дела на работе?

— Хорошо, спасибо.

— У стриптизерш сейчас дела идут неплохо, верно?

— Она не стриптизерша.

— Разве?

— Она эротическая танцовщица.

— Примите мои извинения.

Джим посмотрел на меня с ухмылкой, как бы говоря: «Ну что тут поделаешь?»

— С ней всегда так, — сказал он, как будто мы с ним были друзьями, и он привык жаловаться мне на жизнь.

Пегги вернулась в комнату с детским мотоциклетным шлемом и улыбкой до ушей в предвкушении поездки. Она поцеловала маму и меня и взяла отца за руку.

Из окна мы наблюдали, как Джим осторожно усадил дочь на мотоцикл и надел ей на голову шлем. Устроившись позади нее, он столкнул машину с места, завел мотор и поехал по узенькой улице. Сквозь горловой рокот мотоцикла слышны были восторженные вопли Пегги.

— За что ты его так ненавидишь, Сид?

Она на секунду задумалась.

— Я думаю, за то, как он со мной расстался. Однажды по дороге с работы он повредил ногу в очередной аварии, я думаю, его задело такси, его всегда задевают такси, и лежал на диване, когда я пришла. Я нагнулась над ним, просто чтобы посмотреть на его лицо, потому что мне всегда нравилось смотреть на его лицо, и он произнес имя девушки. Вслух. Имя этой девушки из Малайзии, из-за которой он меня бросил.

— Он разговаривал во сне?

— Нет, — ответила Сид. — Он делал вид, что говорит во сне. Он уже давно решил, что бросит нас с Пегги. Но у него не хватило смелости сказать мне об этом, глядя прямо в глаза. Он сделал вид, что произносит ее имя во сне. По-другому ему не удавалось сбросить эту бомбу — сообщить мне, что он уже собран чемоданы. И это было так трусливо, так жестоко и так типично для него…

У меня были другие причины ненавидеть Джима — отчасти благородные, отчасти нет. Я ненавидел его за то, что он так гадко обошелся с Сид, и я ненавидел его, потому что он был красивее меня. Я ненавидел его, потому что ненавидел всех родителей, бросивших своего ребенка, как будто ребенок — это хобби, которым можно заняться или перестать заниматься по своему желанию. Значит, я думал, что Джина поступила так же? Иногда. Особенно в те редкие дни, когда она не звонила и я знал — точно знал, — что она весело проводит время с Ричардом.

А еще я ненавидел Джима потому, что чувствовал: Сид он по-прежнему небезразличен. Когда она сказала, что ей всегда нравилось смотреть на его лицо, я понял, что любовь и привязанность еще не ушли окончательно и Сид по-прежнему мучается. Может быть, она уже не любила его так, как раньше, может быть, все уже зарубцевалось и переродилось во что- то другое. Но он все еще был ей небезразличен.

Полагаю, мне надо было испытывать к нему благодарность. Если бы он был верным, любящим мужем, знавшим, как с честью носить свои кожаные штаны, и если бы он не «подсел на бамбук», тогда Сид была бы с ним, а не со мной. Но я не испытывал никакой благодарности.

Пусть только привезет Пегги домой из «Пиццы Экспресс» в целости и сохранности, и тогда я буду счастлив, если он врежется на своем мотоцикле в автобус и его красивое лицо размажется по Эссекс-роуд. Он обошелся с Сид так, как будто она пустое место. И это достаточное основание для того, чтобы ненавидеть его со всеми его потрохами.

Но когда Пегги вернулась домой с нелепой мягкой игрушкой размером с холодильник, вся перепачканная пиццей, я понял, что у меня есть и другая, куда более эгоистичная причина для ненависти.

Даже не пытаясь противопоставить себя ему, я понимал, что никогда не буду значить для Пегги так же много, как он. Вот что было больнее всего. Даже если он будет навещать ее раз в полгода, а в остальное время шататься бог знает где, он навсегда останется ее отцом.

Именно поэтому у нее голова шла кругом от радости. Не от мотоцикла, не от пиццы, не от дурацкой игрушки размером с холодильник. А от того, что он ее отец.

Я понимал, что смог бы жить вместе с этим напоминанием о том, что Сид трахалась с другим мужчиной. Я смог бы даже полюбить это напоминание. Я мог бы поспорить с мотоциклом, с гигантской мягкой игрушкой и с лицом покрасивее, чему меня.